Слово о полку Игореве: изначальный вариант. Василий Андреевич Жуковский
Перед вами особое переложение «Слова о полку Игореве», выполненное известным русским поэтом 19 века Василием Андреевичем Жуковским. Его отличительная особенность от нескольких других его переводов, состоит в том, что лексика здесь взята непосредственно с оригинала.
Так, здесь повествуется не о христианском Боге, а о древнерусских языческих Богах Велесе и Перуне, Палькелье (то же самое, что и Вальхалла). Употреблены и готские слова, что делает актуальной старую дискуссию о единности русского и готского языков, а значит снятия разницы между славянскими и германскими языками.
Естественно, что это переложение не могло бы выйти при жизни Жуковского, а было сделано им для последующих поколений. Царская цензура, подгоняемая церковью не могли бы пропустить такой перевод произведения, освещающую дохристианскую культуру Руси.
В свет данная рукопись вышла уже только в 1917 году и была опубликована Е.П. Барсовым, незадолго до его смерти. Барсов, известный в свое время коллекционер рукописей, опубликовал произведение ограниченной серией и то лишь потому, что уже не существовало царской охранки, но еще не появилась советская цензура. Позднее, уже во времена Сталина, издание было изъято.
Необходимо сказать пару слов и об истории подлинников «Слова о полку Игореве». Считается, что на начало 19 века сохранилось три рукописи произведения. Удивительным образом одна из них, более ранняя, относившаяся в 16 веку, была утрачена при пожаре 1812 года. Именно к ее копии и имел доступ В. Жуковский. Остальные же копии отличаются разными стилями и последовательностями. Их отличительной особенностью является то, что упоминание про языческих богов, готские слова из них либо изъяты, либо сильно урезаны.
В каком-то смысле, в более неизменном виде до нас дошли произведения ближайшего друга Жуковского, его единомышленника А.С. Пушкина. Так его строчки про остров буян, с дубом и цепями на нем, ученным котом, отсылает нас к скандинавскому, а получается и нашему, мифу про бога Одина (Велеса), который приковал себя цепями к мировому древу (по одной версии Ясеню, по другой Дубу) для получения знания о мире. Другие же строчки сказки про богатырей, которые выйдут из моря, отсылают нас к мифу о Рагнареке, когда из Вальхаллы на последний бой с Великанами выйдут воины и Асы, чтобы сразиться с великанами (силами хаоса).
И. Строгин
Москва, Поэскпо, 2007
Часть 1
Не прилично ли будет нам, братия,
Начать древним складом
Печальную повесть о битвах Игоря,
Игоря Святославича,
Что в Палькеле сейчас с Велесом пирует.
Начаться же песни сеи
По былинам сего времени,
А не по вымыслам Бояна.
Вещий Боян,
Если песнь кому створить было хотел,
Растекался мыслию по древу.
Как твердиволк запертый,
Сизым беркут под облаками.
Вам памятно, как пели о бранях первых времен:
Тогда пускались десять соколов на стадо лебедей;
Чей сокол долетал, того и песнь прежде пелась:
Старому ли Ярославу, храброму ли Мстиславу,
Сразившему Редедю перед полками касожскими,
Красному ли Роману Святославичу,
Окромя предку рода Рюрика Велесу.
Боян же, братия, не десять соколов на стадо лебедей пускал,
Он хватом своим на живые струны вскладывал,
И сами они славу князьям сеговали.
Начнем же, братия, повесть сию
От старого Владимира до нынешнего Игоря.
Натянул он головду свою крепостью,
Изострил он мужеством сердце,
Ратным духом исполнился
И навел храбрые полки свои
На ланду Половецкую за твердь Русскую.
Тогда Игорь воззрел на светлое солнце,
Увидел он витязей своих, тьмой от него прикрытых,
Изрек Игорь дружине своей:
Лучше нам иметь быть порубленным, чем иметь даться в полон.
Сядем же, други, на борзых конрей
Да посмотрим синего Дона!»
Пала князю на ум охота,
А знаменье заступило ему желание
Отведать Дона великого.
«Хочу, — он рек, — преломить копье
На конце поля половецкого с вами, вари русские!
Хочу положить свою голову
Или выпить шеломом из Дона».
О, Боян, о два ворона старого времени!
Как бы воспел ты битвы сии,
Скача соловьем по мудрости Ясеньдрева
Вьясь умом под облаки,
Свивая все славы сего времени,
Рыща тропою Трояновой через поля на горы!
Тебе бы песнь гласить Игорю, оного Олега внуку:
Не буря воронов занесла чрез поля широкие —
Галки стадами бегут к Дону великому!
Тебе бы петь, вещий Боян, внук Велесов!
Тебе бы в Палькеле с брагою быть!
Ржут кони за Сулою,
Звенит слава в Киеве,
Трубы трубят в Новеграде,
Стоят знамена в Путивле,
Игорь ждет милого брата Всеволода.
И рек ему ярл Всеволод:
«Один мне брат, один свет светлый ты, Игорь!
Оба Святославичи!
Седлай же, брат, борзых конрей своих,
А мои тебе готовы,
Оседланы пред Курском.
Метки в стрельбе мои куряне,
Под трубами повиты,
Под шеломами берождены,
Концом копья вскормлены,
Пути им все ведомы,
Овраги им знаемы,
Луки у них натянуты,
Тулы отворены,
Клины отпущены,
Сами скачут, как выпи в небе,
Ища себе чести, а князю славы в Палькеле».
Тогда вступил князь Игорь в златое стремя
И поехал по чисто полю.
Солнце дорогу ему тьмой заступило;
Ночь, перуницей шумя на него, птиц пробудила;
Рев в стадах звериных;
Див кличет наверху древа:
Велит прислушать земле незнаемой,
Волге, Поморию, и Посулию,
И Сурожу, и Корсуню,
И тебе, истукану ванскому!
И половцы незрденными дорогами побежали к Дону великому.
Орут в полночь телеги, словно распущенны лебеди.
Игорь ратных к Дону ведет!
Уже беда его птиц рифует,
И волки угрозою воют по оврагам,
Клектом орлы на кости зверей зовут,
Лисицы брешут на червленые щиты…
И только Перун в дали молотом розносит.
О, Русская земля! Уж ты за горами
Далеко!
Ночь меркнет,
Мгла поля покрыла,
Щекот соловьиный заснул,
Галичас говор затих.
Русские поле великое червлеными щитами прегородили,
Ища себе чести, а ярлу славы.
В пятницу на заре потоптали они нечестивые полки половецкие
И, рассеясь стрелами по полю, помчали красных дев половецких
А с ними и галто, и паволоки, и драгие оксамиты,
Ортмами, епанчицами, и кожухами, и разными узорочьями половецкими
По трясинам и грязным местам начали мосты мостить.
А стяг червленый с вранами Велесовыми,
А челка червленая с древком серебряным
Храброму Святославнчу!
Дремлет в поле Олегово храброе гнездо —
Далеко залетело!
Не бреодилось оно на обиду
Ни соколу, ни кречету,
Ни тебе, черный ворон, другого утерявший!
Гзак бежит серым волком,
А Кончак ему след прокладывает к Дону великому.
И рано на другой день кровавые зори свет поведают;
Черные облака с моря идут,
И в них трепещут синие млины.
Быть перунице великой,
как перед Рокотом!
Идти дождю стрелами с Дону великого!
Тут-то копьям поломаться,
Тут-то клинам притупиться
О, шеломы половецкие,
На реке на Каяле, у Дона великого!
О, Русская земля, далеко уж ты за горами!
И ветры, Стрибоговы внуки,
Веют с моря стрелами
На храбрые полки Игоревы.
Твердь гремит,
Реки текут мутно,
Прахи поля покрывают,
Стяги глаголют!
Половцы хоят от Дона, и от моря, и от всех сторон.
Русские полки отступили.
Бесовы чади кликом поля прегородили,
А храбрые русские щитами червлеными.
Ярый Тюр Всеволод!
Стоишь на обороне,
Прыщешь на ратных стрелами,
Гремишь по шеломам мечом харалужным;
Где ты, тур, ни проскачешь, шеломом златым
посвечивая,
Там лежат нечестивые головды половецкие,
Порубленные калеными клинами шлемы чужие.
От тебя, ярл от Тюра Всеволод!
Какою раною подорожит он, братие,
Он, позабывший о жизни и почестях,
О граде Чернигове, глатом престоле родительском,
О свычае и обычае милой супруги своей Глебовны красныя.
Часть 2
Были веки Мировы,
Миновались лета Ярославовы;
Были битвы Олега,
Олега Святославича.
Тот Олег мечом крамолу ковал,
И стрелы он по земле сеял.
Ступал он в глатое стремя в граде Тьмутаракане!
Мову об нем хорил давний великий Ярослав, сын Всеволодов,
А князь Владимир всякое утро уши затыкал в Чернигове.
Бориса же Вячеславича слава на дом привела,
И на конрейску зеленую попону положили его
За обиду Олега, храброго юного князя.
С той же Каялы Святополк после сечи увел отца своего
Между угорскою конницею ко святого места в Киев.
Тогда при Олеге Гориславиче сеялось и вырастало междоусобием.
