Чтоб свалить такого богатыря,
Первоборца от всего басурманства.
12 Но не рад паладин такой победе — Брандимарт
Прочь с седла, испускает
Лик в слезах, дух.
И бежит, сколь есть бега, к Брандимарту
Видит: Брандимарт
Распростерт лежит на кровавом поле,
Шлем расколот, как кора топором,—
Не защита хрупкий от тяжкой силы.
13 Роланд вскинул забрало над лицом,
Видит: лоб
Рассечен меж бровей до переносья,
Но в устах еще довольно дыхания
Помолить, пока жив, Отца небесного
О прощении минувших грехов
И промолвить в ободрение графу.
Током слез орошающему лицо,
14 Таковые слова: «Ах, Роланд,
Не забудь обо мне в своих молитвах,
Внятных Господу, и обереги
М о ю Флор…» и не домолвил: «…делизу».
Отлетает рыцарская душа,
Звенят в воздухе ангельские напевы,
И, покинувши телесный покров,
В светлом пенье она восходит к раю.
15 Но Роланд хоть и рад бы ликовать
О такой богоугодной кончине,
Ибо зрел над ним разверстую твердь
Верным знаком горнего вознесения,
Но по слабости пристрастного сердца
Было ему невмочь
Сиротеть о ближайшем, чем и брат,—
И ланиты его влажнились плачем.
16 А меж тем опрокинутый Собрин
Как упал, так лежал,
Истекая ранами в грудь и в бок,
И едва доставало в жилах крови;
И лежал обездвиженный Оливьер,
Не владея поворотить ногою,
Ибо ему не встать
Из-под рухнувшего конского тулова.
17 Не приди ему на помощь свояк,
Отозвавшийся на стоны и слезы,
Сам бы он не высвободился;
А и высвободившись,
Такова была в нем мука и боль,
Ч т о нога уже ему не опора:
Не ступить и не пошевелить,
Ежели бы не дружняя помощь.
18 Не рад паладин победе, Собрина
Нет его душе моготы уносят
Мертвого видеть Брандимарта израненного.
И неверного стопой Оливьера.
А меж тем Собрин еще жив
И опоминается,
Хоть в глазах у него еще темно,
Потому что много жизни вытекло кровью.
19 Приказал его Роланд, окровавленного,
Взняв с земли, снесть в шатер и отлечить,
Сам промолвив в ободрение страждущему,
Как родному, доброе слово,
Потому что после бранной игры
Был он кроток и непамятозлобен.
С мертвых взял он брони и взял коней,
А все прочее оставил служителям.
20 Здесь достойнейший Фредерик Фульгоз
Укоряет мою повесть в неправильности,
Потому что, исплавав берберийские
Берега из конца в конец,
Сам причаливал он к этому острову
И нашел, что он так уж крут и дик,
Ч т о на склонах меж скал и скал
Негде стать даже ровною подошвою,
21 И нестаточно, чтобы целых шесть
Лучших рыцарей, краса всего света,
Конно бились меж этими каменьями.
Но могу я возразигелю возразить,
Что в ту пору у подножия этого
Каменного кряжа была равнина,
Но потом здесь случился тряс земной,
И ее покрыло булыжной осыпью.
22 Оттого-то, о светлейший из Фульгозов,
Мой яснейший светоч и мой живейший,
Если вы за сие меня корили
И, быть может, даже пред вашим
братом,
Чьи победы хранят покой отечества,—
То смените неприязнь на приязнь
И уже на меня не говорите,
Будто я обманщик хотя бы в этом.
23 А тем временем Роланд, вскинув взор
К морю, видит вдалеке паруса
И под ними кораблик, поспешающий
Не иначе, как к его островку.
Кто в кораблике,—
пока не скажу,
Ибо ждут меня другие герои:
Мы посмотрим, каково-то во Франции
Удальцам, отразившим сарацинов,
24 И посмотрим, какова вдалеке Тем
От желанного лучшая из любящих временем
Верная страдалица Брадаманта. Брадаманта
Обнаружив, что опять не сбылась тоскует
Столь недавняя Руджьерова клятва о Руджъере,
Пред лицом и наших и вражьих войск,
Обманувшись,
Не надеется она уж и ни на что.
25 Умножая жалобы и стенанья,
Столь уже привычные на устах,
Она вновь твердит, как твердила,
Ч т о Руджьер — злодей, что судьба —
врагиня,
А потом, со всех парусов,—
Ч т о и небо,
Попуская безмездному вероломству,
Неключимо, неправедно и немощно.
26 И винит Мелиссу
И клянет пещерное прорицалище,
Что пошед на их лживый уговор,
Она вверглась, как в море, в страсть и горе;
И, оборотясь к Марфизе,
Изливается в стонах и слезах
О ее вероломном однородце,
И вверяется и молит помочь.
27 А Марфиза, пожимая плечом,
Утешает ее, чем только может,
И не верит в такой Руджьеров грех,
Чтобы он не воротился к возлюбленной;
А коли посмеет,
То она не снесет такой обиды,
Он вернется сам собой или выйдет с ней
на бой —
Таково ее рыцарское слово.
28 Умеряет слово девичью горесть,
Укрощается, выплакавшись, скорбь.
Что ж,
посмотрев, как Брадаманта своего
милого
Честит чванным бесчестным
вероломцем,
Мы посмотрим, много ли веселее
Ее брату, чья кость и плоть и кровь
Сожигается пламенем любви,—
Славному монтальбанскому Ринальду:
29 Монтальбанскому Ринальду, который а Ринальд
Пламенел о прекрасной Анджелике, тоскует об
В чью завлекся он любовную сеть Анджелике
Светлым ликом ее и черною чарою.
Все другие паладины, побив
Сарацинскую силу, наслаждались
Вожделенным покоем, и лишь Ринальд
Страждал пленником любовного плена.
30 Сто гонцов рассылает он на розыски,
Рыщет, ищет красавицыны следы,
А потом подступает к Малагису,
Чьею помощью спасался не раз,
И потупив лоб и с краской в лице
Понуждает себя к любовной повести
И взывает к сроднику: «Вразуми,
Где жива желанная Анджелика?»
31 От такого дива
В Малагисе и ум вверх дном,
Ибо только по Ринальдовой неохоте
Не имел Ринальд царевну уже сто раз.
И не сам ли Малагис в Анджеликином плену
Словом, делом, угрозою и мольбою
Преклонял Ринальда к ее любви —
Тщетно!
32 И уж он ли не хотел, чтоб Ринальд,
Полюбив, изъял его из темницы?
А теперь без причины и без пользы
Ринальд рвется к нечаянному сам.
Поминает Ринальду Малагис,
Каково ему стала, Малагису,
Та суровость, от которой едва
Он не сгинул в темном своем узилище.
33 Но чем нынче кручиннее и досаднее
Малагису Ринальдовы мольбы,
Тем ему воочию зримее,
Сколь великая в нем пышет любовь.
И за все те непраздные его просьбы
Повергает он былые обиды
В океан забвенья
И сулит ему скорую полмогу.
34 Говорит: «Дай срок»,
И надежит доброй надеждой,
Что узнается Анджеликин путь
И во Франции она или не во Франции.
Так сказав, идет Малагис Через
В неприступную пещеру меж гор, Малагиса
Где он знался с нечистой силой, Ринальд
И над черной книгой скликает демонов, узнает о ее
отъезде.
35 И у демона, что по любовным делам,
Дознается,
Отчего это Ринальдово сердце,
Быв как сталь, вдруг стало как воск?
А в ответ он слышит про два источника,
Один гасит, другой взжигает страсть,
И испив из одного, не спастись,
Кроме как испив из другого;
36 И про то,
Как Ринальд, испивши из безлюбовного,
Столько времени был и нем и глух
К долгим просьбам прекраснейшей
Анджелики,
И какая потом злая звезда
Привела его к любовному току,
Чтобы он, испив, воспылал
К той, которою гнушался и брезговал.
37 Зла была звезда, жесток рок,
Из студеной струи поивший пламенем,
Ибо Анджелика в тот самый миг
Испила из другого, из бессладостного,
И таков ей рыцарь вмиг стал постыл,
Ч т о она от него — как от гадюки;
А его любовь
Кипит пуще, чем прежде била
ненависть.
38 О такой-то нечаянной беде
Доложил Малагису служебный демон,
Не забыв и о том, как Анджелика
Предалась африканскому юнцу
И оставила для него Европу ,
И пустилась по неверным волнам
В Индию
На отчаянном каталанском челне. .
39 И когда пришел Ринальд к Малагису,
Стал его Малагис
Уговаривать позабыть Анджелику,
Потому что предпочла она жалкого
Варвара, и уже она так
Далеко, что не сыскать ее следу:
Впрямь, уж верно она в полупути
Со своим Медором к своим владеньям.
40 Страждущий влюбленный
Еще снес бы Анджеликин побег,
Не лишился бы сна и сновидений
От ее левантийского пути,—
Но от мысли, что дерзкий сарацин
Смял первины девического цвета,
Такова вскипает в нем страсть и боль,
Каковой вовеки не знало сердце.
41 Нет в нем сил к ответу,
В сердце дрожь и дрожь на устах,
В губах горечь, как от злобного зелья,
Языку не измолвить двух слов.
К Малагису он спиною — и прочь,
Бешеною гонимый ревностью;
Плачет, рвется в муке — и наконец
Хочет сам по левантийскому следу.
42 Просится он в отлучку Ринальд
У державного Пипинова сына, едет искать
Потому-де, что конь его Баярд, Анджелику.
Не по-рыцарски хищенный Градассом,
Позывает его встать на путь чести,
Чтобы сериканский бахвал
Не тщеславился, что мечом или копьем
Обездолил французского паладина.
43 Отпускает его Великий Карл,—
Хоть и жалко и Карлу и целой Франции,
Но нестаточен отказ
На такую достойную причину.
Хочет с ним Гвидон, хочет с ним Дудон,
Но Ринальд никоторого не хочет,
И один покидает свой Париж,
Изливая вздохами муки страсти.
44 Все-то у него на уме,
Как сто раз ему давалась красавица,
И сто раз он по тупости и глупости
Отвергал такую редкую сласть.
Отрицаясь стольких утех,
Сколько трачено им доброго времени!
А теперь за единый с нею день
Он готов заплатить хоть целой жизнью.
45 Все-то у него на уме,
Как такое могло случиться,
Ч т о убогий латник в царевнином
Сердце свеял всю прежнюю любовь?
Раздирая душу такими’ думами,
Ринальд едет и едет на восток,
К реке Рейну, к Базилейскому городу,
И уже перед ним Арденнский лес.
46 Въехал паладин
В знатный лес бывалых нечаянностей,
В дикие и опасные места
В многих милях от городов и замков,—
Глядь,
смутилось синее небо, На Ринальда
Скрылось солнце меж темных туч, нападает
И вздымается из черной пещеры чудовище —
Женовидное ужасное чудище: Ревность.
47 Тысяча очей, все без век,
Не сомкнутся, не подернутся дремою;
Тысяча ушей;
Вьются волосы змеиными жалами;
Из диаволической черноты
Выступает устрашительный облик;
Хвост, как змей, и велик и дик,
Обвивает грудь, выплетает петли.
48 В тысяче и тысяче подвигов
Не знавал герой того, что познал,
Когда двигнулось на него
Угрожающее взорами чудище:
Страх,
Непостижный людям, прихлынул в жилы,—
Но притворствуя привычную удаль,
Он дрожащей рукою сжимает меч.
49 Хорошо ратоборствует чудовище —
Так и рвется соступиться с соперником:
Взметывает змеиную
Пасть и сверху на Ринальда в упор.
Изовьется справа, изовьется слева—
Изворачивается Ринальд и разит
Взмахом, отмашью, вновь и вновь,
А ни разу проворную не заденет.
50 То змея ему ринется на грудь,
Леденя сквозь сталь до самого сердца,
То в лицо,
Под забрало, и по щекам, и по шее;
Дрогнул рыцарь,
Шпорит прочь скакуна Ринальд,
А чудовище ему вслед не лениво,
Скок — и село за седло на крестец.
51 Рыцарь шпорит то вперед, то вбок,
А проклятая тварь все за спиною —
Не стряхнуть,
Как ни береди скакуна.
Сердце бьется, точно лист на ветру,
А змея и не жалит,
Но уж так-то мерзостна и страшна,
Что он жизни не рад, кричит и стонет.
52 На последние пути, на трудные тропы
Где круче кряж, дремучее лес, тернистее дол,
Черен свет,—
Мчится,
В тщетном чаяньи сбросить с плеч
Это злобное, грозное и гнусное;
И худой бы случился ему конец,
Кабы вдруг не подоспела подмога.
53 Подоспел подмогою некий рыцарь, Ринальда
Его латы—светлая сталь, выручает
Знак на шлеме — сломленное ярмо, рыцарь
Щит — на желтом красное пламя, Презренш
Пламенами шит и наддоспешный плащ,
Шита и конская попона;
Меч у бока, копье в руке,
У седла — огнедышащая палица.
54 Огнедышащая, вечнопышущая,
Его палица горит — не сгорит,
И ни щит, ни шлем, ни бронь
От того огня не крепь и не толща.
Всюду рыцарю путь,
Где сверкнет негасимый его светоч.
Он и стался для нашего героя
Избавителем от кромешного чудища.
55 Твердый духом,
Где заслышал он шум, туда и вскачь;
Глядь —и видит, как чудище по Ринальду
Оплелось змеею во сто узлов,
А ему в тех узлах и жар и дрожь,
Потому что оплетшую не сбросить.
Рыцарь — к чудищу внаскок, бьет в бок,
И летит оно кувырком и влево.
56 Но едва коснулось земли —
Снова вздыбилось, и вьется змеей, и бьется.
Опускает рыцарь копье,
Умышляет на врага верным пламенем;
Палицею
Бьет, как буря, в змеиные узлы,
Не дает зловредному
Извернуться ни к худу, ни к добру,
57 Теснит, давит, мстит тысячи обид,
А меж тем
Окликает паладина советом
Поспешить по тропе и ввысь горы.
И по той тропе, по тому совету
Безоглядно
Мчит Рицальд, покуда не скрылся из виду,
Хоть и крут был подъем и каменист.
. 58 Вновь загнав преисподнее исчадие
Грызть себя и жрать себя в злой щели
С горьким током
В тысячу ручьев из тысячи очей,—
Обращается рыцарь вослед
