Сверх иных добыч
Изоброчил ему великою данью
И Армению и каппадокийцев,
А войсками прористал до Гирканских вод.
37 Воротился, а вместо торжества
Мы замыслили предать его смерти—
А коли не предали,
То страшась отплат от больших друзей.
Я притворно его люблю,
Тешу чаяньем взять меня жейою,
Но сначала повелеваю явить
Свою доблесть на наших неприятелях.
38 Одного ли, с немногими ли спутниками
Шлю его на страшные дела,
Где ему и погибнуть бы сто раз,
А ему во всем победа и одоление:
Возвращается со славою,
С кем ни бился из чудищ и врагов —
То с гигантами, а то с лестригонами,
Разорителями отческих мест.
39 Ни от мачехи, ни от Еврисфея
Так не мучился и оный Алкид
В Лерне, в Немее, в Аркадии, во Фракии,
Над Ибером, над Тибром, над Ахелоем,
В Нумидийских степях, везде, везде,—
Как любовник,
Мнимым словом моим и смертным умыслом
Обрекаемый лишиться меня.
40 Не сломивши его с первого подступа,
Подступаюсь вторым —
Обращаю его на всех, кто близок,
Чтобы встать меж ним и ними вражде. и, отрек
У Альцеста шись,
Нет желаний, кроме моих: довела
Готов к брани по единому знаку, до гибели.
Не отсмотрит друга от недруга.
41 А когда таковым-то образом
Пали все враги моего отца,
И когда Альцест
Оказался без последнего друга,—
Я срываю притворное лицо,
Раскрываю сокровенное,
Объявляю, каков он мне постыл,
И как я желаю его погибели.
42 Но предать его погибели не с руки,
Потому что не миновать бесчестья
И жестоких слов
Он всех ведавших, сколь он нам спасителен.
Посему мне довольно, чтобы он
Скрылся с глаз,
Чтобы его я не видела и не слышала,
Чтобы не было ни письма, ни слова.
43 По толикой моей неблагодарности
Его дух надломляется от скорбных мук,
И взывавшего тщетно о милости
Постигает хворь, а за хворью смерть.
И за тот мой грех
Мои очи в слезах, а лик в дыму
Во веки веков,
Ибо адовым мукам нет скончания».
44 Смолкла Лидия; Астольф
Герцог дальше стремит пытливый шаг, запирает
Но все гуще гарпий
Черный мрак, наказующий предательства, в аду
И уже ему далее ни на пядь,
И уже он вспять, и уже,
Коли жизнь мила,
Должен в прыть поспешать от злого дыма
45 Шевелит он железными ногами
Так, что скажешь: не в шаг, не в рысь, а в бег;
Всходит выше,
Уже виден пещерный вход и выход,
И уже под дневным лучом
Тает черный удушающий мрак,
И уже он с надсадою и досадою
Выбирается из дыма под светлый свод.
46 А чтобы не стало того пути
Для возврата чудищ о жадном чреве,
Он сгребает скалы, он рубит
Дерева, в коих перец и амом,
И сколь сил в руках,
Громоздит горою ограду
Перед тем пещерным зевом, да так,
Что уж гарпиям ни входу, пи выходу.
47 А как черный дым адских смол
В тех кромешных подземельных провалах
Запятнал ему не только наряд,
Но и въелся сквозь латы и сквозь платья,
То пустился он изыскать воды
И нашел
Бьющий ключ из лесного камня,
И омылся от головы до ног.
ттххш 177
48 А потом—на крылатого и в воздух,
Чтобы взвиться до гребня той горы,
Чей цредел в молве
Превозносится до лунного круга.
Таков в витязе любопытный пыл,
Что не смотрит он в земь, а смотрит в небо, и взлетает
Выше, выше— на гору
И уже он на горной спине. земного рая.
49 Как топаз, рубин, сапфир, жемчуг, золото,
Хризолит, гиацинт, диамант,-
Были здесь цветы, распещренные
Добрым ветром по радостным холмам.
Зелень трав
Зеленее была земного смарагда,
Зелень трав
Красовалась в вечных цветах и плодах.
50 Меж цветами пели певчие птицы —
Синие, зеленые, белые, желтые, красные,
Лепетали ручьи, светились заводи,
Как кристалл.
Нежный ветер, несменный в нежном веянье,
Зыбкой зыбью
Колебал надгорную свежесть,
Умеряя истомляющий полдень.
51 Нежный ветер
с цветов, плодов и зелени
Свеивал и смешивал
Сладкие ароматы, целительные душе.
А на ровном месте стоял дворец,
Весь как из живого огня,
Блеск и свет
Разливавший превыше смертных зрений.
52 Астольф правит крылатого скакуна
Медленно и плавно
Ко дворцу, раскинутому на тридцать миль,
И дивится направо и налево,
И как Взглянет—низкой, мерзкой и душной
Ему помнится человечья земля,
Словно бог и природа ею гнушаются,—
Таково здесь все ясно и прекрасно.
53 Как приблизился к лучистому крову,—
Занялся в нем дух,
Ибо видит: стена из цельного яхонта,
Ярче и жарче, чем камень огнеок.
О знатное зодчество, Дедал Дедалов!
Что в подлунной с тобой сравнится?
СТЫДНО . :
Даже вспомнить семь чуд земного света!
54 Из сияющей сени святого дома Его
Выступает к герцогу старец, встречает
Риза белая, алый плащ, апостол
Та как млеко, тот как багрец, Иоанн.
Белы кудри, бела брада,
Низвивающаяся густо до пояса,
А достолюбезный лик
Знаменует небесного избранника.
55 Светел взором, привечает он рыцаря,
Благочестно сшедшего с седла,
И гласит: «Не без Господнего промысла,
О барон, ты обрелся в земном раю:
Твоего тебе желания
Ни причина тебе не ведома, ни цель,
Но уверуй: в том высокая тайна,
Что приспел ты из присеверных сфер.
56 Как помочь державному Карлу,
Как отвесть грозу от Христовой веры,—
Вот к какой ты думе,
Сам не думав, летел ко мне так долго.
Не твоим умом, не твоей доблестью,
Сын мой, велся ты в праведный предел,
И без вышней воли
Тщетны были бы и конь твой и рог.
57 Но ужо на досуге будет речь,
К каковым уготоваться деяниям,
А покамест подкрепи твое тело,—
Долгий пост тебе не в прок».
Так сказав,
Изумляет старец доброго герцога,
Объявив о себе, что он есть тот,
Кто святое писал благовествование,—
58 Иоанн, любезнейший Искупителю,
И о коем меж братьев была молва,
Что не смертью замкнутся его годы,
Ибо Сын Господень сказал Петру:
«Что тебе за дело,
Если сей пребудет, пока приду?»
Не сказал он: «Сей не умрет»,
Но заведомо имел сие в помысле.
59 Оттого и восторгнут он сюда,
Где уже обитель
Праотца Еноха и пророка Илии,
Не узревших последнего своего солнца:
Здесь, вдали от земного тлена,
Они радуются вечной весне,
Пока грянет архангелова труба,
И Господь Христос сойдет в белом облаке.
60 Сии Божьи мужи с приветной ласкою
Паладину назначают его покой,
А другой—коню,
Вдоволь полный отборного овса.
Угощается гость плодами райскими,
И такой в них вкус,
Что ему простителен мнится грех
Соблазненных плодом первоослушников.
61 Славный герцог, любитель всех
нечаянностей,
Удоволил плоть
Щедрой пищею и достойным сном; Он
А воспрянув в утренний час, рассказывает
Когда юная вставала Заря Астольфу
С ложа мужа, доселе, не постылого,— судьбу
Зрит вновь Роланда.
Иоанна, возлюбленного Господом.
62 Сей, подав ему десницу, повел
Речь о многом, достойном здесь молчания,
А потом и говорит ему:- «Сын мой,
Ты не знаешь, что деется во Франции —
Знай же: ваш Роланд,
Сбившись с верного пути своих подвигов,
Страждет Божией карою,—ибо
Бог суров, коли правый стал неправ.
63 Ваш Роланд,
При рождении приявший от Господа
Вышний пыл и вышнюю силу,
И несмертную неязвимость пред мечом,
А сие затем,
Чтобы стал он оплотом правой веры,
Как на филистимлян Самсон,
Поборатель избранного народа,—
64 Ваш Роланд ко Господу своему
За все блага воздал худым воздаянием,
Обездолив помощью
Ему вверенный христианский люд;
Ослепясь грешной страстию к язычнице,
Дважды и не дважды
Он уже выходил на злобный бой
С добрым своим братом,—
65 И Господь за сие судил
Обнажить ему грудь и бок и чрево,
А рассудок обуять и отъять,
Чтоб не помнил он ни себя, ни ближнего.
Сказано в Писании: так казнился
Царь Навуходоносор,
Обезумленный Господом на семь лет,
Будто бык, кормиться травой и сеном.
66 Но как был паладинов грех
Много менее Навуходоносорова,
То ему к очищению Божий срок
Ставлен в три недолгие месяца.
А уж как потом его опамятовать,—
О том знать
верный сказ наших уст
В сию высь ты и впущен Искупителем.
67 Велен тебе путь
Вкупе с нами
Прочь от сей земли —
В лунный круг, к нам ближайший
из небесных,
Ибо средство образумить Роланда-
Там, в Луне;
И как ночью взойдет она над нами,
В путь!»
68 Таковые и подобные речи Астольф
Изливал апостол целый день; с апостоло
А как солнце омылось в Океане летят
И луна явила небесный рог,— на Луну.
Снаряжается
Колесница, ристательница небес,
Та, которая с иудейских гор
Илию Пророка восторгла к высям;
69 Четырех красноогненных коней
Впряг в ярмо вествователь слова Божия,
Воссадил Астольфа рядом с собой
И повел поводьями в вышину,
И колеса закружились по воздуху
К средостению вечного огня,—
Но апостоловым чудом
Миновали они его, не вспыхнувши.
70 А прошед сквозь огненное кольцо
И приблизясь к лунному царству,—
Видят:
Вся луна — как из безупречной стали
И такая же или чуть поменее,
Чем земельный шар,
Этот шар с морями и сушами,
Влагою оплавленный со всех сторон.
71 Удивляется Астольф вдвое,
Что таков велик этот мир,
М а л о ю лишь круглостью
Из земного видимый окоема,
И что надобно отсель принащуриваться,
Чтоб земные разглядеть сушь и хлябь,
Ибо, не светимые своим светом,
Их черты не брезжутся в высоту.
72 На луне — не то, что у нас:
Не те реки, не те поля, озера,
Не те горы, холмы и долы,
А меж них и замки и города,
А дома в них уж такие большие,
Каких отроду не видывал паладин,
А леса пространные и дремучие,
Где охочи нимфы гонять зверей.
73 Некогда герцогу засматриваться—
Не затем он сюда взнесен,
И ведет его святой апостол
В узкий дол меж двух крутых гор —
Диво! — Лунный дол
Где отвсюду собрайо во одно земных
Все, что теряно нами в нашем свете, потерь.
От беды ли, от давности ли, от глупости ли
74 И не только здесь царства и богатства,
Вечные жертвы Фортунина колеса,
А и то, чего даже судьбе-изменнице
Ни дать, ни взять.
Здесь слава,
Как червями точимая долгим временем,
Здесь несчетные мольбы и обеты,
Нами, грешными, взносимые к Господу;
75 Здесь влюбленные стоны и слезы,
Время, праздно траченное в игре,
Лень глупцов,
Тщетные и несбыточные умыслы,
А уж вздорные желания и мечты
Громоздятся горами по всей долине:
Словом, все,
Что внизу терялось, вверху отыщется.
76 Паладин пробирается от груды к груде,
Вопрошает вожатого о той, о сей;
Видит: куча надутых пузырей,
А внутри их—шум и кипение;
Слышит: это царственные венцы
Древней Лидии, Ассирии, Персии, Греции,
Прежде славных,
А теперь вся их слава—напрасный звук.
77 Золотые и серебряные крюки,
Крюк к крюку, суть ничто, как подношения
Государям, князьям и покровителям
В тщетном чаяньи ответных даров.
Вот венки, а под венками— удавки;
Спросив, слышит: сие—лести льстецов;
А цикады, которые надтреснуты—
Образ песен в хвалу земных владык.
78 Золотые узы, алмазные столбы
Зрелись знаками любовного злополучия;
Орлие когти
Были властью, вверенной от князей
Своим ближним; одышливые меха—
Это милость, которая—как дым,
Государей ко своим ганимедам,
Преходящая с быстрым цветом лет.
79 Города и замки,
Полны золота, стояли в развалинах;
Он спросил и слышит:
Это—тщетные договоры и заговоры.
Ползли змеи с девическими лицами—
Труд мошенников и ложномонетчиков;
В сто кусков разбившись, лежали чаши —
Услужение нещедрым дворам;
80 Опрокинутые варева в прах —
«Что такое?»—спросил рыцарь наставника,
И ответ ему: «Это—благостыня,
Завещаемая на помины души».
Крутой грудою
Ароматные цветы рассыпались в гниль —
Это был Константинов дар
(Дар не в дар!) папе римскому Сильвестру.
81 Здесь и прутья в птичьем клею —
Это, милые красавицы, ваши прелести;
Но невмочь мне стих за стихом
Исчислять, что предстало паладину,—
Хоть начти я тысячу, будет мало:
Здесь всё,
Кроме, разве что, нашего безумства:
Оно с нами, и от нас ни на шаг.
82 Здесь нашел он и собственные свои Астольф^
И дела и дни, канувшие втуне,— находит
Да и тех не признал бы без толкователя. сосуд
Наконец, пришел он к тому добру, с Рол
О котором мы и не молим Господа, умом.
Слишком веря, что оно-то при нас:
Это здравый смысл,
Здесь гора его больше всего прочего.
83 Он—как влага, тонкая и летучая,
Не замкнешь, так истает в пар,
И позамкнут в нарочитых сосудцах,
Тот поболее, а иной поменее;
А который поболее всех иных,
В том и есть великий разум Англантского
Сумасшедшего графа, и на нем
Так и писано: «Роландов рассудок».
84 И на прочих
Тоже писано, в котором чей ум.
Здесь лихой паладин сыскал изрядную
Часть и собственных мозгов,—но не то
Ему в диво, а то, что рядом —
Умы тех, у кого во
