Пылки удалью и царственны видом
47 Так они и жили и были бы
Досточестны и достохвальны вовек,
Ежели бы не вкогтилась в них страсть,
Нарицаемая в мире любовью;
И она-де сбила их с прямой стези
В лабиринт кривого блужения,
А что зналось за ними доброго,
Все помрачено и осквернено.
48 Приезжает однажды паладин
От двора государя Константинопольского,
А при нем сопутственница,
Умных нравов и дивной красоты.
И вошла в Киландра такая страсть,
Что умри, а добудь себе красавицу:
Разлучиться с ней —
Все равно, что расстаться с милой жизнью.
49 А как не было ни места, ни времени,
Чтоб ее преклонить к своей любви,
Он отважился отбить ее силою,
Снарядился, затаился и встал
Одаль замка у самой их дороги,
Нераздумчивы лихость и любовь:
Как увидел он близящегося рыцаря —
Вмах навстречу, и копье вперевес.
50 Льстился разом он уложить врага
И похитить победу и красавицу;
Но не тут-то: соперник был силен
И дробит его доспех в дробь и дребезг.
Долетает весть до отца,
Досылает он за сыном доставщиков,
И встречает мертвого, и с великим
Плачем погребает в наследном склепе.
51 Но все так же ворота широки
Для любого приезжего и проезжего,
Потому что младший Танакр
И учтив и вежествен пуще брата.
И случилось так, что в этот же год . а другой
Из далеких мест отбил себе
Приезжает некий барон с женою, женщину
Он на диво удал, а она прекрасна. силою,
52 А она прекрасна и добронравна
И воистину превыше похвал;
И подстать ей муж —
Благороден и смел, как редко слыхано.
Впору такой красе
Быть отрадою столь достойной доблести!
Был сей рыцарь Лонговильский Олиндр,
А его супруга звалась Друзиллою.
53 И вспылал молодой Танакр
Так об этой, как брат его о той,
За которую сам познал
Злой и горький конец неправой страсти.
И как брат, он отважился попрать
Богоданный устав гостеприимства,
Чем стерпеть, чтобы свело его в гроб
Вожделение крутое и лютое.
54 Но как был в очах его пример
Братней гибели,
Он раскинул так, чтоб Олиндр
Не успел воздать за кривое дело:
Так иссякла, так истлела вконец
Добродетель — его недолгий якорь
Пред захлестывавшим потоком порока,
Уж давно пожравшим его отца!
55′ Тайно, затемно
Он поставил по будущей дороге
В те и эти пещеры настороже
Двадцать латников,
И как стало утро, Олиндр
Был охвачен со всех путей,
Бился долго и бился храбро,
Но лишился и жизни и жены.
56 Пал Олиндр, пленена его красавица
В таковом отчаянии,
Ч т о ничем и никак не хочет жить
И о смерти взывает, как о милости.
Рвавшись умереть,
Она бросилась с наддолинного кряжа,—
Но не кончилась,
А разбитая, немощная, простерлась в прах.
57 Возложив поверженную на одр,
Танакр бережно берет ее в замок,
И приказывает зорко лечить.
Чтобы выходить милую добычу.
А покуда она опоминается,
Он уже готовит свадебный чин,
Чтобы даме, столь честной и прекрасной,
Не любовницей быть, а венчанной женой. ‘
58 Ничего другого ему не надобно, но она
Лишь о ней все мысли, речи, дела сумела
Видит ее обиду, измыслить
Знает свою вину, хитрость
И оправдывается, но ничто не впрок:
Чем он больше трудится ей в угоду,
Тем он ей постылей, и тем
Она жестче жаждет его погибели.
59 Но, и в ненависти не без ума,
Памятует красавица: если
Она хочет достигнуть своего,
Ей потребно притворство и коварство,
Чтоб желание (а желание одно —
Смерть Танакру) сокрылось под личиною,
Словно канула прежняя любовь,
И она уже привержена к новой.
60 Впрямь в лице ее мир, но в сердце — месть,
И другого зова она не слышит.
Многое вращая в уме,
В чем колеблясь, что приняв, что отринув,
Рассудила она так, что всего верней
Достичь цели собственною погибелью,
Ибо где и когда краснее смерть.
Как не мстя за любезного супруга?
61 С мнимой радостью на лице
Она словно сама торопит свадьбу,
Отстраняет медлящие помехи,
Не покажет, что сердце поперек,
Наряжается, украшается пуще всех,
Будто впрямь Олиндра нет в ее памяти;
Но желание-де ее такое,
Чтобы свадьбе быть по отчим обычаям.
62 А те отчие обычаи
Вовсе не были таковы;
Но Друзилла,
Всею мыслью прилежа лишь к единому,
Вымыслила этот обман
В погубленье мужнину погубителю
И сказала, что свадьба ей угодна
По обычаю, а обычай велит:
63 Ежели вдова
Собирается за второго мужа,
Прежде пусть умилостивит покойного,
Отслужив во искупленье обид
Достодолжные требы и обедни
В самом храме, где покоится прах,
А по совершенье священнодействия
Пусть супруг супруге вручит кольцо,
64 Ив сие же время
Иерей
Над восставленным сосудом вина
Прочитав благословляющие моления,
Изольет благословленное в чашу
И подаст нарекаемым супругам,
Чтобы первою взяла его новобрачная
И пригубила бы его, и испила.
65 Танакр,
Не дивясь нимало толикой важности
Брачных этих свычаев, говорит:
«Будь по-твоему, лишь бы стать нам вместе!»
Не догадывался о том злополучный,
Что все ближе к нему Олиндрова месть,
Потому что вся дума его и воля
О едином, и ни о чем другом.
66 А была при Друзилле одна старуха, и убила
Вместе схваченная и вместе в плену; насильника
Ей-то, кликнув, она сказала ядом;
Тихо, на ухо, чтоб никто не слыхал:
«Отвари отраву,
Тебе ведомую, и доставь ее мне,
Ибо я предприяла умертвить
Вероломного Марганорова сына.
67 В том спасение и твое и мое,
А какое — скажу, дождавшись времени».
Пошла старуха,
Отварила отраву и принесла.
Приливается злотворная влага
В сосуд сладкого критского вина,
А вино блюдется до свадебного
Дня, который уже и недалек.
68 В должный день,
Разодевшись шелками и каменьями,
Предстает она в храме, где Олиндр
В саркофаге почиет на двух опорах.
Чинно пето Божие служение,
Внемлют, сшедшись, все рыцари и д а м ы
И несвычно веселый Марганор
Обок с сыном и ближними придворными.
69 А по совершенье священнодействия
Иерей благословляет вино
И подносит отравленное в золотой
Чаще, как повелено Друзиллою.
И Друзилла отпила,
Сколь пригоже для смертного приятия,
И вручила с ясным ликом супругу,
И супруг осушил его до дна.
70 Воротивши чашу священнику,
Простирает он объятья к Друзилле,
Но она,
Во мгновенье отринув тишь и кротость,
Отражает его в грудь,
Пышет лик, пышут пламенные очи,
И коснеющим голосом, но ужасным
Восклицает: «Предатель, прочь!
71 Ты ли ждешь во мне утех и отрад,
Ты, виновник слез моих, мук, терзаний?
Ты умрешь, и ты умрешь от меня,
Ибо знай, что чаша сия отравлена!
Одного мне жаль,
Что легка тебе смерть от честных рук,
Ибо нет ни казни, ни палача
В меру черному твоему лиходейству!
72 Жаль,
Ч т о несовершенно сие заклание,
Ибо будь во мне по воле и сила —
Ни единого не сталось бы промаха!
Да простит меня милый мой супруг
И да примет жертву м о ю по помыслу:
Не могла я так, как хотела,
Но убила тебя так, как могла.
73 И коли не в силе моей
Наказать тебя казнью по желанию,—
Уповаю, что сбудется твоя казнь
На том свете, и я ее увижу!»
А потом, обративши в высь
Ясный лик и смутные очи,
Воззывает: «Прими, Олиндр,
Благосклонно сию жертву от мстительницы,
74 И взмолись обо мне Сущему Господу,
Чтобы стать мне обок с тобой в раю;
А коли он скажет, что в ваше царствие
Без заслуг не входят, заслуга — вот:
Принесла я дар в его храм —
Одоленье над нечестивцем и безбожником;
А какая выше заслуга,
Чем расправа с гнуснейшими и
преступнейшими?»
75 Смолкла речь,
отлетела жизнь,
И казался мертвый лик просветлен,
Ч т о отмстилась лютость убийце милого.
А пред нею или за нею вслед
Отлетел исторженный дух Танакра:
Полагаю так, что пред нею,
Ибо в больше выпившем—крепче яд.
76 Видя Марганор как Марганор
Сына, мертвым павшего ему на руки, впал
Сам едва не мертв в бешенство
От внезапно вонзившегося горя:
Было двое, а не стало ни единого,
Й две женщины виной двум смертям:
Один принял казнь за одну,
А другая умертвила другого.
77 Любовь, гнев, боль, ужас, отчаяние,
Жажда смерти и жажда мести
Рвут на части осиротелого отца,
И он страждет, как стонет море в буре.
Рвется на Друзиллу и видит,
Что она уж дожила свою жизнь,
Но неистовство, как огнь, меч и бич,
Его рушит на бесчувственное тело.
78 Как змей,
Вбитый пикою в песок,
Извиваясь, тщетно грызет зубами,
Как пес,
Разъярясь на ударивший булыжник,
Налетает, гложет и не уйдет,—
Так напал на холодеющую
Злее пса, злее змея, Марганор.
79 А раздрав ее плоть и растерзав,
Но не утолившись и не насытившись,
Он напал на дам, коих полон храм,
И не пощадил ни единую:
Как косец косою,
Так косил он губительным мечом —
Тридцать нас изгибло, а сто изранено:
Не спастись.
80 А таков перед ним был страх,
Что никто не смелился поперечить;
И что дамы, что прочий люд —
Все, кто мог, лишь теснились вон из храмины.
Удержали бешеного
Доброй силой и просьбами друзья,
И оставив в подножье стон и плач,
Увели его в замок на утесе.
81 Но неймется гнев;
И тогда-то почалось то гонение —
Благо, что друзья и народ
Умолили не извести нас /до смерти!
В сей же день — указ:
Быть нам изгнанным из его владений
И ютиться в угоду ему здесь,
А приблизившейся в замку — погибнуть!
82 Так мужья отторглись от жен, . и какой
Так от матерей — сыновья, завел он
А которые преступят запрет, закон против
Те блюлись, чтобы Марганор не доведался, женщин.
Потому что многих
Он казнил нещадно и до смерти.
А в своем он замке издал закон,
Каких круче не слыхано и не читано:
83 Ежели какая женщина
Забредет в тот дол ( бывало так),—
Быть ей битой розгами по спине,
А потом в полосованном наряде,
Чтобы заголился природный стыд,
Быть изверженной из этих окрестностей.
Если же при даме случится рыцарь,
То и вовсе ей не выйти живой:
84 Ежели при даме оружный рыцарь —
Тотчас душегуб
Встащит жертву к сыновнему надгробию
И зарежет собственною рукою,
А сопутного рыцаря — в темницу,
Опозоренного, без меча и коня.
Это ему нипочем —
У него вкруг замка тысяча латников,
85 А кого и вздумает отпустить —
Тот ему поклянись великой клятвою
На святом причастии
Быть по гроб врагом прекрасному полу.
Посему,
Ежели не жаль вам себя и дам,—
Попытайте сами у тех злодеевых
Стен, какая в лютом и мощь и злость».
86 На такую повесть во слушавших Брадаманта,
Таково вскипела жалость и гнев, Марфиза
Что кабы не ночь на дворе, и Руджьер
Они тотчас бы ринулись на приступ. едут на
Но пришлось соратникам отдохнуть; Марганора.
А когда Аврора
Стерла с неба звезды о въезде Солнца,
Трое тотчас в латы и вмиг в седло.
87 Не успели они отъехать —
Слышат
За спиной по дороге дальний топот,
И с холма обводят глазами дол.
Видят:
На один от них лучный перестрел
По тропе взбираются двадцать латников,
Кои конные, кои пешие,
Песнь XXXVII 231
88 И с собою волокут на коне
Женщину,
Видом старую,
Как на плаху, на костер или на виселицу.
И хоть было до нее далеко,
По лицу и платью она узналась:
Угадали поселянки ту самую
Старую служительницу Друзиллы,
89 Ту служительницу Друзиллы, которую
Вместе с нею заневолил Танакр,
И которая госпоже
Отварила ту смертную отраву;
В божий храм она тогда не пошла,
Потому что все поняла заранее,
Выскользнула из селения и бежать,
Уповая сыскать себе убежище.
90 Но укрывшуюся в Австрийской окраине
Выследил ее Марганор
И уже не жалел ни сил, ни трат,
Чтобы залучить в костер или в петлю.
Злая алчность,
Распалясь подарками и посулами,
Побудила некоего барона,
Приютив ее, выдать головой:
91 Связанную по рукам и ногам,
Заткнув рот, чтоб не вымолвила слова,
Как мешок, на вьючном седле
Он дослал ее до города Констанца,
А оттоле этот люд
Переял ее в добычу хозяину.
Дабы он, не умеющий щадить,
Утолил над нею свое неистовство.
92 Как большая наша река,
Катясь к м о р ю с горного Везула,
Принимает Л амбру, Тицин и Адду
И другие приливные потоки
И несется все круче и напористей,—
Так Руджьер и так две его соратницы
На такую Маргайорову злую дурь
Еще пуще пышут негодованием.
93 Гнев и ненависть
За толикие мерзостные дела
Им велят разделаться с душегубом,
Сколько бы оружных при нем ни шло.
Быстрая
Смерть не выкупит
