к Блудову.
«Сократовы разговоры о бессмертии души», как это явствует из вычеркнутых в черновике элементов заглавия (первоначальный вариант, отвергнутый Жуков¬ским — «Федон. Сократовы разговоры о бессмертии души. Сочинение Мозеса Мен¬дельсона»; зачеркнуты начало и конец) являются фрагментарным переводом фи¬лософского диалога Мозеса Мендельсона «Федон, или О бессмертии души», в свою очередь, восходящего к диалогу Платона «Федон», вольным переводом которого на немецкий язык он и является.
Мендельсон Мозес (1729—1786, традиционная русская транслитерация име¬ни — «Моисей») — еврейский германоязычный философ, экзегет, переводчик би¬блейских текстов, основоположник идеологии «еврейского просвещения»; друг Г.-Э. Лессинга и один из прототипов главного героя драмы Лессинга «Натан Мудрый». При жизни был известен под прозвищем «Немецкий Сократ». Первый русский пе¬ревод трактата Мендельсона «Федон, или О бессмертии души» вышел в 1841 т. (Мен¬дельсон Моисей. Федон, или О бессмертии души в трех разговорах. СПб., 1841).
Произведение Мендельсона было извеано Жуковскому по меньшей мере с 1797 г.: оно косвенно упомянуто в одной из самых ранних литературных работ Жуковского, в «Разговоре о том, что всякий член общества необходимо обязан служить ему, отправляя в нем какую-нибудь должность» (1797; текст и коммент. см. в этом томе). Экземпляр издания этого диалога, послуживший Жуковскому ис¬точником перевода и содержащий многочисленные пометы в тексте (они сконцен¬трированы на с. 17—97 второй пагинации), а также несколько записей на форза¬цах, шмуцтитуле и крышках переплетов, сохранился в личной библиотеке поэ¬та (Phadon, oder Uber die Unsterblichkeit der Seele. Von Moses Mendelssohn. Berlin u. Stettin, Fr. Nicolai, 1776. ИРЛИ РАН, 87 J/18> Онегинское собрание. Описание, № 2701). Эта книга хорошо известна в исследовательской традиции — о ней, в част¬ности, упоминает А. Н. Веселовский: «Жуковский (…) душевно любил Машу [Про¬тасову] — и давал ей читать Мендельсона, Uber die Unsterblichkeit der Seele» (Весе¬ловский. С. 134. См. также с. 68).
Пометы в книге как раз и представляют собой следы совместного чтения ди¬алога Мендельсона Жуковским и М. А. Протасовой. На шмуцтитуле книги сохра¬нилась запись ее руки: «Marie de Pratassoff, 1813. Commensee а Иге а Orel, le 15 de Septembre» [«Мария Протасова, 1813. Чтение начато в Орле, 15 сентября»]; на с. 1 второй пагинации, непосредственно перед титулом, еще одна принадлежа¬щая ей запись: «Marie de Pratassoff. 1813, le 12 octobre» [«Мария Протасова. 1813, 12 октября»]. На верхнем форзаце книги находятся следующие записи Жуковско¬го: «О влиянии мысли бессмертия на прелесть жизни», «NB О пользе несчастия, к усовершенствованию служащего»; на нижней крышке переплета рукой Жуков¬ского написано: «Федон. Похвальное слово Марку Аврелию». Таким образом, ка¬рандашные пометы и записи в тексте диалога (за исключением, может быть, толь¬ко крайне характерных для читательских помет Жуковского значков NB, корот¬ких горизонтальных черточек и волнистых вертикальных отчеркиваний на полях) не могут бьпь однозначно идентифицированы как принадлежащие Жуковскому, поскольку книга хранит очевидные следы внимания двух читателей. Невозмож¬но также сказать, в какой последовательности вносились в книгу помет ы и записи, явно принадлежащие Жуковскому: были ли они сделаны при первом чтении, пред¬шествующем переводу, в процессе перевода, или год спустя, в то время, когда диа¬лог Мендельсона читала Маша Протасова.
Тем не менее эти пометы вкупе с особенностями оформления рукописи позво¬ляют утверждать, что творческий интерес Жуковского к «Сократовым разговорам о бессмертии души», имевший своим следствием опыт перевода, не ограничен зи¬мой 1811—1812 гг. В октябре 1813 г. Жуковский переехал из своего имения Холх в имение Е. А. Протасовой Муратово (Даты жизни и творчества В. А. Жуковского. ПССиП. Т. 14. С. 344), и октябрьская запись Маши, возможно, фиксирует совмест¬ное чтение книги. В конце апреля следующего года Е. А. Протасова категориче¬ски отказала Жуковскому в руке Маши, и время с мая тю сентябрь 1814 г. поэт про¬вел в основном в Черни, Долбине, Орле и Белеве, лишь изредка и ненадолго за¬езжая в Муратово, а 2 октября 1814 г. окончательно переселился в Долбпно, име¬ние А. П. Киреевской (Елагиной), где в течение трех последних месяцев года пере¬жил невиданный подъем творческого вдохновения. Поскольку перевод Мендель¬сона не упомянут ни в одной из многочисленных росписей Долбинских стихотво¬рений, в которых зафиксированы не только абсолютно все произведения, над кото¬рыми поэт работал в это время, но и замыслы будущих текстов, надо полагать, что к этому времени Жуковский окончательно отказался от продолжения этой работы.
Однако тот факт, что копия перевода «Федона» выполнена в основном рукою крайне редко переписывавшей тексты Жуковского А. П. Киреевской (часть копни выполнена, возможно, А. А. Протасовой и В. И. Губаревым, переписывавшими на-бело все долбинские тексты Жуковского, см.: ПССиП. Т. 1. С. 679) — в основном переписчицами произведений Жуковского 1811—1813 гг. были сестры Протасо¬вы — может быть косвенным свидетельством того, что этот незавершенный замы¬сел продолжал оставаться для Жуковского актуальным настолько, что он попросил А. П. Киреевскую сделать копию переведенного им текста.
О том, что Сократ и его философия, бесспорно, занимали умы Жуковского и Маши в промежутке времени от сентября 1813 (ср. ее записи в книге) до весны 1814 г., свидетельствует и упоминание имени греческого философа в домашних стихотворениях Жуковского: в «Ответах на вопросы в игру, называемую секретарь» (январь 1814 г.; № 12 «Для чего Сократ был не длинноносый?») и в стихотворении (К Марии Андреевне Протасовой), датируемом январем-мартом 1814 г.:
Сократ был длиннонос, осмелюсь вам сказать! Но длинный нос его имел премного дела: Он мудрость стал клевать! А мудрость нос огьела!
(ПССиП. Т. 1. С. 314, 661),
Давно Сократ сказал: Счастлив, кому послал Создатель в жизни друга, Подобного тебе!
(ПССиП. Т. 1. С. 328, 674—675).
Далее, записывая на нижней крышке переплета книги «Федон. Похвальное слово Марку Аврелию», Жуковский, конечно, имел в виду известное произведение Антуана Леонара Тома (1732—1885; см. коммент. к «Разговору о том, что всякий член общества необходимо обязан служить ему, отправляя в нем какую-нибудь должность» в наст, изд.) «Eloge de Marque Aurele»: «Похвальное слово Марку Авре¬лию» Тома напечатано во 2 томе четырехтомного собрания сочинений французско¬го писателя 1802 г. изд., сохранившемся в библиотеке русского поэта с его много¬численными пометами (см.: Описание. № 2255).
Аналогичная запись: «Похвальное слово Марку Аврелию», свидетельствующая об очень раннем возникновении интереса Жуковского и к личности Марка Авре¬лия, и к посвященной ему апологии А.-Л. Тома, находится и на верхнем форзаце 3 тома собрания сочинений И.-Я. Энгеля (1741—1802) 1802 г. изд. (см.: БЖ. Ч. 1. С. 484—485). В ноябре 1805 — апреле 1806 г., в составе своей незаконченной хре¬стоматии «Примеры слога, выбранные из лучших французских прозаических пи¬сателей и переведенные на русский язык Василием Жуковским», поэт перевел не¬сколько фрагментов из «Похвального слова Марку Аврелию» («Сон Марка Авре¬лия», «Тиранство и доносы в Риме», «Смерть Марка Аврелия»: см.: Резанов. С. 528, 529, 536), а также фрагмент, посвященный смерти Сократа, извлеченный из гл. 8 «De Platon considere comme panegyriste de Socrate» [«О Платоне как панегиристе Со¬крата»] сочинения Тома «Essai sur les eloges» («Опыт о похвальных словах»; Резанов. С. 541—542. См. коммент. к «Примерам слога…» в т. 8 наст. изд.).
Уже эти факты свидетельствуют о том, что имена Марка Аврелия и Сократа, так же как нравственный облик и судьбы этих столь разных по своему социальному положению, но близких по мировоззрению героев классической древности в со¬знании Жуковского были соединены неразрывной ассоциативной связью, которую как раз и знаменует имя их общего панегириста Антуана-Леонара Тома. Однако же очень вероятно и то, что запись на нижней крышке переплета книги М. Мендель¬сона имеет в виду нечто другое — а именно, оформляющийся замысел будущего послания «Императору Александру», о котором Жуковский писал. А. И. Тургеневу из Черни во второй половине мая 1814 г. буквально следующее: «Я, однако, не¬смотря на свой паралич, подумываю иногда о послании к нашему Марку Аврелию. Какой прелестный характер! И какие страницы для истории 1814 год приготовил! (…) если бы счастье, что бы я написал!» (ПЖТ. С. 120. Курсив мой. — О. Л.); если до¬пустить, что иод эвфемизмом «наш Марк Аврелий» подразумевается Александр I, то эта фраза из письма Тургеневу — первое в творческой истории послания сви¬детельство возникновения замысла послания «Императору Александру» (Ср. ком¬мент.: ПССиП. Т. 1.С. 722).
Наконец, запись Жуковского на верхнем форзаце книги: «NB О пользе несча¬стия, к усовершенствованию служащего» слишком хорошо согласуется не толь¬ко с тягостными биографическими обстоятельствами поэта весной 1814 г., но и с его жизненной позицией и нравственной философией, предписывающей не про¬сто стойкость перед лицом несчастья, но и самосовершенствование в неблаго¬приятных обстоятельствах. Эта философия неоднократно изложена им в пись¬мах к А. И. Тургеневу за указанный период и в адресованных Маше Протасовой письмах-дневниках, которые Жуковский и его ученица начали вести именно вес¬ной 1814 г. (см. (Письма-дневники) 1814 г. // ПССиП. Т. 13).
Перевод Жуковского достаточно близок к тексту оригинала, т. е. к немецкому тексту вольного перевода диалога Платона «Федон» М. Мендельсоном. В плане от-ступлений можно отметить лишь усиление эмфатики перевода Жуковского, выра-жающееся в очевидной экспрессивности пунктуационных средств. Однако если го-ворить о степени близости немецкого перевода к первоисточнику, то есть непо-средственно к диалогу Платона «Федон», то здесь необходимо отметить, что Мен-дельсон значительно трансформировал текст Платона за счет распространения не-которых его фрагментов, особенно таких, которые дают возможность интерпре¬тации греческого оригинала в категориях христианской религиозной философии (периодическая подмена античного политеизма христианским монотеизмом, ан-тичного рока христианским божественным промыслом). Судя по читательским по-метам в тексте книги из библиотеки Жуковского, которые раскрыты далее в при-мечаниях, именно эта христианизированная интерпретация текста Платона при¬влекла особенное внимание читателей и переводчика диалога Мендельсона.
1 Ни один из жителей Флеоции… — Имеется в виду Флиунт, маленький город по-близости от Афин.
2 (…) обстоятельства смерти Сократовой… — Смертный приговор над Сократом был исполнен спустя месяц после его вынесения. Задержка в исполнении приго¬вора была вызвана затянувшимся праздником Феории (Священного посольства) — ритуального ежегодного жерт вонриношения Аполлону и вопрошения его оракула на острове Делосе (см. примеч. № 4).
:* (…) обстоятельств его осуждения… — Обстоятельства осуждения Сократа ча-стично изложены в произведении Платона «Апология Сократа», написанном в форме трех речей Сократ-а перед афинским судом: защитительной речи, речи но вопросу о мере наказания, речи после вынесения смертного приговора. Формально Сократ был обвинен в развращении юношества и в поклонении «ложным богам», но основной причиной его осуждения стал скрытый политический фактор: к чис¬лу учеников Сократа принадлежали некоторые деятели афинской аристократиче¬ской оппозиции, в частности, Алкивиад, изменивший полису в Пелопоннесской во¬йне, и Критий, глава правительства Тридцати тиранов (тридцать олигархов, захва-тивших власть в Афинах после поражения полиса в Пелопоннесской войне и на 3 года установившие тиранический репрессивный режим). При судебном голосо¬вании Сократ
