Не было бы слаще, чем эта смерть».
44 Таковой исполнясь решимости, Брадаманта
Вся в жару, она с ложа скок едет
И вперяет свой клинок в левый бок, умирать
Й тогда лишь видит, что вся в железе. и мстить.
Тут ее осеняет лучший дух,
И она говорит себе: «О женщина,
Твой ли знатный род
Хочешь ты запятнать такой кончиною?
45 Не достойней ли поспешить во стан,
Где всегда открыта славная смерть?
Может быть, Руджьер,
Увидав твою гибель, еще впечатлится;
А быть может, он сам тебя пронзит,
И тогда чего желать тебе более?
От кого тебе стала жизнь не в жизнь,
Тот ее и взымет.
46 А и то быть может, пока жива,
Ты отмстишь Марфизе,
Погубительнице твоей,
Перенявшей Руджьера бесчестной
страстью».
Таковые мысли пришлись красавице
По душе,
И она свою битвенную снасть
Метит знаками смертной воли и отчаяния:
47 Плащ сверх лат
Был, как блеклая листва, под которою
Срублен сук,
или высох ствол,
А по краю выткались кипарисные
Пни, которым уже не зеленеть,
Испытав двулезвийную секиру,—
Какова печаль, таков наряд.
48 И взяла она Астольфова скакуна
И то самое золотое копье,
Пред которым задетому не выстоять,—
А когда и зачем и от кого
Взял его и дал его ей Астольф,—
Здесь о том невместно повторствовать;
Но какая в нем цепенящая сила,
Взявшей невдогад.
49 Одна,
Без щитника, без подщитных,
От ворот она вниз и впрямь к Парижу,
К сарацинскому недавнему стану,
Ибо здесь еще не слышано,
Что уже паладин Ринальд
Вкупе с Карлом и магом Малагисом
Отразил беду от парижских стен.
50 Вот уже за ее спиною Она
И кадуркский Каор, и та гора, встречает
Где рождается Дордонь и те земли, Улланию
На которых и Клермонт и Феррант, и трех
Как вдруг королей.
Брадаманта видит: навстречу
Едет дама, у седла ее—щит,
А бок о бок—три сопутные рыцаря:
51 Впереди и позади—чередой
Щитоносцы и свитные красавицы;
И спросила Брадаманта мимоедущего,
Кто их госпожа?
Отвечает спрошенный: «То посланница
К государю франкской земли
Из-за льдистого океана
От Забвенного острова.’
52 От Забвенного острова^—Исландии
Этот щит
Королева, одаренная Господом
Красотою превыше красоты,
Державному посылает Карлу
С уговорною просьбою,
Пораскинув умом, его вручить
Наилучшему из нынешних рыцарей.
53 Полагая себя, и не спроста,
Наилучшею красавицею на свете,
Она хочет себе подстать
Сыскать рыцаря всесильного и всесмелого,
Ибо воля ее тверда
И ни тысячей споров не колеблема:
Лишь тому, кто превыше всех оружием,
Вверить в дар свое сердце и себя.
54 И такого-то паладина, которого
Дух и длань испытаны стократ,
Уповает она обресть
При державном дворе славного Карла.
А те трое, которые при ней,—
Короли,
Один готский, другой свейский, третий
норский,
И подобных им мало или нет.
55 Из земель не ближних, но и не дальних
К оному Забвенному острову,
Прозываемому так оттого,
Что немногие к нему дерзают плаватели,
Влюблены они в королеву
И желают каждый себе женой,
А для этого рады на подвиги,
Неумолчные до скончания небес.
56 Но ни их и ни иного кого
Не угодно ей признать первейшими;
Говорит она: «Велика ли честь
Оказать себя по здешним окрестностям?
Если даже меж вами меж троими
И пересияет единый двух,—
То и славно, но то и не довольно,
Чтобы слыть наилучшим меж всех, кто есть.
57 К великому Карлу,
Чтимейшему и мудрейшему из владык,
Я пошлю золотой мой щит
С уговорной просьбою
Его вверить паладину, который
Славен быть превыше всех удальством;
Будь он в Карловой службе или в иной,
Мне вождем—государево суждение.
58 А как примет государь этот щит
И вручит его тому храбрецу,
Какового не отыщется жарче
Ни при франкском, ни при ином дворе,—
То который из вас своею доблестью
Этот щит воротит ко мне,
Тому дастся моя любовь и страсть
Как супругу и господину».
59 С таковых-то слов
И явились три короля из-за дальнего
Моря, чтоб отбить ее щит
Или пасть от руки его стяжавшего».
Таковой поведавши сказ
Чутко внемлющей дочери Амона,
Латник шпорит коня
И вдогон за отъехавшими спутниками.
60 А она ему не вслед ни в рысь, ни в мах: Она ищет
Медленно ночлега
Едет по тропе, размышляя,
Что тут может статься, и какой
Быть надежде, раздору и розни
В франкском рыцарстве, ежели государь
Впрямь захочет
Обличить и одарить в нем сильнейшего.
61 Тяжела ее сердцу дума,
Но тяжеле прежняя,
О Руджьере, которого любовь
Отнялась и передалась Марфизе.
В этой мысли погребена душой,
Не следит она дороги, не знает,
Куда едет и где найдет
В эту ночь пристойное пристанище.
62 Как ладья,
Сорванная ветром и валом,
Без кормила и кормчего
Праздно рыщет по воле пучин,—
Так и юная влюбленная,
Обратясь всею думою к любезному,
Держит путь по Рабиканову нраву,
И рука от поводьев как за сто верст.
63 А вздымает очи и видит: солнце
Миновало Бокховы города
И нырком легло
В лоно волн по ту сторону Марокко.
А не дело
Ждать ночлега под ветками в лесу:
Ветер хладен и воздух влажен,
И дождем и снегом грозится мрак.
70 Отвечает приворотник: уже
Занят замок рыцарями и дамами,
И уже они у огня
Ждут, когда пожалует ужин.
«Коли ужин, то не для них,—
Говорит воительница,—
Ступай, я жду,
Ваш обычай мне ведом и выгоден».
71 Приворотник спешит к досужим рыцарям
С вестью,
Нежеланною, ибо кому охота
Выходить в непогожий холод
Под наставший ливень?
Но встают, снаряжаются кое-как,
И которые встали, те идут,
Не спеша* к дожидающейся ратнице.
72 А то были те самые три рыцаря,
Каковым лишь немногие подстать,
Те три рыцаря, незадолго виденные
При посланнице из-за дальних морей,
Поклялись которые воротить
Светлый щит из Франции в Исландию:
Попришпоривши,
Они раньше приспели, чем Амонова дочь.
73 Немногие им подстать,
Но она — одна из тех немногих,
И невзгодно ей
В холоде и голоде ночевать свою ночь.
В башне
Все столпились у окон и бойниц
Посмотреть на бой под луной,
Брезжущей сквозь мокрые тучи.
74 Как ликует пылающий любовник,
В ожиданье украдчивых услад
Наконец
Слыша ключ в осторожном повороте,—
Так рвущаяся
Испытать своих встречных Брадаманта
Слышит и ликует:
Вскрылся вход, спущен мост, и едут рыцари.
75 Только соступили они с моста,
В ряд ли, друг за другом ли,—
И она выезжает на удар
И пускает коня во весь опор
И наводит Астольфово копье—
То, которое
Хоть и Марса
Как коснется, так валит с седла.
76 Первый скачет свейский король —
Первый и распластывается навзничь,
Таково хватило его в шишак
То копье, не умеющее промаха.
За ним готский
Вмиг с коня и шпорами вверх;
А потом, перевернувшись, и третий
Головою ныряет в хлябь и грязь.
77 Разбросав в три удара трех бойцов— Она
Пятки вверх, темя вниз— занимает
Подъезжает она к гостиной башне замок.
С клятвою
Выйти вновь на любой зов в любой спор.
Принимает ее башенник,
По увиденному
Оказав ей по доблести и честь.
78 Привечает ее и дама,
Тех вчерашних спутница королей,
Как я сказывал, ехавшая с Забвенного
Острова ко франкскому государю:
На учтивый Брадамантин поклон
Так она мила и любезна,
Что встает навстречу и с ясным взором
Берет за руку и ведет к очагу.
79 Отлагает воительница щит,
Съемлет шлем,
А со шлемом и золотой наголовник,
Одержатель девических ее волос.
Пали кудри,
Окутали плечи
И являют взорам красавицу,
Чья не меньше доблести красота.
80 ‘ Как раскроется занавес,
И очам в свете тысячи светцов
Встанут своды, встанут дворцы
В золоте, и в росписях, и в ваяньях,
Или как изъявится из-за тучи
Солнцев ясный и яркий лик,—
Так, сняв шлем,
Разверзает она райскую прелесть.
81 Исцелительно выстриженные мнихом,
Стали кудри хоть и не те, что были,
Но уже такой долготы,
Что невмочь им быть узлом на затылке.
Узнает воительницу
Видывавший ее в деле не раз
Башенник,
И еще к ней любезнее и почтительнее.
82 Сели при очаге
И питают слух приятной беседою,
Между тем как для телесных потреб
Не замедливает и прочее питание.
Спрашивает гостья гостиника,
Давний или новый,
И с кого здесь пошел такой обычай?
А хозяин повел такую повесть.
83 Во властвование короля Фарамонда
Была у королевича Клодиона
Красавица, нежностью и вежественностью
Несравненная в оные времена.
Так он к ней был страстен,
Что не оставлял ее взглядом,
Словно Аргус, блюдущий И о —
Какова любовь, такова ревность.
84 Он держал ее в этом отчем замке,
Из которого—ни ногой,
А при нем было десять рыцарей,
Самолучших во французской земле.
Здесь и принял он славного паладина
Тристана, сопутствуемого дамою,
Им отбитой у злого великана,
Ее влекшего силою в полон.
85 Тристан прибыл в час, когда солнце
Уже минуло берега Севильи,
И просил себе входа и приема,
Ибо нет иного на двадцать верст.
Клодион же, многолюбивый
И многоревнивый, ответил,
Что пока здесь красавица, ни единому
Пришлецу сюда входа нет.
86 Долгими повторными уговорами
Не сумевши рыцарь снискать пристанище,
Говорит: «Чего не хочешь охотою,
Сделаешь неволею!»
И сурово бросает вызов
Клодиону с его десятерыми,
Посулив ему копьем и мечом
Обличить его низменное невежество,—
87 С уговором: ежели королевич
С его присными будет бит,
А Тристан усидит в седле,—
Быть Тристану в башне, а им на холоде.
Не стерпевши такового позора,
Королевич идет на смертный бой:
Свержен сам и свержены десять рыцарей,
Тристан—в башню, ворота—на запор.
88 Вошед в башню, видит красавицу,
Столь любезную прежнему господину,—
Ту, которой нещедрая Природа
Несравненных не пожалела красот,^-
И вступает с ней в добрую беседу,
Между тем как изгнанный страждет
страстью,
Горит горем и взывает к победителю
Снизойти к мольбе—вернуть даму.
89 Хоть Тристану она не дорога,
А мила лишь Изольда, кроме коей
Не велит ему колдовской напиток
Ни любить кого, ни ласкать,—
Но чтобы воздать КлодиоНу
За его злоумышленную грубость,
Говорит он: «А было бы неладно
Столь прелестную выдать из этих стен!
90 Если же Клодиону тоска
Спать под небом одному, без подруги,
То со мною есть другая дама,
Хоть не столь, а тоже хороша;
Я ее готов
Отпустить на полную его волю,
Но красивейшая
По закону и праву будь с сильнейшим».
91 Отлученный, огорченный, осмеянный,
Клодион промаялся до зари,
Как на страже
Вокруг замка, где вольно спал осиливший,
И томясь не от ветра и от стужи,
А в тоске по отъявшейся подруге.
На заре Тристан
Воротил ненадобную красавицу
92 И унял его тоску заверением,
Что какою взял, такою и отдал,
Удовольствуясь тем, что королевич
Проскучал под звездами всю ту ночь,
Хоть его нестаточное невежество
Заслужило и худшего позора;
Не в зачет ему и то, что причиною
Таковых поступков была Любовь,
93 Ибо долг Любви—претворять
Грубость в вежество, а не в грубость
вежество.
С тем Тристан и в путь,
Клодион же скорей из башни вон,
Поручивши ее ближнему рыцарю
С уговором на будущие времена:
Кто придет под кров,
С тем отныне такому быть обычаю:
94 Какой рыцарь сильнее и какая
Дама краше, тем и приют,
А кто будет побит, тот прочь
Из покоя и ночуй в чистом поле.
Оттого и пошел обычай,
И вы видите: так и по сей день».
А пока башенник вел свой сказ,
Стольник стелет обильный стол,
95 Стелет стол в просторной палате,
Краше той палаты не видывано,
И вот входят девушки,- в руках— факелы,
1
Улланию
И ведут Брадаманту в трапезную сень. хотят
Как вошла она об руку со спутницею — выгнать из
У обеих разбежались глаза: замка,
Таково все крутые стены
Крыты сплошь отменною росписью.
96 Такова краса всех сторон,
Что в забаву глазам, в забвенье брашнам,
Хоть усталая дневными трудами
И взыскует подкрепления плоть.
Скорбно стольнику, скорбно повару,
Что стоит и простывает снедь,
И сказали они так: «А не лучше ли
Напитать прежде глад, а после—глаз?»
97 Сели,
Простирают к яствам персты,
Как вдруг башенник видит, что нельзя
В одной башне быть двум прекрасным
дамам:
Кто краше—спи всю ночь, кто некраше—
ступай прочь
В хлещущий ливень и свищущий ветер!
Делать нечего: коль не вместе прибыли,
То одна другую гони с гнезда!
98 Зовет двух стариков
И зовет бывалых домашних женщин,
Все глядят на одну и на другую
И равняют, и мерят красоту,
А потом гласят,
Что заведомо краше дочь Амонова,
И победна в споре красы,
Как была победна в споре доблести.
99 А исландской посланнице,
Предстоявшей с немалою тревогою,
Говорит хозяин: «Госпожа,
Не корите нас верностью обычаю,
По которому должно гнать вас прочь,
Ибо всем нам видимо, что другая,
Хоть и не в наряде,
Но лицом и обликом краше вас».
100 Как мгновенно темное
Облако из влажного дола
Встанет в небо и сумрачный покров
Навлечет на сияющее солнце—
Так на строгий тот приговор,
Обрекающий на холод и ливень,
Изменилась красавица лицом
И не так уже
