«•чИн+1
А потом, поворотившись спиной
К каменной Карене,
Устремился над сыпучею степью
К Альбойаде, в нумидийский предел
Позади оставив и Баттов гроб
И Аммонова развалины храма.
101 Достигает второго Тремизена,
Где живут по Магометову жезлу,
И летит со всех крыл
Через Нил, к эфиопам верной веры.
Его путь — по воздушной меже
Меж нубийскою Добадою и Коалою:
Там слывут христиане, а там нехристи,
И меж теми и меж этими брань.
102 В Эфиопии царствует царь Сенап,
У которого крест наместо скиптра,
А под ним—народы, грады и руды
Золотые вдаль до Красного моря.
Он блюдет такую веру, как наша,
Спасительную от злобной геенны,
И единственно, ежели не обманываюсь,
Здесь крещаются не водою, а огнем.
103 Князь Астольф снижает коня
Над Сенаповым широким двором,
А дворец эфиопского государя
Крепко строен, а пуще пышен:
Крючья и затворы,
Мостовые цепи, вратные цепи,
Все, что мы куем
Из железа, здесь ковано из золота.
104 Пламенного золота
Здесь так много, а все оно в цене;
Высятся палатные своды
На колоннах ясного хрусталя;
Поверх стен горят полосой
Белизна, багрец, лазурь, желть и зелень,
А меж ними, поровну друг от друга,
Яхонт и сапфир, топаз и смарагд.
105 В плитах пола^ в стенах и в сводах
Блещут знатные каменья и жемчуги;
Здесь родится благовонный бальзам,
Малой долей дарясь Иерусалиму;
Мускус
Наш отсюда, и амбра лишь отсюда;
Словом, все, что у нас столь драгоценно,
Лишь отсюда плывет ко всем брегам.
106 Говорят, сам египетский султан
Платит дань эфиопу и покорствует,
Ибо тот своеволен отвести
Плодотворный Нил в стороннее ложе,
И тогда поразится голодом
И Каир и Каирова округа.
Свои люди зовут его—Сенап,
Наши люди — Иоанн-Первосвященник.
107 Сколько было эфиопских царей, пресле-
Всех он больше и всех богаче, дуемому
Но несчастен и с мощью и с казною, гарпиями.
Ибо слеП;
А еще того худшее мучение
Горше сердцу и тягостнее телу,—
То, что он, хоть и славится богат,
Страждет голодом.
108 Пожелает ли он есть или пить,
Побуждаясь жестокою потребою,—
Тотчас адская налетит
Стая гарпий, лютых и беспощадных,
Хищным клювом, хватким когтем
Бьющих блюда, рвущих пищу,
А чего утробою не вместят,
То оставят поганое и зловонное.
109 Было так, что в пылкие свои дни,
В царственной своей доле,
Быв не только превыше всех казною,
Но и дерзостнее всех и отважнее,
Стал он горд, как бес,
И замыслил встать войной на Всевышнего:
Он всхотел взойти на ту гору гор,
Из которой льется великий Нил,
ПО Ибо не на той ли горе,
Выше туч вознесшейся в небеса,
Слывет быть тот земной Эдем,
В коем древле блюлись Адам и Ева.
Со слонами, с верблюдами и с пешим
Воинством горделивец дерзнул,
Ежели там есть кто живой,
Покорить его под свои законы.
111 Но Всесильный покарал его спесь,
Ниспослав к его полчищам архангела,
Положившего замертво тысяч сто,
А царю затмившего очи ночью.
Тут-то и приспели к нему
Адских бездн ужасные чудища:
Что не вырвут, то запятнают,
Не оставят ни поесть, ни попить.
Песнь XXXIII 165
112 И его отчаянью нет конца,
Потому что было ему провещано,
Что его столу не избыть
Хищной хватки и злобной вони,
Коль не явится в вышине
Некий всадник на крылатом коне;
А как мнилось ему сие немыслимо,
Он оставил надежду навсегда.
113 Но как взвидел изумленный народ
Выше крыши, выше стен, выше башен
Всадника в небесах,—
Вмиг бегут с дивной вестью к государю,
А у государя уже в уме
Вещее пророчество, и от радости
Забыв посох, простерши руки,
Шатким шагом он спешит к низлетающему.
114 Астольф выкружил в небе круг да круг Астольф
И спускается на дворцовый двор, является
А к нему уже ведут короля; к царю,
Пал король, к ладони ладонь,
И взывает: «Мессия! ангел божий!
Знаю, нет прощенья моим грехам;
Но не наш ли удел людской—грешить,
И не вам ли дано прощать нас, кающихся?
115 За мою вину
Не дерзаю просить былого зрения,
Хоть и верю, сие в воле твоей,
Ибо ты — светлый дух, любезный Господу;
Будь мне казнью не зреть твой лик,
Но да минется мой всечасный голод:
Отгони
Душных гарпий, хищников моей снеди!
116 И тогда по обету моему
Тебе встанет над дворцом храм из мрамора,
Золот вход, золот свод,
Самоцветы и внутри и снаружи,
Наречется он святым твоим именем
И твое в нем изваяется сие чудо».
Так сказал незрячий король,
Порываясь припасть к стопам
Астольфовым.
117 Отвечает ему Астольф:
«Я не ангел, не с неба и не Мессия—
Смертен я и грешен,
И ничуть не достоин твоей хвалы.
Что смогу, то сделаю,
Чтоб побить и прогнать твоих чудовищ,
Но хвали не меня за то, а Господа,
В твой удел поведшего мой полет.
118 Будь же к Господу твой обет,
Твои храмы и твои алтари!»
Так он молвил, и пошли они в горницы,
А за ними—вельможная толпа.
И приказывает король поварам .
Править пир, ставить стол,
В крепком уповании,
Что на сей раз он не минет куска.
119 В золотом чертоге Астольф
Снаряжается отменное пиршество, бьется
Пред Сенапом воссел Астольф, с гарпиями
Несут кушанья;
И вот в воздухе
Слышен сильный свист страшных крыл,
И слетают с неба на запах снеди
Гнусные и грязные гарпии.
120 В стае их было семь:
Лица женские, выцветшие, бледные,
Ссохшиеся и сморщившиеся голодом —
Как посмотришь, так лучше умереть;
Крылья тяжкие, широкие, темные,
Лапы цепки и когти кривы,
Брюхо вспухшее пахуче, а хвост
Длинный, как змеиный, и вьется кольцами.
121 Не успели послышаться,
Как уже и увиделись на столе:
Когтят снедь, крушат снасть
И такой испускают кал,
Что не вынесешь, не занявши носа,
Столько смрада.
Увлекаемый благородною яростью,
Обнажает Астольф на хищных меч,
122 Бьет в грудь, бьет в зад,
Кого в шею, а кого под крыло,—
Только попусту:
Все удары как будто по мякине.
А чудовища меж кубков и чаш
Ни одной не минули,
И не прежде взвиваются и прочь,
Чем все яства расхищены и измараны.
123 В превеликой быв надежде король,
Что избавится герцогом от мучительниц,
Плачет
И стенает в безнадежном отчаянии.
И тогда-то герцог вспомнил про свой
спасительный
Рог,
И догадывается: в нем
Самолучшая на чудищ управа.
124 Он приказывает королю и князьям и прогоняет
Заложить себе уши перетопленным их волшебным
Воском, чтоб на грянувший гул ; рогом.
Не бежать им стремглав куда попало;
Берет повод, вскакивает в седло
Гиппогрифово, рог наизготове,
И велит дворецкому
Вновь выставить и стол и снедь.
125 Под открытым выставляются небом
Новый стол и новая снедь,
И вот гарпии вновь при своем свычае,
И Астольф берется за рог.
Птичий слух не заперт —
Звук не в мочь, и они несутся прочь,
Уже в ужасе не думая —
Ни о пище и ни о чем.
126 Паладин им вслед
Шпорит скакуна в открытое небо
Из дворца, из города,
Гулким не умолкая рогом,
Вьет погоню в воздухе в высь,
А они от него к знойному полдню,
К той горе из гор, на которой,
Если где, то начинается Нил.
127 А под каменным корнем той горы
Глубью разверзается подземелье,
Чрез которое заведомый вход
В преисподние гееннские бездны.
Здесь
Сокрывается хищная станица,
И к Коциту и за Коцит
В глубь и глубь от грозного гула.
128 Пред кромешною адовою пастью,
Где тропа из света во тьму,
Славный герцог смолк страшным рогом
И крылатого обуздал скакуна.
Но пока я не повел его далее,
Я хочу соблюсти мой обычай:
Лист исписан с лица и с оборота,
Пора кончить песню и отдохнуть.
168 Песнь XXXIV
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
' О, Гарпии, Вступление.
Жадные, всеядные, беспощадные,
Вышней Правдой насланные к всем
столам
Ослепленной многогрешницы Италии!
Умирают голодом
Добрые матери и невинные дети,
Видя чудишей, в едином пиру
Пожирающих пищу всей их жизни.
? ' Худо сделал тот, кто отверз
Долго, долго замкнутые провалы,
Из которых алчба и смрад
Смертным мором хлынули на Италию.
Закатилась ясная жизнь,
Кончился покой,
И уже его в войнах, в бедствах,
в скудостях
Долго не было, и нет, и не будет.
? Й Не будет до самого того дня,
Когда вскинет она волосы праздным
чадам
И прогонит забытье, кликнув:
«Где же новые Зет и Калаид,
Кто избавит пиршество
От зловонья и от хищных когтей,
Как те двое спасли Финея и как
Храбрый рыцарь спас царя
эфиопского?»
(
Храбрый рыцарь со страшным рогом Вслед
Гнал проклятых гарпий и в ход и в лет за гарпиями]
