первой четверти XIX в. чрезвычайно по-пулярный в Европе и России (см.: Giesemann G. Kotzebue in Russland: Materialicn zu einer Wirkungsgeschichte. Frankfurt a/M., 1971). Женатый на дочери генерала рус¬ской службы фон Эссена, Коцебу быстро завязал деловые отношения с Россией, в 1781 г. получил место секретаря генерал-губернатора фон Бауэра в Петербурге; в 1783 г. был переведен на службу в Остзейские губернии. В 1798 г. получил место директора придворного театра в Вене, но быстро его оставил; в 1800 г., возвраща¬ясь в Петербург, Коцебу был арестован на границе и сослан в г. Курган Тобольской губернии. Однако в ссылке он пробыл недолго: император Павел I, будучи в вос¬торге от его драмы «Старый придворный кучер Петра III», помиловал его и ода¬рил поместьем в Эстонии. По возвращении из ссылки Коцебу был назначен при¬дворным советником и директором немецкого театра в Петербурге. С 1802 г. Коце¬бу стал политическим агентом русского правительства в Германии; реакционность его политических и эстетических взглядов не только дискредитировала его лите¬ратурную деятельность в глазах современников, но и быстро превратила его в оди¬озную фигуру и объект ненависти немецкого студенчества, против академической свободы и увлечения романтизмом которого Коцебу неоднократно резко выступал. Убит студентом Карлом Зандом в Мангейме 23 февраля 1819 г.
Романы, повести и пьесы Коцебу во множестве переводились в России на рубе¬же 1790—1800 гг. Но если в Германии и других европейских странах литературная продукция Коцебу считалась ориентированной на запросы невзыскательной пу¬блики (каковой она и была, см.: ИРДТ. Т. 2. С. 132—136), то в России драматургия Коцебу в период ее наибольшей популярности «(…) вошла в русский репертуар в качестве своего рода оппозиции господствующей культуре й стала в первую очередь московским явлением» (Фельдман О. М. Судьба драматургии Пушкина. М., 1975. С. 126). Увлечение драматургией Коцебу в Москве Ф. Ф. Вигель считал результатом влияния идеологии московского масонства, оплотом которого были возглавляемые И. П. Тургеневым Московский университет и Московский университетский бла-городный пансион, где получил образование Жуковский: «(…) все драматические произведения Коцебу сполна были (…) переведены на русский язык, и ими на¬воднена была здесь русская сцена, тогда как в Петербурге ‘только немцы изредка играли их» (Вигель Ф. Ф. Москва и Петербург // РА. 1983. № 8. С. 159). Успех пьесам Коцебу и их чрезвычайную популярность обеспечила новая, эмоциональная мане¬ра актерской игры, адресовавшейся к чувствам зрителей и вызывавшей активное сопереживание (см.:Жихарев С. П. Записки современника. Дневник студента: В 2 т. Л., 1989. Т. 1. С. 276. Коммент. Л. Н. Киселевой).
По свидетельству А. И. Тургенева, большинство переводов Коцебу исходило из Дружеского литературного общества: «Несколько молодых людей, большею ча-стию университетских воспитанников, получали почти все, что в изящной словес¬ности выходило в Германии, переводили повести и драматические сочинения Ко¬цебу, пересаживали, как умели, на русскую почву цветы поэзии Виланда, Шиллера, Гёте, и почти весь тогдашний немецкий театр был переведен ими; многое принято было на театре московском» (Тургенев. С. 118). Особенности оформления рукопи¬си «Ложного стыда», в которой небольшие фрагменты переписаны рукою Андрея Тургенева, хорошо согласуются с этим утверждением А. И. Тургенева и свидетель¬ствуют о ‘том, что ближайший друг Жуковского этих лет, возможно, бывший даже вдохновителем перевода пьесы «Ложный стыд», принимал в нем непосредственное участие. В свидетельстве А. И. Тургенева заслуживает внимания и тот литератур¬ный ряд, в который поставлено имя Коцебу и в котором оно, по-видимому, воспри¬нималось русской литературной молодежью на рубеже XVHI—XIX вв.: имена Ви¬ланда, Шиллера, Гёте рядом с именем Коцебу не только демонстрируют явную пе¬реоценку творчества последнего, но и подтверждают концептуальностъ противопо¬ставления произведений Коцебу господствующей литературной традиции.
Далеко не случайно и то, что в среде старшего поколения литераторов, из кото¬рой вышли будущие литературные архаисты, драматургия Коцебу вызывала рез¬кий эстетический протест и противопоставлялась русскому трагедийному класси-цистическому репертуару: ср. знаменитую сатиру кн. Д. П. Горчакова (1758—1824), в 1811 г. ставшего членом «Беседы любшелей российской словесности»: «»Гуситы», «Попугай» предпочтены «Сорене» // И коцебятнна одна теперь на сцене» (Поэты-сатирики конца XVIII — начала XIX века. Л., 1959. С. 159; два первых названия принадлежат комедиям А. Коцебу, третье — политической трагедии московского сатирика и драматурга Н. П. Николева (1758—1815) «Сорена и Замир», написан¬ной в строгом соответствии с классицистическим трагедийным каноном).
«Ложный стыд» — это второй перевод Жуковского из Коцебу; летом 1800 г. он перевел повесть «Geprufte Liebe» («Испытанная любовь») из сборника «Die jungsteu Kinder meiner Laune» («Последние плоды моих досугов»), дав ей название «Маль¬чик у ручья»; изд.: «Мальчик у ручья, или Постоянная любовь. Повесть г. Коцебу. Перевод с немецкого». М.: В Университетской тип., 1801, второе изд.: М.: В Уни¬верситетской тип., 1801. Последним крупным художественным переводом Жуков¬ского из Коцебу стала повесть «Ildegerte, Kdnigin von Norwegen. Historische Novelle» (Revel, Leipzig. 1788), изд.: Королева Ильдегерда. Повесть г-на Коцебу. Ч. I—II. М.: Губернская типография у А. Решетникова, 1801 г.; после этого Жуковский пере¬водил только небольшие статьи Коцебу для публикации в ВЕ. О переводах Жу¬конского из Коцебу см.: Резанов. Вып. 1. С. 275—310. См. также комментарии к названным произведениям в т. 8 наст. изд.
О популярности пьесы Коцебу «Ложный стыд» в первые годы XIX в. свиде-тельствует существование синхронного перевода, принадлежащего, но указанию В. И. Резанова, Петру Шварцу (Резанов. Вып. 1. С. 281); его текст см. в изд.: Театр Августа фон Коцебу, содержащий полное собрание новейших трагедий, комедий, драм, опер и других театральных сочинений славного сего писателя. Переведен¬ный с немецкого. М.: В Сенатской типографии у Селивановского, 1801—1806. Ч. 1—16. М., 1802. Ч. 4.
Перевод Жуковского имеет ряд типологических особенностей, которые позво¬ляют выявить причины его увлечения произведениями Коцебу. На макроуровнях текста перевод точен: без изменений остается персонажный состав и действие пье¬сы, никаких композиционных отступлений, крупных сокращений или добавлений перевод не содержит. В том, что касается антропонимов комедии, отклонения ми-нимальны: в афише Жуковский опустил указание оригинала на то, что Советница Флаксланд является второй женой Советника, вместо димннутива имени дочери Советника «Минхен» (Minchen) Жуковский использовал полную форму «Виль-гельмина», диминутив имени воспитанницы Советника «Эмми» (Emmy) заменен в переводе полной формой: «Эмма», имя садовника «Ян» (Jahn) русифицировано: «Иван». Уже одно это свидетельствует о достаточно высокой степени сннтонности оригинального текста драмы Коцебу Жуковскому — в других случаях поэт вел себя в отношении своего оригинала гораздо свободнее. Однако в переводе встречают¬ся некоторые смысловые и образно-лексические отклонения от текста оригинала, которые в целом продиктованы двумя задачами: упрощения стиля (как правило, это ознаменовано значительным сокращением объема синтаксических единиц) и акцентуации нравственно-дидактического содержания комедии (что, напротив, приводит к увеличению объема текста).
Немецкий литературовед Герхард Гизсманн, подробно проанализировавший перевод Жуковского в сопоставлении с оригиналом, отмечает стремление русского переводчика к облегчению сложного синтаксиса Коцебу путем упразднения сти-листических перегрузок, манерных сравнений, многословия в диалогах, избыточ¬ных или слишком пространных синтаксических конструкций и сравнений (текст Коцебу в оригинале цитируется по изданию, которым скорее всего пользовался Жуковский: Kotzebue August von. Sammhmg dramatisher Werke. Leipzig: Kummer, 1791—1798. Bd. 4. Falsche Scham. Ein Schauspiel in vier Akteti. 1798, с указанием но¬меров акта и явления):
Deine Dankbarkeit nimmt einen so holien Schwung, dass ihre Fittiche bereits die Regionen der Liebe zu benihren scheinen (1,6). Твоя благодарность легко может обратиться в любовь.
[Перевод: Твоя благодарность приобретает такой размах, что крылья ее, кажется, досягают возвышенных пределов любви (нем.)].
(…) weil ich mir nicht getraue, in glanzenden Cirkeln durch innern Wert zu ersetzen, was mei-ne Gespielinen an dmseren Flitterstaat vorausha-ben(l,6). Для того, что там станут смеяться над про¬стой моей одеждой.
[Перевод: (…) потому что в блестящем обществе я не надеюсь заменить внутренними до¬стоинствами те наряды, внешней пестротой и праздничностью которых меня превосходят подруги моего детства (нем.)]._
Die vernunftigste unter dem Haufen scheint mir noch die Hofriitinn; ein Canarienvogel un-ter Dompfaffen, (…). Enischliipft ihr zuweilen ihr Waldgesang, so sind es rcine Jiebliche Tone (3,1). _
А всех умнее в этой компании кажется мне советница. Она так любезна, гак приятна.
[Перевод: Самой разумной в этой толпе мне кажется лишь советница; поистине, канарейка среди снегирей, (…). Ее лесная песня, по временам раздающаяся, звучит чисто и сладостно (нем.)]._
Подобное сокращение текста компенсировано переводческими новациями, которые акцентируют морально-дидактический пафос пьесы и распространяют текст перевода в сравнении с оригиналом тавтологически-пояснительными до¬полнениями:
FalscheSham(l,7) Ложный стыд или застенчивость
Kurz, mein Herr, wer einen Mann meines Glei-chen ins Gesichteiner Umvahrheit beschuldigen kann, der verrat zum mindesten — dass er keine Franzose ist (2, 8). Словом, государь мой, когда мужчина скажет другому, что он говорит неправду, то он не француз, и неблагородном мелящий человек.
[Перевод: Короче, сударь, тот, кто способен в глаза обвинить во лжи такого человека, как я, то он, по меньшей мере, не заслуживает (имени) француза (нем.)].
Кроме этого, Жуковский постарался усилить эмоциональное воздействие ори-гинала посредством введения лексических новаций («бедные мои березы» — 1, 5; «растравлять раны (…) сердца» — 2, 8; «бедное сердце» — 3, 9; «добрым моим родите-лям» — 4, 7), или трансформаций, замещающих нейтральные или устойчивые выра-жения более эмфатически насыщенными и эмоционально выразительными: «gute Schwester» — «бедная сестра» (1, 5); «finster» — «печален» (4, 7); кроме того, уже и в этом раннем переводе Жуковского присутствует характерный признак его сти¬левой переводческой манеры, который и впредь будет определять переводческую стратегию лексических замен в большинстве переводных текстов поэта: это посто¬янная замена слов «разум», «рассудок» и «сердце» словом «душа» (подробно об осо¬бенностях перевода комедии «Ложный стыд» см.: Giesemann G. Kotzebne in Russland: Materialien zu einer Wirkungsgeschichte. Frankfurt a/M., 1971. S. 144—149).
В этом первом же из дошедших до нас Законченном драматургическом опыте поэта обнаруживается связь жанровых моделей и проблематики драмы и лирики Жуковского. В отличие от авторского жанрового обозначения «Schauspiel» («пред-ставление» или «драма») русский поэт назвал свой перевод «комедией», однако этот жанровый подзаголовок употреблен в характерном для XVIII — начала XIX в. смысле: в данном случае термин обозначает не более чем пьесу с благополучной развязкой. По сути же это типичный образец «мещанской драмы», повествующей о высоких страстях и добродетелях «маленьких людей». Драматургия Коцебу в на¬чале XIX в. воспринималась как выражение общей тенденции к демократизации театра: в этой связи не случаен и «дотоле у нас неслыханный» успех «весьма ни-
36 — 4488
;6*
чтожных» произведений сентиментальных драматургов Н. И. Ильина и В. М. Фе-дорова, которым ознаменовалось начало первого десятилетия XIX в. (см. об этом: В-игель Ф. Ф. Записки. М., 1928. Т. 1. С. 194); через несколько лет эти драмы будут осмеяны Жуковским в статьях периода «Вестника Европы» и домашней шутливой