Два бочонка греческого вина,
На большой дороге
Незадолго отбитых его людьми.
22 Родомонт не пивал вина,
Отреченного Магометовою верою,
А единожды отведавши,
Слышит сласть пуще нектара и манны.
Проклинает он басурманский закон,
Осушает чашки и фляжки,
Вкруговую идут добрые кубки,
И у пьющих голова колесом.
23 Тут красавица, зельный свой котел подставляет
Снявши с пламени, отсечь себе
Говорит Родомонту: «Чтобы ты голову
Не сказал, что слова мои—на ветер,
Я тебе такой явлю пример,
На каком и неуч научится
Усмотреть, где правда, где ложь,
И в пример даюсь сама, и немедля.
24 Умудрись
В дивных свойствах благодетельной влаги,
Убедись,
Что она — не отравный яд:
Я омоюсь ею от самого
Темени по шею и грудь —
И тогда пытай на мне меч и руку,
И крепка ли та, и остер ли тот».
25 И она омылась,
И она с весельем в лице
Подставляет нагую шею варвару,
Обуянному необорным вином,—
И зверообразный
Верит, рубит крутым клинком сплеча,
И отъемлется от былого тулова
Голова, обитель самой Любви.
26 Трижды переворотясь,
Внятным гласом гласит она Зербина,
Вслед которому дева столь негаданное
Изыскала бегство из вражьих рук.
О, блаженная, к вечной
Ты, кому дороже жизни и младости своей
Имя верности славе.
И забвенной меж нами чистоты,
27 Лети с миром, пресветлая душа!
Будь у слова сила,
Как бы я усиловался украсить
Мои строки изящностями художеств,
Чтобы тысячу и тысячу лет
Твое славное имя звенело миру!
Лети с миром ко престолу Творца
Стать всесветным примером святой
верности!
28 И с небесного престола Творец,
Канув взором к несравненному подвигу,
Возгласил: «Ты превыше той,
Чья погибель низвергла трон Тарквиния,
И за то в непреложных моих законах
Будь закон,
Нерушимый до скончанья веков,
В чем клянусь неприступными влагами:
29 Кто в грядущем будет крещен
Твоим именем, каждая да возвысится
Ликом, духом, разумением, вежеством
В запредельную добродетель и честь,
Каждая да будет певцам
Песней славы, заслуженной и истинной,
Чтоб вовек гремели Геликон, Парнас и Пинд
Изабеллы именем, Изабеллы!»
30 И на то всевышнее слово
Усмирилось море, сияет высь,
И восходит чистейшая душа
В третье небо, в Зербиновы милые объятья.
А внизу, в позоре и прахе, Родомонт
Остается нещадный новый Брусе, воздвигает
Избывая хмель Изабелле
И кляня свое пагубное блуждание. гробницу
31 Ищет он хоть малостью утолить
Изабеллину блаженную душу:
Если телу ее он в смерть,
То хоть память жила бы вечной жизнью.
И приискивает такой тому путь:
Церковь, где жила она и погибнула,
Обратить в гробницу,
А уж как,— я сейчас перескажу.
32 Изо всех окрестных мест, добром и силою,
Он сгоняет стройщиков,
И когда их стало тысяч шесть,
То велит им из горных скал
Рубить глыбы, складывать мавзолей
Снизу доверху локтей в девяносто,
А внутри—церковь,
И в той церкви два гроба двух любовников.
33 Мощен мавзолей,
Как над Тибром строенный Адрианом;
А при нем он велит поставить башню,
Чтобы здесь задержаться на житье,
А при башне над бегучей рекой —
Узкий мост шириной в два локтя:
Длинный,
Но такой, что двум коням не пройти —
34 Двум коням не пройти бок о бок,
Ни разминуться грудь в грудь,
А по краю ни ограды, ни поручня,
Куда хочешь, туда и падай.
Будь ты рыцарь крещеный или язычный, и украшает
А плати дорогой ценой, ее трофеями
Ибо воля Родомонта—воздать гробнице с проходя
Тысячу трофеев своих добыч. щих
рыцарей.
35 В десять дней
Выстроился мост,
Но медлительней высился мавзолей,
И не доверху воздвигнулась башня,
Хоть уже и встал
На высоком дозоре человек,
Чтоб о каждом подъезжающем рыцаре
Гулкий рог подавал бы знак.
36 И тогда снаряжался Родомонт
И навстречу, на тот иль этот берег,
Чтоб откуда ни ехал рыцарь к башне,
А насупротив стал бы алджирский царь.
Мост им поле,
И какой оступится конь,
Тот и в реку, а река глубока:
Ввек не видано поприща ужаснее!
37 Чаял сарацин, что отваживаясь
Вновь и вновь ристать над рекой,
Пав в которую,
Неминучей испил бы он воды,
Той водой Он омоется и выйдет чист
От греха, причинного винной влагой,—
Словно бы вода, размывая хмель,
Омывает и хмельные деяния.
38 И прошло там в мало дней много рыцарей:
Кто попутно,,
Ибо самый был торный путь
Той дорогой в Италию и Испанию,
А кто в жажде попытать свою мощь,
Ибо честь им лучше, чем жизнь;
Но который ни схватывался о первенстве,
Всяк терял доспехи, а то и жизнь.
39 Ежели побит басурман —
Родомонт лишь снимал с него оружие,
И надписывал, с кого оно снято,
И подвешивал на мраморный кров.
А кто был крещен, того в подземелье,
А потом (мне думается) — в Алджир.
И меж этих-то трудов вдруг является Но является
Неистовый Роланд. неистовый
Роланд,
40 По нечаянности
Прилучился обезумевший граф
К той реке, над которой Родомонт
Строил башню, строил гробницу,
А достроил доселе только мост,
И за тем мостом
Предстоял всеоружно, взняв забрало,
В самый час, как приспел сюда Роланд.
41 Шпоримый неистовством,
Роланд прочь препону и скок на мост,—
Но навстречу издали,
Пеш под сенью высокой башни
И гнушаясь противостать булатом,
Гремит голосом мрачный Родомонт:
«Прочь с дороги, смерд,
Хам, нахал, наглец и дерзавец!
42 Этот мост не для тебя, скотский лоб,
А для паладинов и рыцарей!»
Но Роланд в своей великой заботе
Слухом глух и бежит вперед.
«Надобно дурака проучить»,—
Говорит язычник, и в заносчивости
Выступает свалить его в стремнину,
Знать не зная, кто перед ним.
43 А в тот час
Подъезжает к реке и тому мосту
Юная красавица,
Светла ликом, пестра платьем, скромна
образом;
И была это (вспомните, государь!) и Родомонт
Та, искавшая милого своего Брандимарта не может
По всем местам, и только не там, с ним
Где он был за парижскими стенами. справиться.
44 Подъезжает и видит Флорделиза
(Так ее зовут),
Как с Роландом схватился Родомонт
И с моста его ладит сбросить в реку.
Знавши, узнает
Путешественница англантского графа
И стоит, полна изумления:
От какого безумства стал он наг?
45 Хочет досмотреть до конца
Эту ярость меж двух могучих;
А они, один и другой,
Всею силой ломят друг друга с моста.
«И откуда в дураке столько сил?» —
Цедит гордый басурман через зубы,
И в досаде, в обиде, в гневе
Так и сяк охаживает врага.
46 То он правою рукою, то левою
Изловчит захват,
То он левую, то правую
Вдвинет ногу меж вражьих ног:
Как медведь
Тщетно тужится своротить колоду,
И не сладит, и пуще зол и глуп,—
Так и Родомонт вкруг Роланда.
47 А Роланд, чей ум
Выпал вон, и осталась только сила,
Только сила, которой равных
Нет иль мало сыщется под луной,—
Как стоял, так возьми да бух
С моста в реку, не выпуская недруга!
Оба вмиг ко дну,
Пена к небу, гул по округе.
48 Расцепившись они в воде,
Кто куда: Роланд гол, плывет, как рыба,
Руки вмах, ноги врозь,
И на берег, а став на берегу,
Бегом прочь,
С честью, нет ли, на то и не оглядываясь.
А язычник под гнетом лат
Еле медленно выкарабкался на сушу.
49 Этим временем Флорделиза
Без помехи минула мост,
Обошла гробницу со всех сторон,
Нет ли где Брандимартовой приметы:
Но не видя ни меча, ни плаща,
Едет далее в даль искать любезного.
Мне же следует следовать Роланду
По ту сторону моста и реки.
50 Безумство —
Исчислять все Роландовы безумства,
Ибо столько их, что невесть, где конец.
Но продолжу, выбрав
Важные, достойные песни
И уместные к моему рассказу,—
Стало быть, не смолчу и о том,
Что пришлось в Пиренеях по-над
Тулузою.
51 Многие миновавши места > В горах
И держась пустым лбом на запад солнца, Роланд
Граф, расправля
гонимый яростным горем, ется с дрово
Добежал до гор, рубами,
Что меж франкской землей и терраконской;
А в горах была узкая тропа
Вдоль по круче над глубоким ущельем,
52 И на самом ему перевале
Вдруг навстречу два молодца,
Дроворубы, с дровами на осле;
Сразу видят по образу и подобию,
Что бегущий — без царя в голове,
И кричат, грозя голосом, чтобы он —
Прочь с дороги,
Хоть вспять, хоть в бок.
53 Но Роланд им в ответ ни слова,
А как вздымет ногу,
Да как двинет осла их прямо в грудь
Всею силой сверх всякой силы:
Тот взлетел,
как птичка небесная,
И обрушился на дальнем холме
За версту по ту сторону долины.
84
54 А Роланд набегает на двух молодчиков:
Одному
повезло не по уму
В страхе свергнуться с крутого откоса
Сверху донизу в шестьдесят локтей,
И на том сыпучем пути
Прокатиться сквозь колючий терновник,
Исцарапавши лицо свое в кровь,
Но оставшись вольным и неувечным;
55 А другой
Закарабкался на скалу и на отрог,
Чтобы выше утаиться от бешеного,
Но вотще —
Тот, нещадный,
Хвать подпрыгнувшего за обе ноги
И, насколько стало развода рук,
Разорвал его на две половины —
56 Точь в точь,
Как расхватывают курицу или цаплю,
Чтобы бросить теплые потроха
Вдоволь ловчему соколу или ястребу.
Хорошо, кто остался жив,
А не сломал себе, скатываясь, шею!
Он поведал это диво соседям,
А они Турпину, а этот—нам.
57 И такого и всякого диковинного а в Испании
Много вытворив на горном пути, встречает
Вот спускается, наконец, заблудший, Анджелину
Лицом в полдень, в испанскую страну, и Медора..
А по ней—вдоль моря,
Терраконский лижущего песок:
И его надоумило безумие
В том песке завести себе приют,
58 Чтоб укрыться от солнечного паления.
Вот он сходит на сыпучую сушь,—
Как вдруг
Наезжает почти что на него
С юным мужем красавица Анджелика,
Съехав с тех же (как рассказано) гор,
И, рукой подать, минует Роланда,
Потому что не может его узнать,
59 Потому что Роланд — как не Роланд,
Ничего в нем не осталось от прежнего:
С самых пор, как решился он рассудка,
Шел он гол и под солнцем и в ночи,
И родись он в египетской Сиене,
Или где гараманты чтут Аммона,
Или в кряжах, откуда брызжет Нил,—
Он и то бы не был так черен: 60 Очи впали в череп,
Лицо высохло, как голая кость,
Космы в клочьях, борода в комьях,
Заскорузел, скорбен, страшен и груб.
Как увидела его Анджелика—
И дрожит и шарахается прочь,
И визжит, оглушая небо криками,
И бежит под Медорову скрыться длань.
61 А как взвидел Анджелику Роланд,—
Вмиг неистовец на ноги и к ней:
Такова в нем вспыхнула лакомость
На ее пленительный лик.
Ни следа в нем памяти,
Что любил
