И всю ночь торопилась по течению.
42 А наутро предстает и как
Пред тем рыцарем, столь в нее влюбленным, печально
В чьем обличий это
Искушал я ее себе на зло. кончилось.
А как он любил ее с прежним пылом,
То не диво, что рад был ее принять,
И она повестила мне гонцом,
Чтоб уже не ждать ее быть моею.
43 Горе!
С той поры они вдвоем и смеются,
А я сам от накликанной беды
Вечно мучусь и не сыщу себе места.
Хуже мне и хуже,
Впору умереть,
И я умер бы, не прожив и года,
Кабы не одно утешение:
44 Утешение, что за десять лет
Сколько ни было гостей в этом доме,
Каждому я подавал эту чашу,
И никто не донес ее до уст.
В стольких горестях единая радость —
Знать, что я в моей беде не един.
Ты меж всеми первый случился мудр
Отстранить опасное пытание.
45 А за то, что хотел я о супруге
Больше знать, чем велено знать,—
До последнего моего, близкого ли,
далекого ли
Часа нет мне покоя на земле,
Первая тому радовалась Мелисса,
Но недолгою была ее радость —
Полагая в ней исток всех несчастий,
Я уже навидеть ее не мог.
46 А она, любив меня больше жизни
И надеясь, как минула супротивница,
Быть со мной всегда,—
Не стерпела томиться моею ненавистью
И от той насущной тоски
Не замедлила прочь из этих мест
В такую даль,
Ч т о уже я не слышал о ней ни вести».
47 Так рассказывал опечаленный рыцарь, Ринальд,
И когда досказал до конца, посочув-
То Ринальд, одоленный жалостью, ствовав.
Призадумался и ответствовал так:
«Впрямь неладно Мелисса присоветовала
Ворошить осиное гнездо —
Впрямь и ты не довольно рассмотрителен,
Ч т о искал, чего рад бы не найти.
48 Что в твоей красавице алчность
Пересилила супружеский долг,—
То не диво: не первая и не пятая
Она пала в столь нелегкой борьбе.
Даже сильный дух даже меньшей мздой
Даже к худшему склоняется делу.
Разве мало мужчин ради золота
Предавали и вождей и друзей?
Ежели хотел ты ее отпора —
Не вздымал бы столь тяжкого оружия,
Потому что ни мрамор, ни булат
Не защита от серебра и золота.
Ты, скажу я, больше неправ,
Искушая, чем она, искусившись:
Испытавшись сам,
Ты едва ли оказался бы тверже».
Так сказавши, Ринальд подъемлется отправляется
Из застолья и просится отдохнуть, в дальнейший
Чтобы ненадолго смежить глаза путь.
И пуститься до зари в путь-дорогу:
Времени у него-де мало,
А какое есть—на счету.
На сие гостеприимен
Приглашает его лечь без забот,
Сень и ложе к его услугам,
Но, послушавшись доброго совета,
Мог бы он проспать хоть всю ночь
И во сне проехать большое поприще:
«Снаряжу тебе,—говорит он,— челн,
И на том челне без опасности
Ты всю ночь будешь спать и плыть,
Сам себя опередив на полсуток».
Полюбился Ринальду такой совет,
Благодарствует он доброго рыцаря
И непромедлительно
Сходит к берегу, где ждут его пловцы.
Здесь он вольно раскинулся на палубе,
Между тем, как челн,
Быстр и легок о шести веслах,
Словно птица в ветре, скользит в реке.
Преклонивши голову,
Вмиг заснул государев паладин,
Приказавши разбудить себя тотчас,
Как настанут феррарские места.
Вот осталась Мелара по левую,
А Сермида по правую ладонь,
Позади — Фигароло и Стеллата,
Где разбросил рукава бурливый По;
Кормщик правит в правый рукав,
Оставляя слева Винеджию,
Миновал Бондено, и вот
Посветлели впереди небеса,
Осыпаемые алыми и белыми
Лепестками из кошницы Зари,
Когда вскинул Ринальд чело
И увидел два Тебальдова замка.
55 «О блаженный град,— Он про-
Он воскликнул,— в чьи будущие веки плывает
Мой двоюродный Малагис, Феррару
Соглядатель звезд, совещатель духов, и остров
Проезжая со мною здешний край, Бельведер.
Произрек
Просиять ему красою и славою
В ликовании Италийской земли!»
56 Так измолвив,
Плыл он дальше по царственной реке,
Увлекаемый крылатою ладьею,
И увидел от города невдали .
Островок,
В оны дни еще пустой и безлюдный,
Но отрадный Ринальдовым очам,
Знавшим быть ему пышным и прекрасным,
57 Потому что говорил Малагис,
Здесь однажды случась ему сопутником,
Что когда семь раз по сто раз
Под Овном пройдет четвертое небо,—
Этот остров станет лучшим из всех,
Облегаемых морями ли, озерами ли,
реками ли,
И кто взвидит его, уж тот забудет
Восхвалять Навсикаин отчий край.
58 Было сказано: красою дворцов
Превзойдет он остров, милый Тиберию,
Небывалостью цветущих порослей
Не уступит удолию Гесперид,
Столького животного множества
И в Цирцеиных не сыщется паствах,
А Венера с Купидоном и Грациями
Для сих мест оставит и Кипр и Книд.
59 И еще было сказано: таковым
Стать ему по воле того, кто, силу
Съединив с могуществом, обнесет
Ближний город раскатами и оплотами,
Дабы выстоял он невспомогаемо
Хоть противу целого света;
И недаром сей творец будет слыть
Сыном Геркулеса и отцом Геркулеса.
60 Проплывая, припоминал
Паладин те вещие речи
Своего двоюродного, который
Их гласил ему не раз и не два;
Но таков был невелик и убог
Пред его очами грядущий город,
Что воскликнул он: «Из этих ли процвести
Топей цвету благородных наук?
61 Этому ли малому ли посаду
Просиять меж прекраснейших городов,
А затонам и заводям вокруг
Простереться плодоносными пажитями?
Город, город,
пред тобой встаю я, чтобы
почтить
И любовь, и благородство, и вежество
Государей твоих, и доблесть
Славных рыцарей и нарочитых мужей.
62 Вечно мирно, вечно любовно
Да блюдут тебя в радостном обилии
По неизреченной Господней милости
Праведность и мудрость твоих князей.
И да оградишься ты от врагов,
И да сокрушатся их козни,
И да страждут они, взирая, завистью,
А тебе не завидовать им вовек».
63 Так гласил Ринальд Монтальбанский Ринальд
Между тем, как стремительный челнок раздумывает
Резал воду быстрей, чем режет воздух о женской
Кречет, рея на вабило вабящего. верности.
С правого в правейший
Своротив пролив, вдалеке
Он теряет башни и кровли города,
И Георгиев посад, и Гайбан, и Фоссу.
64 А Ринальд, чья мысль
Обращается от заботы к заботе,
Вспоминает благосклонного рыцаря,
В чьем дворце он трапезовал вчера,
И которому встала из этих мест
Столь великая обида и досада;
Вспоминает чашу, вином
Обличающую женскую неверность,
65 Вспоминает рыцарев сказ,
Как во стольких подъятых испытаниях
Ни один не сыскался муж,
Чтоб испить, не расплескавши напитка.
То жалеет, а то, напротив,
Говорит: «Хорошо, что не стал я пить:
Испилось бы — я знал бы то же, что знаю,
А не испилось бы — беда!
66 Вера моя крепка, крепче ей не стать;
Даже преуспевши,
Невелик мне в испытании прок.
А велика была бы недоля —
О моей Кларисе
Вдруг узнать, чего я прежде не знал.
Ставить на кон сто против одного —
Значит все отдать, ничего не взявши».
67 В таковом-то размышленье клермонтский Гребец ему
Паладин, не поднимая чела, рассказы-
Наблюдаем был с великою пристальностью вает об
Противосидящим кормчим гребцом. Адонии,
Быв догадлив,
Проницает тот рыцареву мысль,
А быв смел и удачливо речист,
Вызывает рыцаря к разговору.
68 И пошел разговор у них о том,
Что нерассудителен
Искушающий жену искушением,
Непосильным женскому естеству;
А которая жена целомудрием
Защитится от серебра и злата,—
Та сумеет пронести свое сердце
И сквозь тысячу огней и сквозь тысячу
мечей.
69 И примолвил кормщик: «Ты прав,
Ч т о большие дары не впрок красавицам,
Потому что не всякое сердце
Для такого приступа найдет отпор.
Может быть, дошла до тебя молва,
Как одну прекрасную молодую
Уличивши даму в такой вине,
Муж обрек ее на смертную гибель.
70 И подавно должен бы памятовать
Эту силу злата и серебра
Мой хозяин, но в нужнейшее время
Он о том забыл и погиб.
А уж он-то знал о том случае,
Потому что приключился он в городе,
Опоясанном медлительным Минцием,
Где и он рожден и я рожден.
71 Это случай с Адонием, который
Подарил судейской жене
Драгоценнейший дар — некую собачку».
Говорит ему паладин: «У нас
В заальпийском крае о том не слыхано —
Ни во Франции, ни на всех моих путях/
Ежели не в труд — расскажи,
А уж я не премину тебя выслушать».
72 Начинает кормщик: «А жил в том городе как любил
Человек по прозванию Ансельм, он Аргию,
С юных лет в долгополой мантии жену
Погруженный в Ульпианову премудрость. Ансельма,
Искал он себе жену,
Доброродную, добронравную, добровидную,
И нашел
Красавицу красоты неописанной:
73 Такой стати, такой прелести,
Ч т о казалась вся — нежность, вся — любовь:
Много больше,
Чем пристало его сану и тихости.
Как досталась она ему —
Вмиг он сделался ревнивее всех ревнивцев,
Не имея к тому иной причины,
Как что слишком она мила и хороша.
74 А еще в том городе жил
Рыцарь древнего и знатного рода,
Того самого рода, каковой
Произрос из драконовой челюсти,
И откуда сама была Манто,
Основательница и соименница города.
Было рыцарево имя Адоний,
И случился он в ту красавицу влюблен.
75 Для своей любовной надобы
Расточал он без устали добро
На пиры, на наряды и на всякий
Блеск себе и имени своему.
На такие траты
Не достало бы и кесаревой казны —
В две зимы, не боле,
Изроскошествовал он все отчее имение.
76 Дом его, дотоль
С утра до ночи полный дружным толпищем,
Запустел, ибо не стало к столу
Куропаток, перепелок, фазанов;
Был Адоний первым, а стал последним,
Оскудел до нищенской нищеты
И тогда решил уйти в такое место,
Где не знают, кто он и кто он был.
77 С таковым намерением,
Никому не сказавшись, весь в слезах,
Вышел он поутру из города
И пошел вдоль топей, что возле стен,
Но и в этом горе не мог забыть
Повелительницу своего сердца,
Тут-то и случился с ним случай,
Ч т о из жалкого стал он блаженней всех.
78 Шел он, шел и видит: мужик
С большой палкою возится в кустарнике.
Спрашивает Адоний,
Для чего он так лезет из кожи вон?
Отвечает мужик, что в этой поросли как он спас
Он приметил старую змею, змею-вол-
Да такую уж длинную да толстую, шебницу,
Ч т о другой такой ищи — не найдешь;
79 Вот он и намерен ее прикончить
И пока не прикончит, не уйдет.
Не стерпел Адоний такое слышать,
Потому что
Он измлада чтил змеиное племя,
На своем родовом нося щите
Лик дракона, из чьих зубов
Его древние взошли прародители.
80 Увещает Адоний мужика
Сменить умысел и оставить промысел,
И уламывает упрямого ту ползучую
И не гнать и не бить и не губить.
С тем он и уходит своей дорогою
В те места, где никем о нем не слыхано,
И живет семь лет
На чужбине, в тоске и горьком горе.
81 Ни дальность, ни бедность,
Не дающая воли нашим думам,
Не помехой были властной любви
Жечь и ранить его больное сердце.
Наконец побуждает его страсть
Вспять к красе, о которой томны взоры:
Скорбен, всклочен, в рубище
Он бредет туда, откуда пришел.
82 О ту пору случилось нашей Мантуе как Ансель
Отрядить посла к святому престолу, расстался
Чтобы там у высокого отца с Аргиею,
Пребывал он, покуда не отзовут его.
Брошен жребий, и пал он на судью,
Ах, вовек ему оплакивать это утро!
Он оправдывается, он просит, он молит,
Объясняет, обещает,— вотще!
83 Таково ему и кручинно, и больно,
Словно бы ему жестокие руки
Разорвали грудь
И живое исторгли сердце.
Бел и бледен
От ревнивого страха за жену,
Умоляет, он ее, как умеет,
Соблюсти ему верность и в разлуке,
84 Говорит, что для женщины ничто •—
Ни пригожество, ни богатство, ни
знатность,—
Не залог высокой хвалы,
Если имя и нрав ее запятнаны,
И что чистота
Тем дороже, чем победней в борении,
А такому испытанию верности
Лучший случай — его отъезд.
85 Таковыми словами и подобными
Наставляет он ее в целомудрии,
А она, страдая о злой разлуке,
Боже правый, как жалобно и слезно
Клянется, что раньше солнце
Затмится, чем она вознамерится
К вероломству, что скорее умрет,
Чем вздохнет неладным желанием.
86 Этим клятвам, этим обетам,
Он поверив и поумерив горе,
Не преминул однакоже приискать
Новый повод, чтоб удариться в слезы.
Был у него друг,
Проницавший в грядущем и зло и благо,
В гадании, в волхвовании
Знавший все или почти что все.
87 И его-то вопрошает Ансельм
О жене своей (а имя ей — Аргия),
Будет ли она, разлученная,
И верна и честна, или же нет?
Тот восходит на дозор, смотрит в небо,
Чертит, где какая стоит звезда;
Покидает его
