мы читаем В нем тихую, глубокую печаль! В сомненье двор; и многие страшатся, Король без сна проводит часто ночи, И королева-мать страдает.
Карлос
Мать!
О Боже, дай мне силу простить тому, Кто матерью ее мне сделал.
Доминго
Карлос
(одумавшись)
Мне счастья нет от матерей моих.
Мой первый вздох, мой первый взгляд на жизнь
Был смертью матери.
Доминго
Возможно ль, принц, Чтоб совесть вам такая мысль терзала?
Карлос
Другая мать… О, уж давно лишила Меня любви родительской она. Он был всегда холодным, лик отца, Но все единый сын мог быть приметен! Теперь у них есть дочь. — А как узнать, Что в глубине грядущего таится?
(Дмитрий Самозванец)
Архиепископ Гнезенский
Наш бурный сейм счастливо приведен К желанному концу; король и штаты Согласны меж собой; обезоружить Спешит себя покорное дворянство, Рассеяться готов упорный Рокожь! И государь дает святое слово Исполнить все по жалобам правдивым!.. Спокойствие внутри, и мы свободны Теперь склонить ко внешнему вниманье. Угодно ли верховным штатам будет, Чтобы Димитрий-князь, который ищет, Как Иоаннов сын, венца России, Сам предъявил перед высоким сеймом Свои права на русскую державу?
Краковский кастеллан
Нам честь велит, велит нам справедливость Не отвратить от слов его вниманья.
Епископ Вермелаидский
Он доказательства на право царства Представил нам — рассмотрены они; И выслушать его нам можно!
Многие из депутатов
Леон Сапиега
Не выслушать — признать! Одно и то же!
Одовальский
Но вправе ль мы, не выслушав, отвергнуть?
Архиепископ Гнезенский
На что ж согласен сейм? Принять иль нет? Я спрашиваю вас в другой раз — в третий! Принять Димитрия иль нет?
Пускай он явится!
Сенаторы
Пусть говорит!
Депутаты
Мы слушаем!
Леон Сапиега
Но запишите, канцлер! Что я сему решению противлюсь! Я говорю: оно зажжет войну Между Москвой и Польскою державой.
Архиепископ Гнезенский
Димитрий-князь, быть может, изумляет Тебя сей блеск собравшихся чинов! И робость твой язык сковать готова! Скажи — сенат тебе благоволит, И волен ты посредника избрать! Пусть будет он на сейме твой ходатай!
Димитрий
Преосвященный! Я наследник трона!
Пришел искать отцовския державы.
Мне ль трепетать перед народом храбрым,
Перед его монархом и сенатом!
Я не бывал в кругу столь знаменитом —
Но вид его меня воспламеняет,
А не страшит. Чем судии достойней,
Тем легче мне и к ним идти на суд!
Что ж может быть знатней того собранья,
Где я теперь? Державный государь!
Епископы, вельможи, палатины,
Республики верховны депутаты,
Я признаюсь: дивит меня мой жребий!
Кто б мог мечтать, что Иоаннов сын
Придет искать суда на польском сейме?
Вражда и брань мутили оба царства!
И кровь лилась при жизни Иоанна.
Но Божий суд решил теперь иначе:
Я, кровь его, с младенческих пелен
К вам ненависть питавший, к вам являюсь
С мольбами. Прав на древний трон Москвы
Ищу в Литве. Забудьте, что случилось!
Входил войной в литовские пределы.
Я здесь стою, лишенный трона царь;
Защиты мне! Права гонимых святы,
Покорны им высокие сердца!
И в мире кто быть может справедливым,
Когда народ свободный им не будет!
Лишь пред собой он, в совершенстве силы,
Дает отчет, покорный беспредельно
Лишь человечества прекрасной власти.
Архиепископ Гнезенский
Себя царем Москвы ты именуешь? Твои слова, твой благородный вид С отважностью сих замыслов согласны! Но убеди нас прежде, и тогда Республика твоим правам священным Не изменит. Ей с русскими сражаться Не в первый раз. В союзе и вражде Она всегда была великодушна.
Die Schuld von Adolf Mullner [«Вина» Адольфа Мюльнера]
[Ц
Жена К.(вериндура)1, беременная, слабая здоровьем, должна была ехать в южный климат. Она поехала в Испанию, но для безопасности переменила имя и приняла фамилию немецкого католического дома2. В Испании подружилась она с женою Валероса*. Лаура имела сына и была опять беременна4. Вместе с графинею Сальм5 поехала она к водам Барежским6. Встреча с цыганкою и предсказание последней7, оскор¬бленной отказом донны Валерос, у которой она просила милостыни, побудило суеверную мать уступить своего сына графине Сальм, лишив¬шейся своего и боявшейся горести отца, еще не знавшего о сей потере. Они расстались. Графиня Сальм уезжает в Швецию, не открыв своего настоящего имени. Умирая, открывает она своему мужу, что Гуго не его сын. Но он последний в сем доме. Указом короля он утверждается во всех правах Квериндуров. Отец при смерти открывает тайну сию свое¬му сыну. Непобедимое стремление влечет его в Испанию. Он дружит с Карлосом, влюбляется в его жену, страсть доводит его до убийства, он женится на Эльвире и уезжает с ней в Швецию. С тех пор спокойствие его исчезло. Несколько времени прошло в сем бедственном положе¬нии, и Эльвиру и Гуго мучило взаимное преступление: одну любовь не¬дозволенная, другого убийство. Страсть их была мучение, сын Карлоса был беспрестанным напоминанием.
[И]
Действие трагедии начинается в тот день, в который за несколько времени свершилось убийство. Гуго на охоте, время бурное, осеннее, уже темно. Эльвира одна. Перервавшаяся струна возбуждает в ней су¬еверный ужас. Эрна8, сестра Гуго, пытается ее успокоить. Я виновна, говорит Эльвира, я любила его при жизни Карлоса; я должна боять¬ся. Между тем сказывают о прибытии иностранца. Это Валерос. Эль¬вира велит его проводить в особую комнату, и посылает к нему сына, и не хочет его видеть до прибытия мужа. Она тревожится, что графа нет; все сбираются его отыскивать. Наконец он возвращается. Эльвира, из¬мученная своим беспокойством, не может его встретить, он идет в свою комнату, туда приходит к нему Эрна. Ей поверяет он тайну своего рож¬дения. Она спешит сказать об этом Эльвире, в которой пробуждается ревность. Она делает упреки своему мужу, это пробуждает воспомина¬ния об Карлосе, и в эту минуту входит Валерос, который приводит в ужас Гуго своим сходством с убитым. Он рассказывает о причине, при¬ведшей его в Швецию: не что другое, как мысль, что сын его умерщ¬влен и что должно отмстить. Все сие страшно поражает Карлоса9 и про¬буждает в старом Валеросе подозрение.
В начале второго акта Валерос с мальч.(иком) опять входит в комна¬ту, в которой многие испанские виды пробуждают в нем мысли об Ис¬пании и о том, что было. Отто рассказывает ему о дружбе Гуго и Карло¬са. Он чувствует к нему любовь и отвращение. В разговоре с Гуго узнает он от последнего, что он любил Эльвиру прежде смерти ее мужа. Вхо¬дят Эрна и Эльвира. Тут Валерос узнает, что Эрна не сестра Гуго, рас¬сказывает собственную историю — Гуго брат Карлоса. Он признается в убийстве и говорит в отчаянье, что хочет предать себя правосудию10.
До сих пор все прекрасно, хотя происшествия, на которых основа¬на трагедия, весьма невероятны и проистекают из сверхъестественно¬го. Но сие невероятное и сверхъестественное в прошедшем; оно еще до¬пущено быть может.
Развязка чрезвычайно запутана. Эрна, чтобы удержать Гуго от ис¬полнения отчаянного предприятия, пишет письмо в столицу, в кото¬ром требует от имени брата начальства над армиею. Эльвире предла¬гают разлуку с мужем. Эльвира не соглашается на это и подозревает Эрну. Гуго с жаром принимает предложение Эрны, но в нем действу¬ет бешенство, он помышляет только об убийстве и, наконец, о преда-тельстве11. Валерос приходит к Гуго с бешеным предложением поедин¬ка, он отказывается, отец хочет его заколоть, Эльвира его останавлива¬ет, наконец он приходит в себя и снимает с сына проклятие. В эту ми¬нуту он чувствует спокойствие, и мысль умертвить себя в нем рождает¬ся. Эльвира это угадывает. Валерос воображает, что сын его с ним уедет в Испанию. Но он говорит двусмысленно о поездке… посылает отца успокоить Эрну. Остается один с Эльвирою.
Приходит к ним сын, рассказывает свой сон пророческий12. Они от¬правляют его, поручив ему отдать Эрне грамоту, которою утверждает¬ся она в наследстве имения Квериндуров. Остаются одни. Эльвира себя закалывает, за нею Гуго. Валерос, Эрна и отец11 приходят быть свиде¬телями их смерти.
[Ш]
Все сии запутанные, не принадлежащие к главному действию про¬исшествия уничтожают впечатление, которое должно на зрителя про¬извести страдание виновного. Гуго убийца — доселе скрытый! Призна¬ние перед отцом обнаружило его вину; оно некоторым образом облег¬чило совесть; но он уже разлучен навеки со всеми своими, наиболее с
Эльвирою. Он лишен всего земного. Только в смерти его примирение. Он не должен думать ни о прощении, ни о жизни. Мысль лишить себя жизни должна поселиться в душе его в минуту открытия, и только с та¬кою мыслью может он искать примирения. Эльвиру должен он поми¬рить с собою и с тенью мужа — для этого разлука и жизнь, посвящен¬ная Богу и раскаянию; отцу должен он смертью заплатить за умерщвле¬ние сына; но сею же смертью купить его благословение; Эрне возвра¬тить того друга, коего она имела прежде. Вот последние его действия. И все это должен он сделать по собственному побуждению, повинуясь страждущей совести.
Последний акт должен быть весь посвящен сему главному просто¬му чувству. Узнав судьбу свою, как Эдип14, Гуго велит всем удалиться: для него одно ясно: смерть но открытии сего как буря на него обруши¬лась; и все опять приведены в оцепенение. И четвертый акт начина¬ется тем, что Гуго один, в том же оцепенении, в котором его оставили. Ночь: близко полночь, начинается буря, и молнии видны в одну боль¬шую растворенную дверь, которая над самым морем1*. Первая прихо¬дит Эрна. Гуго с твердым спокойствием говорит о судьбе своей, о преж¬нем, о ходе Промысла, двусмысленные слова — Эрна предлагает вой¬ну; он говорит с энтузиазмом, велит позвать отца; требует его благосло¬вения на путь, прощается с ними и велит позвать Эльвиру.
Чувство любви чисто — говорит он Эльвире16.
Признание Эрне в сцене свиданья на гробе; ревность мужа — встре¬ча с Эрною Эльвиры. Эрна извиняет, не ревность, а страх17.
Молния раздвояет небо. Гуго уговаривает Эльвиру ехать в Рим, мо¬лить папу.
При слове Эрны о его бедах на минуту забывается — Валерос гово¬рит о мщении за сына вместе с Гуго и произносит проклятие18.
Дорваль и Геронт
Геронт. Давай играть и не говори об нем более ни слова. Дорваль. Но он тебе племянник.
Геронт (с живостью). Нет! Он дурак, сумасшедший, игрушка своей жены, жертва своей суетности!
Дорваль. Надобно быть снисходительнее, мой друг, снисходительнее!
Геронт. А ты с своею флегмою сведешь меня с ума.
Дорваль. Я говорю для твоей же пользы.
Геронт. Не трудись! Возьми пул и сядь (садится).
Дорваль (придвигая стул). Бедный! Мне жаль его. Он совсем потеряется.
Геронт. Вчерашний шах… Дорваль. А ты не выиграешь! Геронт. Увидим.
Дорваль. Я говорю, что ты не выиграешь. Геронт. А я говорю, что ты говоришь вздор. Дорваль. Только его погубишь. Геронт. Кого? Дорваль. Племянника.
Геронт. Я говорю об игре. Садись! Слышишь ли, садись! Дорваль (садится). Я готов играть! Но прежде выслушай меня. Геронт. Будешь ли говорить о д’Аланкуре? Дорваль. Может быть. Геронт. Я не слушаю.
Дорваль. Итак, ты ненавидишь д’Аланкура? Геронт. Вздор! Я не умею ненавидеть… Дорваль. Но если ты не хочешь… Геронт. Перестань! Играй, или я уйду. Дорваль. Дай сказать одно слово, и замолчу. Геронт. Какая мука! Дорваль. Ты богат? Геронт. Богат! Дорваль. И
