65 Но не вовсе он умер без отмщения —
В тот последний миг
Он сотряс свой меч, уж не свой,
И заведомо
Он Руджьеру бы и лоб пополам,
Кабы тот не осек его крепь и мощь,
Его крепь и мощь
Тем ударом под правую руку.

66 Расставаясь с жизнью,
Так ударил Руджьера Мандрикард,
Что и толстый обод и железный шишак
Всколоты, булат
Просекает кожу и кость,
На два пальца врезаясь в череп,
И Руджьер рухнул в прах, как труп,
Хлынув кровью из взрубленного темени.

67 Первым рухнул наземь Руджьер,
А второй еще держался в седле,
 И уже у всех на уме,
Что победа и прибыль—Мандрикардовы,
И уже в общей смуте Доралиса,
Столько раз бросавшись из смеха в плач,
Руки ввысь, благодарит небеса
О желанном исходе ратоборства.
68 Но когда несомненно стало явлено,
Что кто жив, тот жив, а кто мертв, тот
мертв,—
Скорбь и ликование
Посменялись в соревнующих душах:
Король, графы, князья, лучшие рыцари, Общее
Радуясь наперебой, ликование.
Изнемогшего обмывают Руджьера,
Величая его славу и честь.
69 Каждый рад Руджьеровой радостью,
И что в сердце, то и на языке;
Лишь Градасс
Одно молвит, а иное мыслит,
Ликом светел, но в тайнике души
Томясь завистью о знатной удаче
И кляня тот случай и ту судьбу,
Что Руджьеру выпала с добрым жребием.
70 Можно ли рассказать,
С каким сердцем, пылом, любовью,
милостью
Прилежал Аграмант к тому Руджьеру,
Без которого ни взвить знамена,
Ни ступить из Африки,
Ни средь стольких полчищ он не был тверд?
Нынче же он дорог ему пред всеми,
Истребив Агриканов татарский род.

71 И не только рыцари
Таковы о Руджьере, но и дамы,
В свите войска из Африки и Испании
До французской доспевшие земли.
И сама
Доралиса в слезах над бледно-белым
Милым, может быть, была бы, как все,
Кабы не был женский стыд ей уздою.
72 Говорю я «может быть»,
Но и вправду, почему бы и нет,
По такой Руджьеровой красоте,
И нравах, и доблестях, и подвигах?
Сколько мы с Доралисою
познакомлены,
Столько знаем переменчивость ее
чувств,
 Вместных и Руджьеру,
Лишь бы сердцу праздно не пустовать.
73 Мандрикард ей прекрасен, покуда жив,
Но велик ли прок от усопшего?
И не надобнее ль ее печалям
Молодой и удалой бодрец?
А меж тем
Не умедлил к Руджьеру и самолучший
Царский лекарь, досматривает раны,
И уже он изъят из грозной смерти.
74 С превеликою заботою
Аграмант Руджьера приняв под сень,
День и ночь пребывал с ним безразлучен
От приязни своей и попечительности,
А у ложа его сложил
Мандрикардов щит, доспех и оружие,
Все оружие, кроме лишь меча
Дурендали, Градассовой угоды.
75 И не только оружие, а и вся
Мандрикардова снасть идет к Руджьеру,
И меж прочего—Златоузд,
Знатный конь сумасбродного Роланда;
Но его передарил паладин
Государю, завидев его охоту…
Впрочем, полно: пора нам от Руджьера
К той, которая томится о нем.
76 Страстную тоску Тем
Ожидающей расскажу Брадаманты, временем •
До которой в Монтальбан Брадаманта
Донесла Иппалка весть о любезном: в Монталь-
Как коня Фронтина бане
У нее отбил Родомонт,
Как сыскался у водоема Руджьер
С Рикардетом и Агрисмонтскими братьями,
77 Как она отправилась вместе с ним,
Уповая доследить сарацина,
Дабы конский вор
Поплатился, что изобидел даму,
Как с тропы
Сбился рыцарь и не сбылся их умысел,
И какая тому причина,
Что доселе не поспел он в Монтальбан.
78 Она молвила от слова до слова
Все, что молвил, оправдываясь, Руджьер,
Она вынула с белой своей груди
Грамотку, им писанную к возлюбленной; получает
Брадаманта, взявши ее, прочла письмо от
Взором, больше смутным, чем светлым, Руджьера,
 А была бы радостнее,
Не мечтай она о Руджьере вживе:
79 Ожидавши она Руджьера вживе,
Обрела Руджьерово лишь письмо,
И с того-то смутился ее взор
И тревогою, и досадою, и обидою.
От души, порывающейся к милому,
Лобызает она грамотку в двадцать крат,
И кабы не слезный поток,
То сгореть бы той во пламенных вздохах.
80 И четыре раза и шесть
Перечитывает она рукописание,
И четыре раза и шесть
Хочет слышать от вестницы устные слова —
Вся в слезах,
И ни малого бы ей утешения,
Ежели бы не надежда
Вскорости узреть своего Руджьера.
81 Положил Руджьер себе время
Пятнадцать дней или двадцать,
Клятвенно посуливши Иппалке,
Что отнюдь он долее не промедлит.
Брадаманта сетует: «Ах, тоскует
Кто порукою, что не встанут случайности, о нем
Вечно сущие, а в войне еще пущие,
На помеху Руджьерову возврату?
82 Ах, Руджьер,
Я любила тебя больше себя,
А ты любишь больше меня
То заведомо вражественное племя?
Тем, кому помочь бы, ты враг,
А кому врагом бы, ты в помощь:
Ладно ли
Столь не ведать, кого бить, кого миловать?
83 Если ты не знаешь, то знают камни:
От Трояна принял смерть твой отец —
Так тебе ли от Троянова сына
Отвращать и срам его и урон его?
Это ли твоя месть?
А кто истинно мстит твоим злодеям,
Тем награда от тебя такова,
Что я гибну, кровь от их крови!»
84 Таковые и иные слова
Не раз, не два
Изливала она заочному Руджьеру,
А Иппалка твердила ей, бодря,
Что Руджьер неколебим в своей верности,
И что надобно его нажидать
 До урочного возвратного дня,
Ибо больше поделать ей и нечего.
85 Наперсницыны утешества
• И надежда, сопутница всех влюбленных,
Угашая страх,
Останавливают повсечасные слезы
И велят Брадаманте пребывать
В Монтальбане до заветного срока,—
До заветного уговорного срока,—
Но Руджьер того срока не соблюл.
86 Да не станет ему в укор,
Что порушил он верную присягу,
Ибо многие приключились причины,
Понуждавшие прочь от бывших клятв,
Ибо месяц и долее, чем месяц,
В полусмерти
Он лежал, как пласт, на одре,
Мучась раной татариновой сечи.
87 Весь урочный срок и ревнует
Нажидала его страстная красавица — его
Тщетно! к Марфизе.
Хоть узнала она от Иппалки и от брата,
Как Руджьер оружием вызволил
И его, и Малагиса, и Вивиана,—
Но и та
Была радость ей отравлена горечью:
88 Ибо ей поведала эта весть
О Марфизе, красе ее и доблести,
И как вкупе с нею
Отъезжал Руджьер,
Собираясь туда, где злополучный
Был тесним от недругов Аграмант.
Рада, но не весела
Наша дева столь достойной споспешнице:
89 Пригнетает ее тяжкая дума,
Что коли Марфиза и впрямь
Так прекрасна, как славится молвой,
То в столь долгом Руджьер сопутствии
Чудо, ежели в нее не влюблен.
Страшно верить, трудно надеяться:
Ждет несчастная рокового дня,
Вся в слезах, и ни на шаг из Монтальбана.
90 Здесь-то в ее бытность В Мон-
Князь, владетель, первейший в ее братьях тальбан
(Не по возрасту, а по чести, приезжает
Ибо двое годами были старше), Ринальд
Ринальд,
Чья меж ними слава, как солнце меж звезд,
 Предстал в замок в один прекрасный
полдень,
А с ним паж и более никого.
91 Дело было в том, что из Бравы
Ворочаючись однажды в Париж
(Как он ездил, сказал я, день за днем,
Анджеликина взыскивая следа),
Он уведал недобрую весть
О своих Малагисе и Вивиане,
Что грозит им майнцский полон,—
И немедля поворотил к Агрисмонту.

92 Там услышал, что они спасены,
А враги их погублены и разметаны,
И тому причиною
Удальство Марфизы и Руджьера,
И что все родные его и двоюродные
В Монтальбанских уже стенах,—
Он ни часу не хочет ждать, пока
Не обымет своих единокровных.

93 Предстает Ринальд в Монтальбан,
Обымает мать, жену, детей, братьев
И двоюродных, вызволенных из плена,—
Посмотреть на него меж них,
и молвишь:
Это ласточка с кормом в клювике
Меж изголодавшихся птенцов,—
А помедливши день ли, два ли,
Уезжает, и с ним его родня:
94 Алард, Рикард, Рикардет и с братьями
И Гвискард, меж сынов Амона старший; отправляет­
Малагис и Вивиан ся к Парижу.
Дружно и оружно спешат за доблестным
Единая Брадаманта,
Ожидая многожеланного дня,
Молвилась недужною
И не стала осьмою с семью братьями.

95 А недужна была она и впрямь,
Но не плотскою горячкою,
А палила ей жаждущую душу
Перемежная любовь.
Вот Ринальд покидает Монтальбан
С лучшим цветом своего рода,—
А как выручили они Карла и Париж,
О том скажется в следующей песне.
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Что блаженней, что усладительней,
Нежели удел влюбленной души?
Не было бы сладостнее житья,
Нежели Аморово служение,
Ежели бы не жалило сердец
Черное подозрение,
Страх, мученье, отчаянье, безумство —
Ревность.
Сколько прочей горечи
Ни вмешается в желанную сласть —
Не в ущерб это ей, а в умножение,
Чтобы тоньше почувствовалась любовь.
Как вода после жажды и еда
После голода вкусней и дороже,
И как только изведавший войну
Радуется миру,—
Так и любящий готов претерпеть,
Что очами не видит того, что видит
Сердцем, ибо чем дальше его даль,
Тем живительней потом его близость:
А служить без мзды,
Но не без надежды —
Не в обузу, ибо за добрый труд,
Хоть нескорая, а дастся награда.
Все обиды, досады, горести,
Все мучения, все казни любви
Западают в память,
Приправляя вкус грядущего блага;
Но когда проникнет в недужный дух
Язва яда, дыханье ада,
То какому счастию потом ни быть,
А оно уж влюбленному не в радость.
Такова та отравленная рана,
Где ни в помощь ни бальзам, ни припарки,
Ни колдуньин воск, ни ведь мин пришепт,
Ни дозор за благовсходными звездами,
Ни какие там еще волхвованья
Заповедал знающим Зороастр,—
Злая рана
Мучит раненых, пока не умрут.
Неисцельная,
Как она врезается прямо в грудь
Вслед неложному ли, ложному ли
сомнению,
Отчаивающая,
 Помрачающая разум и смысл,
Как она выворачивает все лица,
О ревность,
Брадамантин похитившая покой!
7 Не о той я тревоге, которую
Заронили в душу ей Иппалка и брат,
А о вести, которая через несколько
Дней ей круто грянула в грудь,
Пред которой прежняя — как ничто;
А какая весть, об этом — не сразу,
Ибо нынче забота моя—Ринальд,
С всеми братьями скачущий к Парижу.
8 Скачут день, скачут два, и вдруг Черный
Им навстречу— рыцарь
Рыцарь с дамою, черен плащ, черен щит, поражает
Лишь по черному — белая полоса. Ринальдовых
Наезжает и вызывает на бой братьев,
Первоскачущего удальца Рикардета.
Тот готов:
Отпустил поводья, берет разбег;
9 Не назвавшись, не молвив лишних слов,
Мчатся двое один на один,
А Ринальд с товарищи
Отъезжают посмотреть, что же станется.
«Усидеть бы мне по-моему, по-умелому,
И он мигом выбьется из седла»,—
Думает Рикардет;
Но не так приключилось, как подумалось.
10 Незнакомец рыцарь
Так уметил под самое забрало,
Что и сшиб Рикардета и отшиб
На два древка в сторону, распростертого.
Наказать обидчика
Незамедлительно наезжает Алард,
Но и он ошеломлен и распластан,
А от сшибки щит пополам.
11 Гвискард, видя, что два родные свержены,
Навостряет копье наперевес,
А Ринальд кричит ему: «Стой!
Третий бой — он мой!» —
Но еще не завязал он шлема,
Как Гвискард уже на скаку,—

• Но и он не удачливее прежних:
  Сбит, пал в прах.
  12 Рвутся вперебой в бой
  Вивиан, Малагис, Рикард—
  Но Ринальд унимает перекоры,
  Всеоружно выехавши вперед
   Со словами: «Пора в Париж,—
  Слишком долго,
  Если стану я дожидать, покуда
  Вас посбросят одного за одним».

13 Так сказал он, но про себя, неслышимо, бьется
Чтобы не было срамов и обид. с Ринальдом
Поединщики уже на скаку,
Сшиблись —
И Ринальд как сидел, так усидел,
Ибо был один сильнее всех спутников.
Копья — в дребезги, как стекло,
А два рыцаря не дрогнули ни На перст.

14 Только худо двум скакунам —
Оба навзничь и оба наземь.
Баярд вмиг встал прям,
Из бега готовый в бег,
Но другому пришлось не по добру — —
Он сломал себе плечи и хребет.
Видит встречный, конь его мертв,—
Вырвал ноги из стремян, встал пеш.

15 Говорит он Амонову сыну,
Без копья в руке вставшему над ним:
«Государь мой, ты лишил меня этого
Скакуна, который мне лучше всех,
И велит мне долг
Эту смерть не оставить неотмщенною.
Соберись же с силою,
Ибо быть меж нами большому бою».

16 Отвечает ему Ринальд: «Коли ты
За коня, а не за кого другого
Рвешься в бой, возьми из моих коней:
Верь, они не хуже!»
А соперник: «Ты, видно, бестолков,
Коли думаешь, что речь о коне;
Что ж, для непонятливого
Объясню тебе, как по писанному, так.

17 Я так мыслю, что тебе не к лицу,
Коли мы не сведаемся булатом,
Попытав,
Кто кого здесь лучше или не лучше?
ДЛЯ такой игры,
Хочешь, будь в седле, хочешь, пеш,
Лишь бы руки не оставались праздны:
Мой клинок покажет тебе меня!»

18 На такие слова Ринальд не медлит,
Говорит: «Хочешь боя — будет бой,