октября 1818 г.: Там же. С. 334); «Дай бог, чтобы Жуковский впился в Байрона. Но Байрону подражать не можно (…). Я боюсь за Жуковского: он станет девствовать, а никто не в силах,- как он, выразить’Байро¬на» (письмо П. А. Вяземского Ал. И. Тургеневу от 1 ноября 1819 г.: Там же. С. 343).
46 —4488
7’5
В библиотеке Жуковского, среди многочисленных изданий Байрона, необхо¬димо отметить несколько ранних, которыми поэт, по всей видимости, располагал к 1824 г.: Lara, а tale by G. Byron. —Jacqueline, a tale by S. Rogers. Poems. London: Murray, 1814 (списана по акту 1930 г.); Manfred. А tragedy by Lord Byron. — Manfred. Trauerspiel von Lord Byron. Deutsch von A Wagner. Leipzig: F. A. Brockhaus, 1819; Der Gauer. Bruchstuck eines turkischen Erzahlung. Von Lord Byron. Berlin: F. Dum-mler, 1819: Britishe Dichterproben. № 1. Nach Thomas Moor und Lord Byron. Leipzig: F. A. Brockhaus, 1819 (Описание. № 759, 758, 761, 731).
Записи в дневнике Жуковского от 26 и 29 августа 1821 г. документируют разго-воры о Байроне с К. Бонстеттеном и чтение драмы Байрона «Марино Фальеро, дож венецианский» (ПССиП. Т. 13. С. 211, 212). В записи от 11 сентября 1821 г. Жуков-ский во время своего первого путешествия по Швейцарии, оказавшись в описан¬ных Байроном местах (действие трагедии Байрона происходит в Бернских Аль¬пах, вершина Юнгфрау упомянута в ремарке ко второй сцене 1 действия и в тре¬тьей сцене 2 действия), вновь вспоминает трагедию «Манфред»: «Сквозь решетку листьев (Манфред) — звено над жерлом Штаубаха — черные стволы дерев; трепет листьев; одно огромное дерево, как призрак с раскинутыми руками. Вершина Юнг¬фрау и Манфред» (ПССиП. Т. 13. С. 218, 522). К 1824 г. Жуковский перевел сти¬хотворение Байрона «Stanzasfor Music» под заглавием «Песня» («Отымает наши ра¬дости…», 1820; ПССиП. Т. 2; коммент.: С. 587—589) и поэму «Шильонский узник» (1821—1822; ПССиП. Т. 1. С. 415).
Наконец, характерно и то, что замысел Жуковского относится к концу того са¬мого 1824 г., весной которого (19 апреля) Байрон погиб в Греции: его смерть, как известно, имела огромный резонанс в кругу русских литераторов. Наиболее веро¬ятно предположение, что для замысла драмы Жуковского был важен прежде всего характерологический аспект поэм и драм Байрона: набросанный русским поэтом очерк характера центрального персонажа несет на себе явный отпечаток черт бай-ронического типа героя. Особенного внимания среди известных Жуковскому драм Байрона заслуживает драматическая поэма «Манфред», и не только но вышеприве-денному свидетельству Тургенева о творческих планах Жуковского в связи с ней.
Подобно тому, как имена драматургов Гёте и Байрона соседствуют в плане дра¬мы Жуковского и конкретизируются через трагедии «Фауст» и «Манфред», эти же имена, с той же конкретизацией, будут соседствовать и в чуть более поздних раз¬мышлениях Пушкина о поэтике трагедии в связи с его работой над трагедией «Бо¬рис Годунов», ср.: «Шекспир понял страсти; Гёте — нравы (…) Байрон в траге¬дии распределил между своими героями отдельные черты собственного характе¬ра (…) — это вовсе не трагедия» (письмо Н. Н. Раевскому от июля 1825 г., под¬линник по-французски: Пушкин. Т. XIII. С. 407, 572—573). Через два года, в на¬броске статьи о драмах Байрона (1827), Пушкин выразится еще определеннее: «(…) в Manfred*e подражал он Фаусту (…) но Фауст есть величайшее создание [18 века] человеческого духа, он [есть фарос новейших времен] служит представи¬телем новейшей поэзии (…)» (Пушкин. Т. XI. С. 321). С. А. Фомичев отмечает реми¬нисценции из «Манфреда» в монологе Пимена и в «Сцене из Фауста» (Фомичев С. Л. «Сцена из Фауста»: История создания, проблематика, жанр // Временник Пушкин¬ской комиссии. 1980. Л., 1983. С. 25-т26).
14 Фауст — Имеется в виду первая часть трагедии И.-В. Гёте «Фауст» (закончена в 1806 г. и напечатана в т. 8 второго прижизненного собрания сочинений Гёте, вы-ходившего в 1806—1808 гг. в издательстве Котты в Веймаре). По собственному сви-детельству Жуковского, он располагал первым прижизненным собранием сочине¬ний Гёте (1787—1790): в письме Д. В. Дашкову от января 1817 г., перечисляя заду¬манные им переводы из Гёте для предполагавшегося альманаха («Гёте: Romischer Carneval. Miirchen. Отрывки: Reisen nach Italien. Werthers. Briefe tiber Schweiz. Aus meinem Leben»), Жуковский заметил: «У меня он [Гёте] полный» (С 7. Т. 6. С. 442). В составе библиотеки Жуковского это издание не сохранилось, но один том из пего (J. W. Goethes Schriften. Bcl. 3 Wien u. Leipzig: J. Stachel & G. J. Goschen, 1787) с вла-дельческой надписью «Basile de Joukovsky» ныне находится в коллекции М. С. Лес-мана (Описание. № 2807). Следовательно, текст трагедии «Фауст» был знаком Жу-ковскому еще по отрывку, опубликованному в т. 7 этого издания, который вышел в 1800 г. (см.: Копради К. О. Гёте. Жизнь и творчество: В 2 т. М., 1987. Т. 2. С. 344—345).
В июне 1817 г. Жуковский неревел посвящение к первой части трагедии «Фа¬уст» («Zueignung» — «Опять ты здесь, мой благодатный гений…»; см.: ПССиП. Т. 3. С. 330—332), и этот перевод удостоверяет если не факт обладания вторым при-жизненным изданием собрания сочинений Гёте 1806—1808 гг., где оригинал Гёте впервые был напечатан (этого издания в составе библиотеки поэта тоже нет), то во всяком случае знакомство с полным текстом первой части трагедии «Фауст». На¬ряду с шиллеровским «Валленштейиом» Жуковский считал «Фауста» Гёте этало¬ном сценичности драмы, ср.: «»Фауст» удивительно сценичен», — сказал как-то Жу-ковский» (Цит. по: Веселовский. С. 537); «Шекспировы и большая часть немецких трагедий не для представления. Нет общего эффекта, кроме некоторых Шилле-ровых, особенно «Валленштейна». Выходишь без главного — чувства» (ПССиП. Т. 13. С. 248. Запись от 30 мая 1826 г.); подробно о переводах Жуковского из Гёте см: Жирмунский В. М. Гёте в русской литературе. Л., 1982. С. 77—89.
Еще Один принципиально важный момент, дающий возможность не только представить себе всю степень новаторства драматургического мышления Жуков¬ского исходя из особенностей поэтики его эстетического образца (в данном случае, трагедии «Фауст»), но и отметить еще одну общую черту, объединяющую его замы¬сел с трагедией Пушкина «Борис Годунов» — это композиция трагедии Гёте, не имеющей деления на традиционные акты и явления, но состоящей из ряда сцен, озаглааленных по времени («Ночь») или поместу («Рабочая комната Фауста», «У во¬рот» и пр.) действия. В плане драмы Жуковского нет никаких признаков предпо¬лагаемого деления драмы на действия и явления, зато есть очень много номина¬тивов, обозначающих места протекания ее действия. И именно по этому принци¬пу, абсолютно нетипичному для эпохи «действий» и «явлений» в русской драма¬тургии, скомпоновал свою трагедию «Борце Годунов» Пушкин, работавший над ней с ноября 1824 по ноябрь 1825 г., и написавший в процессе этой работы «Сце¬ну из Фауста» (май-июль 1825 г. см.: Фомичев С. А. «Сцена из Фауста»: История соз¬дания, проблематика, жанр. С. 26—27; Летопись жизни и творчества А. С. Пушки¬на. 1799—1826 / Сост. М. А. Цявловский. Л,, 1991. С. 680).
Единственная позиция, по которой Жуковский и Пушкин расходятся в своих представлениях об эталоне драматического жанра — это Шекспир, чье имя воз-главляет пушкинскую триаду (Шекспир, Гёте, Байрон) и место которого у Жуков¬ского занял Шиллер (Шиллер, Гёте, Байрон), и даже более конкретно — драма¬тическая трилогия «Валленштейн», в которой Шиллер наследовал шекспировские принципы хроникальности. Достоин, однако, специального замечания факт от-
46′
7*7
сутствия имени Шиллера в списке художественных образцов драмы, на которые Жуковский собирался ориентироваться в реализации своего замысла. И даже воз-никающее несколько ниже в плане имя героя трилогии Шиллера «Валленштейн» здесь ничего не меняет, поскольку это не столько формально-структурная, сколько сюжетно-сит уативная реминисценция, не столько образец драматургического ха¬рактера, сколько исторически сходный типаж.
15 Second sight — провидение, ясновидение (англ.). Расшифровка предположи-тельная, второй возможный вариант прочтения: Legend sight — взгляд с точки зре¬ния легенды, поэтический вымысел.
16 Чувство мести па царя И.(оапиа) па его род и па всех… — В библиотеке Жуков-ского сохранилась «Царственная книга, то есть Летописец царствования царя Ио¬анна Васильевича, от 7042 году до 7061» в издании Императорской Академии наук (СПб., 1769 г.). Хронологические рамки замысла Жуковского предположитель¬но можно определить как период с 1584т. (смерть Иоанна Грозного — посколь¬ку опальный при Иоанне герой мог вернуться в Москву только псх*ле его смерти) по 1605 (падение Лжедмитрия I; при этом не совсем ясно, отождествлял ли Жу¬ковский личности Григория Отрепьева и Димитрия Самозванца). В этом случае комментируемый пункт плана под «родом царя Иоанна» имеет в виду двух его сы¬новей: Феодора Иоанновича, младшего сына Иоанна от первого брака с царицей Анастасией Романовной, женатого на Ирине Годуновой и правившего с 1584 по 1598 г., и Димитрия (1581—1591), сына Марии Нагой. Поскольку Иоанн Грозный был женат 7 раз (Анастасия Романовна, ум. в 1560 г.; Мария Темрюковна, ум. в 1569 г.; Марфа Васильевна Собакина, ум. в 1571 г. вскоре после брака; Анна Алексеев¬на Колтовская, пострижена в 1577 г., ум. в 1626 г.; Анна Васильчикова, годы жизни неизвестны; Василиса Мелентьева, сведений о ней нет; Мария Федоровна Нагая, мать Димитрия, ум. в 1610 г.), вымышленный герой Жуковского должен быть сы¬ном второй или третьей жены Иоанна Грозного.
17 …и при виде Ксении… — Ксения Борисовна Годунова (в постриге инокиня Ольга; 1582—1622) — русская царевна, дочь царя Бориса Годунова и Марии Григо-рьевны’Скуратовой-Бельской, внучка Малюты Скуратова и сестра царя Феодора II. После смерти Бориса Годунова (13 апреля 1605) Москва присягнула Ксении наря¬ду с Феодором и царицей Марией Григорьевной; через полтора месяца семья Го¬дунова была свергнута, и Ксения была отвезена вместе с родными в прежний бояр¬ский дом. 10 июня у нее на глазах были убиты ее мать и брат, царь Феодор II; счи¬тается, что в течение следующих 5 месяцев Ксения была наложницей Лжедмитрия и родила от него сына в Кир илло-Белозерском монастыре, КуДа она была отправ¬лена незадолго до приезда Марины Мнишек и где приняла постриг под именем Ольги. В 1606 г., когда тела Бориса Годунова, его жены и сыйа были торжествен¬но перенесены в Троицко-Сергиеву Лавру, инокиня Ольга приняла участие в ходе и с 1608 г. переселилась в Лавру, пережив в ней осаду поляков под предводитель¬ством Яна-Петра Сапеги. Похоронена там же, вместе с родителями и братом.
18 Оп Эдип, по с тою только разницею:.. — Называя своего героя Эдипом, Жуков-ский, вероятно, имеет в виду не столько конкретное отцеубийство и кровосмеше¬ние, сколько преступление против кровных родственников вообще (в интерпрета¬ции Жуковского герой его трагедии — главный инициатор убийства царевича Ди¬митрия) и провиденциальное предначертание человеческой судьбы в» частности. Трагедия Софокла «Царь Эдип» заинтересовала Жуковского еще в 1811 г.; в пору самых ранних драматургических опытов; последний же его драматургический