26 До заката уговорного того дня
Обступали советные товарищи
И того поединщика и этого,
Как то водится меж добрых бойцов;
А народ
Вперебой, жадный видеть бой,
Рвался к зрелищным местам вокруг
поприща,
Наготове прободрствовать хоть всю ночь.
27 Ждет тупая чернь, Ропот
Чтоб два витязя померялись силами, разум-
Не загадывая умом нейших.
Дальше куцего своего погляденья.
Но король Собрин и король Марсилий
И любой, кому вдомек зло и благо,
Порицают спор
И его дозволыцика Аграманта.
28 На уме у них великий урон
Сарацинскому воинству и народу
От погибельной судьбы,
Все равно, татарина ли, Руджьера ли:
Тот и сей
Надобнее на Пипинова Карла,
Чем хоть десять тысяч иных,
Меж которыми не сыщешь достойного.
29 Аграмант на их правду не перечит,
Но обещанного не воротить:
Просит он Руджьера и Мандрикарда
Уступить, в чем он уступил,
Потому что спор их—из-за безделицы,
И не стоит он божьего суда,
А коли невмочь им отказ,
То хотя б изволили перемедлить —
30 Перемедлить схваткою
Только месяцев пять иль шесть,
Чтоб изгнать короля Карла из Франции,
Отбив скиптр его, багряницу и венец.
Но тверд паладин и упрям другой,
Хоть и оба рады служить властителю:
Каждому
Мнится в стыд согласиться первым.
31 Но и пуще государя и всех Жалобы
Тщетных Мандрикардовых убеждателей Доралисы.
Просит, молит, сетует, стонет
Стордиланова прекрасная дочь:
Молит волею совпасть с общей волею
И желанием африканского царя,
Сетует и стонет,
Ибо в ней о нем тревога и страх.
32 «Торе! — она тоскует,—
Быть ли в моем сердце покою,
Если новые и новые страсти
Вас бросают в железо и на брань?
Велика ли радость,
Что погасла ваша прежняя битва
С тем, другим,
Если жаждется вам новая, пущая?
33 Надо ли мне было гордиться,
Что столь сильный рыцарь, столь славный
царь
За меня отважился
На опасность, на ярость, на бой, на смерть,
Ежели за малую малость
Вы пускаетесь на ту же беду?
Не любовь,
А природная вас неволит злоба!
34 Ежели же воистину
Изъявляли вы свою мне любовь,
То молю вас той самою любовью,
Заклинаю той болью, мне бьющей в душу:
Не пылайте
О той белой птице в щите Руджьера —
В том ли польза и в том ли вред,
У кого она есть, у кого ее нет?
35 Мала прибыль, грозна погибель
В том бою, к которому ваша страсть:
Отобьете ль Руджьерова орла—
Невелик улов от великих трудов;
А коли не ухваченная за прядь
Повернется к вам судьбина затылком —
Взмерит ваш урон
Лишь мое перетерзанное сердце.
36 Если ваша не дорога вам жизнь,
А милее рисованная птица,
То по дорожите моею,
Ибо после вас мне не быть!
И не смерть тяжка,
Ибо с вами я взялась в жизнь и в гибель,
А печаль,
Что умру я не первая, а за вами».
37 Таковые и подобные речи, Похвальба |
Таковые с ними вздохи и слезы Мандрикардей
Расточала молящая во всю ночь, 1
Побуждая любовника к замирению. I
А он, 1
Осушая сладкий плач в влажных взорах, ]
И впивая сладкий стон с алых губ, j
Сам в слезах, ответствует увещанием: |
38 «Ах, жизнь моя,
Ради Господа,
Не жальтесь пустыми страхами!
Да восстань на меня на одного
Карл и мавр со всей Францией и Африкой,
То и тут беспричинна бы вам печаль:
Мало же вы меня знаете,
Коли в страх вам единственный Руджьер!
39 Мне ли вам напамятовать, как один,
Без меча и без ятагана,
Лишь куском я копья скрушил с пути
Целый полк оружного рыцарства?
Сам Градасс, коли спросишь, то и скажет,
Скажет с болью и со стыдом,
Как он в Сирии был моею добычею,—
А Градасс не чета Руджьеру в славе.
40 Истинно скажу: ни Градасс,
Ни ваш родич Изольер не оспорит,
Ни черкесский царь Сакрипант,
Ни всеславный Грифон, ни Аквилан,
Ни иные, которых больше сотни,
Что они, некрещеные и крещеные,
На единой тропе попали в плен,
А из плена все вызволены мною.
41 Грянь в тот знатный день на меня
Совокупно и Франция и Ливия —
Не было бы громче мне славы,
Нежели тогда и от них.
Так незрелый ли Руджьер
Стал один на один в урон и в срам
Ныне мне—
С Дурендалью и в Гёкторовых латах?
42 Ах, зачем
Я поял вас, не ставши на бой?
Взвидевши мое богатырство,
Вы прозрели бы и Руджьеров удел.
Осушите же ваши слезы,
Не печальте себя вещей тоскою:
Движет мною честь,
А не белая птица на щите».
43 Так он молвил; Неудача
но слезная красавица замирения.
Много лучшего молвила в ответ,
И слова ее подвигнули бы столб,
А не только паладинову душу.
Хоть она в шелку, а он в стали,
Но победа ее быстра:
Коли царь взмолвит вновь о воссогласии,
Мандрикард сулит сказать: я готов.
44 Так и стало бы; но когда поутру
Под Авророй, предшественницей Солнца,
Мужественный Руджьер,
Ради прав своих на орлие знаки
Не терпя отлагательных слов и дел
Скорому суду,
Взъехал в поле, обспевшееся людом,
В латах грудь, в губах рог,—
45 Лишь заслышал горделивый татарин
Звон, надменно звавший на брань,
И уже в нем ни думы о воссогласии,
Вмиг с одра, в крик к мечу, лик таков,
Что сама и Доралиса не смеет
Ни о мире молить, ни о полумирье:
Неминучий
Наступает рыцарский бой.
46 Вскидывает Мандрикард доспех,
Торопя непроворных щитоносцев,
Разом взмелся на лихого коня,
Под парижским ходившего паладином,
И скорей к тому урочному поприщу,
Где булат — конец перекорам.
В тот же час там и царь и двор:
Медлить не с руки.
47 Блещущие шеломы Поединок
Вздеты и приряжены; Мандрикар
Копья — в руках; труба и Руджьер
Быстрым гулом бросает в бледность
Сотни лиц; и с древками вперевес,
Шпоря скакунов,
Бойцы сшиблись с такою мощью,
Словно небо оземь, земля вразлет.
48 У того и у другого в щите —
Белокрылый летун царя Юпитера,
Как когда-то, по-иному пернат,
Он не раз являлся в фессальских бранях.
Какова в героях сила и гнев,
Кажет тяжесть копий, а пуще —
Как и в сшибке каждый несокрушим,
Что утес в прибое и башня в буре.
49 Древки—в дребезги, дребезги — в высь;
И Турпин не заблуждается, пишучи,
Что иные воротились в огне,
Взвившись в сферу поднебесного пламени.
Рыцари — за мечи,
И с неистовостью
Секут в сталь, удар на удар,
С первых взмахов целясь разить в забрало.
50 С первых взмахов целясь в забрало,
А отнюдь
Не в коня, чтобы свалить седока,
Ибо конь в бою не участник.
Кто решит, что таков был уговор,
Тот неправ, сам не зная древних правил,
Ибо и без уговора
Бить в коня—стыд, позор и вечный
срам.
57 Бьют в забрала, а забрала—двойные,
Но и то еле держатся под клинком.
Яр удар, скор другой, част, как град,
Бьющий ветви, листья, зерна, колосья,
Пустив прахом чаемый урожай.
Не безведомо вам,
Как разят Дурендаль и Бализарда,
И с чьего разят они плеча!
52 Но и тот и другой настороже,
И разят еще не в полную славу.
Первый был урон
По Руджьеру от руки Мандрикарда,
С богатырского знаменитого взмаха
Раскроившей ему надвое щит,
Вссекшей панцирь злым мечом до белого
тела
Чуть не насмерть.
53 Дрогнуло и застыло сердце
Вкруг- стоящих о рыцаревой беде,
Ибо мало, если не все
О Руджьеровой болели победе;
И кабы судьбина
Повершала общую волю,
Был бы Мандрикарду или плен или гроб —
Так удар его горек видевшим.
54 Не иначе, как некий вышний ангел
Тот удар отвел от бойца,
Ибо грозный, как никогда,
Вмиг Руджьер отвесил меру за меру:
Бьет булатом свысока прямо в шлем,
Но с такою неистовою поспешностью,
Что не мне его винить,
Коли пал удар не навзруб, а вплашмь.
55 Порази он недруга острием —
Тщетны бы все чары о шлеме Гектора!
Но и так ошеломленный Мандрикард,
Уронив поводья,
Трижды
Пошатнулся пасть, стремя голову,.довико Ариосто, т. II
Пока мчал его по кругу лихой Златоузд,
Все томясь о непривычном наезднике.
56 Но ни змей под пятой, ни лев под стрелой
Не толикою пышут лютой яростью,
Как татарин,
Оглушась и опамятовавшись вновь.
Сколько вздыбилась гордыня и гнев,
Столько вздыбилась доблесть и могучесть:
Бросил он коня на врага
И заносит булат в крутую высь.
57 Он заносит булат,
метит в шлем,
Он и впрямь рассек бы его по грудь,
Но Руджьер приключился изворотливее.
Только вскинул тот грозящую длань —
Он разит его самым острием
Снизу,
Вскрыв кольчугу в точь под правою
мышцею.
58 Воротясь из раны
Бализарда в жаркой красной крови,
Попретила Дурендали разить
Тем ударом, для которого вскинулась;
Но и то Руджьер отпал на крестец
И от боли смежил ресницы,
А будь шлем его не столь закален, ,
Ему век бы не встать из-под удара.
59 Но Руджьер вновь шпорит коня
И мечом улучает Мандрикарда
В правый бок,
Где не в помощь ни металл, ни закал
Против стали, не ведающей промаха,
Потому что лезвие заколдовано
Прорубающими чарами против
Латных чар и кольчужных чар:
60 Где коснулось, там просеклось
И доранилось до татариновых ребер.
Тот взревел лютой бранью в небеса,
Громче моря, бушующего о скалы,
И стяжав последнюю мощь,
Отвергает с яростию
Оный щит о белокрылом орле
И двумя руками вздымает лезвие.
61 «Ах! — кричит Руджьер,—то и видно,
Что не стоишь ты этого орла —
То взрубил ты его, то отринул ты его,
Так тебе ли притязать: он-де твой?»
Но с такою речью в устах
Он и взведал всю ярость Дурендали,
Ибо легче бы
Рухнула бы в лоб ему каменная гора.
62 Рухнула, раскроиЕ забрало,
И добро, что не раскроив лицо;
Просекла седло,
Две оковки которому не защита;
В сталь, как в воск,
Врезалась, дорезалась до бедра
И такою впечатывается раною,
От которой долгая Руджьеру страда.
63 У того и у другого бойца Руджьер
Кровь по латам в две красные струи,— убивает
Посмотрев, не скажешь, Мандрикар-
Чья забота легче, чья круче. да.
Но о том оповещает Руджьер
Острием многомстящего меча,
Вметивши крушащий удар
В левый бок, коль щит не защита.
64 Острие,
Пробив панцирь, вбивает в бок на пядь
Тропу к сердцу,—
И пришло Мандрикарду позабыть
Белокрылую ли ту птицу,
Знаменитый ли тот клинок,
Милую ли
