заклял духа,
Und der sprach, wie cs hcisst: Который поведал ему следующее*
«Mein VVeib bab ich erstochen. «Я заколол свою жену,
Sie brach den Eid der Treu. Нарушившую супружескую верность.
Schwer ward die Tat gerochen. Мщение за преступление было тяжким:
Ich wird’ vom Fluch nicht frei. Я скован проклятием.
Ein Weib nur kann erlosen Освободить меня от власти духов
Mich von der Geister-Macht, Может только женщина,
Die immer treu gewesen, Которая всегда была верна мужу.
Schickt sie um Mitternacht». Если ты пришлешь ее ко мне в полночь».
Ein jeder Mann nun fragte, [Волшебник] опросил всех мужчин,
Und bar. sein Weib zu Haus. Л те просили своих жен дома [о помощи].
Man denke! keine wagte Но подумать только! ни одна не решилась
Sich zu dem Geist hinaus. Пойти к духу.
() VVeiber! eure Treue О жены! вашу верность
Zerstiebt der Wind wie Sand, Ветром уносит, как песок,
Ihr liebet gern auf s neue, Вы охотно любите вновь и вновь,
Dann reisst der Iiebe Band. А потом разрываете узы любви.
(S. 192-193.)
16 Провор. Желал бы знать, откуда берут люди смелость].. — В тексте оригинала эта реплика Провора, равно как и текст следующей за ней арии «Вся наша жизнь как летний день!..» отсутствуют; реплика и ария являются оригинальными текстами Жуковского. В рукописи оригинальная ария «Вся наша жизнь как летний день!..» сопровождается пометкой: «№ 12».
17 Ария «Любовь — веселие души!..» — В рукописи пометка: «№ 13».
18 Хор «Ругателям награда — бич!..» — В рукописи пометка: «№ 14».
И1 Ария «Красотка шестнадцатилетняя…» — В рукописи пометка: «№ 15».
20 Канон из пяти голосов «Где радость в хижине простая…» — В рукописи помет-ка: «№ 16».
21 Преступник будь наказан ~ Загладится оно!.. — вслед за этим куплетом хора ду-хов в рукописи записан и зачеркнут следующий куплет, вставленный в основной текст несколько ниже, в эпизод сражения между богатырем Калитой и Аешей По-повичем:
Преступникам ужасен Богов бессмертных суд Рукою их сорвется Личина с их чела!
22 Муж мой служил в войске Святослава!.. — Святослав Игоревич (942—972) — ве¬ликий князь киевский, сын князя Игоря и княгини Ольги, правившей за него до его совершеннолетия. Прославился своими походами против хазар (на этот сю¬жет А. Ф. Воейков написал стихотворную повесть «Свегослав» — Иппокрена. 1800. Ч. 4. С. 502—512; см. о ней: Резанов. Вып. С. 22—28) и болгар (на стороне Визан¬тии); успех этого последнего похода был огромным, Святосчав занял множество болгарских городов и имел полную возможность овладеть Болгарией. Во избежа¬ние этого византийский император направил на Киев печенегов, и, пока Святос¬лав сражался с ними, Византия заключила мир с болгарами, так что вернувше¬муся в 971 г. в Болгарию Святославу пришлось сражаться с соединенными сила¬ми болгар и греков. Эта кампания закончилась заключением мира, но на возврат¬ном пути, когда Святослав со своим войском пошел в лодках к Днепровским поро¬гам, он был задержан занявшими пороги печенегами. При второй попытке прой¬ти Днепровские пороги Святослав погиб в битве с печенегами; по преданию, они Сделали чашу из его черепа.
23Ария «Мой Сила прекрасен, как утренний свет!..» — В рукописи пометка: «№ 21».
Коловратно-куриозная сцена между господином Леандром, Пальясом и важным господином Доктором
(«Что делать! О Пальяс! Подай мне стул, скотина…») (С. 216)
Автограф неизвестен. Коп и и:
1) РНБ. Оп. 1. № 26. Л. 87—88 об. — рукою М. Д. и А. А. Протасовых, автори-зованная, с правкой Жуковского и заглавием «Коловратно-куриозная сцена меж¬ду господином Леандром, Пальясом и важным господином Доктором», вписанным рукою Жуковского.
2) ПД. № 27.795 (CXCVIII. б. 66). Л. 5 об.—6 — рукою М. Л. Протасовой; фрагмент, ст. 1—42 до ремарки: «Леаидр (с чувством)».
При жизни Жуковского не печаталась.
В п е р в ы е: Бумаги Жуковского. С. 59—60 (ст. 1—9).
Впервые полностью: ПСС. Т. 1. С. 94—97.
Печатается по тексту первой полной публикации, со сверкой по копиям. Датируется: 1811 — не позднее августа 1814г.
Датировка предположительная. Первая дата (1811 г.) предложена И. А. Быч¬ковым, описавшим рукопись, и принята Л. С. Архангельским, впервые полностью опубликовавшим текст «Коловратно-куриозной сцены…» в подборке произведе¬ний 1811 г. (коммент.: ПСС. Т. 1. С. 109— 110). Эта дата установлена на основании особенностей оформления копии № 1 в архивной единице хранения: она выпол¬нена обеими сестрами Протасовыми на типичной для автографов и копий текстов Жуковского 1810-х гг. синей бумаге с водяным знаком «1810». В папке, озаглавлен-ной рукою Жуковского «Сочинения» и содержащей разрозненные рукописи раз¬ных лет (РНБ. № 26), эта копия является первым текстом отделения «Б. Пропз¬ведения неизданные», в котором сосредоточены автографы и копии не опублико¬ванных при жизни Жуковского произведений (ей предшествует практически за¬вершающая отделение’«А. Произведения изданные» копня последнего стихотво¬рения Жуковского «Розы» (см. коммент.: ПССиП. Т. 2. С 744). В обоих отделени¬ях тексты собраны в хронологическом порядке: таким образом, копия № 1 должна быть и самым ранним произведением отделения «Б. Произведения неизданные». Однако на следующих листах, собранных в этом отделении, записаны черновые автографы стихотворений, относящихся к 1815—1818 гг.: (К А. А. Проконовичу-Антонскому) («Хранитель, друг моих весенних дней…», 1815. Л. 90—92 об.; см. ком¬мент.: ПССиП. Т. 2. С. 758) и (А. А. Плещееву) («Друг милый, оставь прихотливой судьбе…», 1818. Л. 91—92 об.; см. коммент. в: ПССиП. Т. 2. С. 51 б-—517). Это обсто¬ятельство заставляет предположить более позднее время создания «Коловратно-куриозной сцены…».
Вторая дата (не позднее августа 1814 г.) предлагается на основании оформле¬ния и состава рукописи, содержащей копию № 2. Рукопись представляет собою тетрадочку, сшитую из белых листов, свернутых пополам (в сгибе 13×21 см), бу¬мага без водяных знаков. Всего в тетради 16 листов; из них заполнены 6, и фраг¬мент «Коловратно-курнозной сцены…» — последний текст; остальные листы чи¬стые. Все копии выполнены одной рукой, без помарок, аккуратным почерком, чер¬нилами одного цвета, возможно, в один день. Тексту сцены предшествуют копии следующих стихотворений: «К Плещееву («Ты, Плещепун, // Весьма не глуп…» (л. 1—1 об. — с датой в конце: «1812»); «Плещеиупу («Есть ли же толк? // Что ты при¬молк?…» (л. 2—2 об., 3—3 об. Б. д., датируется: первая половина 1812 г. ПССиП. Т. 1. С. 585); «К Саше», «К Маше», «К Воейкову» («Хвала, Воейков! крот, сады // Де-лилевы изрывший…»), «К нему же» («Воейков-брат! //Ты славно в шахматы игра¬ешь…!» (л. 4. Б. д., датируется: начало января 1814 г. ПССиП. Т. 1. С. 649); «Отве¬ты на заданные вопросы» (1. С чем сравнить гремушку? (…); 2. У Жуковского к Мак¬симу страсть или просто милая привязанность? (…) — л. 4 об. Б. д., датируется: ян¬варь 1814 г. ПССиП. Т. 1. С. 661); «К Л. И. П. 3 августа 1812» (л. 5.).
Таким образом, «Коловратно-куриозная сцена…» помещена в массив текстов шутливых стихотворений и экспромтов Жуковского, относящихся к периоду вре¬мени с начала 1812 г. по январь 1814 г. В пределах этих лет (1812—1814) наи¬более возможным временем создания сценки представляется промежуток от ян¬варя 1813 г. (6 января Жуковский вернулся в Муратове) после участия в кампа¬нии 1812 г.), до весны 1814 г. — это время апогея и расцвета домашней поэзии Жуковского и наибольшей близости поэта с семейством Л. А. Плещеева, в именин которого Большая Чернь в основном происходили все театральные увеселения родственно-дружеского кружка обитателей Муратова, Долбина и Черни. В кон¬це августа 1814 г. Жуковский, получивший в апреле 1814 г. категорический отказ Е. А. Протасовой в руке М. А. Протасовой и оскорбленный интригами А. Ф. Воей¬кова, женившегося на А. А. Протасовой в середине июля 1814г., покинул Муратове) (см.: Даты жизни и творчества В. А. Жуковского, ПССиП. Т. 14. С. 344—345). По¬сле этого его шутливая домашняя поэзия прекратилась.
Самые ранние следы увлечения Жуковского домашним театром сохранились в стихотворениях 1811 г. «П. А. Вяземскому» («Мой милый друг…») и «Стихи, при-сланные с комедиями, которые К*** хотели играть» (см. коммент.: ПССиП. Т. 1. С. 559, 565), ср.:
И твой пиит Лекенем стал! В Орле играл В Филине он! И был смешон! Под париком, Как под шатром, На двух ногах, Как на клюках, Он в первый раз Для трехсот глаз (Хоть и не рад) — Был адвокат
(ПССиП. Т. 1.С. 167).
Вот вам, прелестные сестрицы,
Дюваль, и с ним какой-то Госс-Степан;
Взяв на себя чужие лнцы,
На час введите нас в обман,
Что будто вы не вы мы будем любоваться,
Увидя невзначай переодетых вас!
(ПССиП. Т. 1.С. 176).
Вторая половина 1811 г. — время первого расцвета домашней поэзии Жу¬ковского, в которой начала оформляться поэтика «галиматьи», особенно очевид¬ная в одной из первых автопародий поэта, «греческой балладе» «Елена Иванов¬на Протасова, или Дружба, нетерпение и капуста. Греческая баллада, преложен¬ная на русские нравы Маремьяном Даниловичем Жуковятниковым…», написан¬ной в ноябре-декабре 1811 г. (см. коммент.: ПССиП. Т. 1. С. 560). Однако подлин¬ной своей кульминации домашняя поэзия Жуковского и поэтика «галиматьи» до¬стигают в 1813— 1814 гг.
В этом же духе галиматьи выдержана и «Коловратно-куриозная сцена…». Све¬дения о ней сохранились в воспоминаниях П. А. Вяземского: «Было время, что Жуковский живал у Плещеева в Орловской деревне. Тут, вероятно, стихам и раз¬ным литературным проказам и шуткам был весенний и полный разлив. В деревне был домашний театр: на нем разыгрывались произведения двух приятелей. Пом¬ню, что Жуковский говорил мне о какой-то драме своей: содержанием ее были несчастные любовные похождения влюбленного и обманутого Импрезарио. Ему изменила любовница его. Режиссер труппы приходит к нему и предлагает ре¬пертуар для назначения пиэсы к следующему представлению. Сердитый и груст¬ный содержатель все отвергает. Наконец, именуется известная в то время драма Ильина: «Лиза, или Торжество благодарности». На это Импрезарио восклицает в порыве отчаяния:
Нет благодарности! нет торжества! нет Лизы! Все женщины одни надутые капризы и пр., и пр.
Тогда же разыграно было тут же представление его под заглавием: «Скачет груздочек по ельничку (из старинной русской песни)». Знаю об этом произведе¬нии только по одному заглавию. Но можно представить себе, какое открывалось тут раздолье своевольному и юмористическому воображению Жуковского. Надоб¬но было видеть и слышать, с какою самоуверенностию, с каким самодовольствнем вообще скромный и смиренный Жуковский говорил о произведениях своих в этом роде и с каким добродушным и ребяческим смехом певец «Сельского кладбища», меланхолии, всяких ведьм и привидений цитовал места, которые были особенно ему по сердцу. Жуковский не только любил в часы досуга и отдыха упражняться иногда в забавном и гениальном вранье, но уважал эту доблесть и в других» («Вы¬держки из старых бумаг Остафьевского архива // РА. 1866. Стб. 875—876. См. так¬же: Жуковский в воспоминаниях. С. 205).
А. А. Гозенпуд называет «Коловратно-куриозную сцену между Леандром, Па-льясом и важным господином доктором» переводной, но при этом не указывает никакого иноязычного источника этого текста (Гозеппуд Л. А. Театральные инте¬ресы В. А. Жуковского и его опера «Богатырь Алеша Попович» // Труды
