Всяк рассудит о женщинах в точь, как я.
Не хотите ли, господин мой, послушать—
Вам в угоду, а вот этим в укор?»
140 Отвечает ему сарацин: —
«Есть ли нынче мне что милей и угоднее,
Чем такой твой рассказ, пример и случай,
Столь согласный моей душе?
Сядь напротив, чтобы я тебя видел:
Мне так лучше слышать, тебе говорить!»
Стало быть, в ближней моей песне
Будет все, что услышал Родомонт.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Любезные мои дамы и дамские Вступление.
угодники,
Ради Господа Бога, не слушайте о том,
Что гостиник сказывал Родомонту
В поношенье вам, бесчестье и хулу,—
Хоть и ведомо, что из низких уст
Не прибудет вам ни добра, ни худа,
И что всякий невежа и грубиян
Чем глупее, тем бывает болтливее.2 Пропустите же эту песнь, потому что
Мой рассказ хорош и без нее:
Я ее здесь вставил лишь вслед Турпину,
А не вперебой и назло.
Как я вас люблю,
Я не только изъявлял вам словесной
славою,
А и пуще на тысячу ладов:
Весь я ваш и не могу быть иначе.
Эти три или четыре листа
Переверните, не читая ни строчки,
А кто все же прочтет — не верь,
Как не верят нелепице и вздору!
С тем и расскажу,
Как, уверясь, что все готовы слушать,
Сел гостиник напротив паладина
И повел ему вот такую повесть:
4 «Астольф, король лангобардский, …как красив
Тот, который приял свою державу был король
От инока-брата, ланго
Так был смолоду хорош, как никто другой бардский,
Такой красы не настиг бы кистью
Ни Апеллес, ни Зевксис, ни иной великий:
Каждый, поглядев, восклицал: „Прекрасен!»,
Но тверже всех это знал он сам.
5 Меж всех он окрестных королей
Не тем почитал себя превыше,
Что велик саном,
Обилен народом, богат казною,
А тем, что свет
Громче всех прославлял его лик и облик.
Ликуя,
Он сладострастно внимал хвалы.
6 А был меж любимцами его двора
Фавст Латин, именитый римский рыцарь,
Тоже не раз и не два хваливший
Государев ясный лик и тонкость рук;
Его-то однажды и спросил король,
А видывал ли тот и в Италии и далее,
Кто был бы столь же
Одарен красою, как мнится он?
7 Отвечает ему Фавст: „По всему,
Что вижу я и слышу от каждого,
Немногие в свете с тобой сравнятся,
И этих немногих — всего один, а еще
И этот один—мой брат Иоконд. красивее
Из всех иных, Иоконд,
Точно так, никакой тебе не равен,—
Лишь он—как ты, и краше, чем ты»
8 Немыслимо это королю,
Надменному пресловутым первенством,
И крайнее возымел он желание
Хваленого красавца узреть в лицо:
Требует, чтобы Фавст
Брата своего и доставил и представил,
А тот твердит,
Что весьма оно не просто, и вот почему:
9 Брат его во всю его жизнь
Ни ногой не ступал из своего Рима,
А живет он покойно и досужно
Из тех средств, что дала ему судьбина,
Отцово наследное добро
Не умножив и не умалив,
И путь в королевскую Павию
Ему дальше, чем до скифского Дона.
10 А еще не легче того
Отлучить его от милой жены,
К которой он так уж страстен,
Что о чем она, о том и он.
Однако ж, в угоду государю,
Фавст пойдет и сможет, что вмочь и
невмочь:
И впрямь королю не отказать
На просьбы, подарки и посулы.
11 Вот уехал он и приехал в Рим, как Иоконд
В отеческий дом, прощался
И просил и упросил того брата с женой,
Пуститься с ним ко двору,
А немало положивши труда,
Убедил утихнуть и. жену его,
Вразумив, сколь она его обяжет
И сколь много блага придет в их дом.
12 Уже выбрал Иоконд отъездный день,
Снарядил коней, скликнул слуг,
Собрал самые лучшие наряды —
Ведь где краше платье, краше и лицо,—
А жена его днем ему и ночью
С очами, полными плача,
Говорила, что не вынесет муки,
Что умрет в разлуке,
13 Что едва она о том лишь помыслит,
Как и сердце из груди вон;
А Иоконд ей: „Любовь моя, не плачь
(И сам плачет) —
Коли будет все подобру,
Ворочуся не дольше, как в два месяца,
Не замедлив днем,
Хоть сули мне король полкоролевства».
14 А красавице ничто не утешно —
Долог срок,
И чудо,
Коли доживет она до поры,
И от горя день и ночь ей невмочь
Ни вкушать яств, ни смежать вежд,—
И уже раскаивался Иоконд,
Что подался на братнины искания.
15 Снимает жена с шеи цепочку,
На которой самоцветный крест,
А в кресте частицы мощей,
По далеким собранные местам
Святым чешским паломником, который
На возвратном пути из Ерусалима
Умер в доме ее отца,
Завещав святыню странноприимцу,—
16 И тот крест вручает она супругу,
Чтоб хранил и помнил ее любовь;
Тот берет, умилившись сердцем,—
Хоть и без подпор
Ни долгий срок, ни далекий путь,
Ни добрая доля, ни недобрая
Не порушили бы верной его памяти,
Что живей, чем жизнь, и сильней, чем смерть
17 В ночь
Пред зарею, назначенной к расставанью,
Еле она не умерла
В объятьях отлучного Иоконда,
Не смежила вежд,
И лишь утром, когда Иоконд, с последним
Поцелуем всев в седло, канул вдаль,
Она пала, изнеможенная, на ложе.
18 А Иоконд не миновал и двух миль, как жена
Как хватился, что нет креста,— Иоконда
Ночью положил он его в изглавье, изменила
А поутру и не вспомнил о том. ему,
Говорит он: „Ах,
Есть ли мне какое оправдание,
Чтоб не вздумалось моей милой жене,
Что безмерность любви моей умалилась?»
19 Думает он, думает и судит так,
Что ему и неладно и негодно
Посылать посланцев за тем крестом,
За которым надобен сам он.
Так решив, говорит он брату:
„Доезжай до Баккана и подожди;
А мне нужно вернуться в Рим,—
Не тревожься, догоню по дороге.
20 У меня такая нужда,
Что ее никому не препоручишь».
И сказавши „С богом!» —
Коня в рысь, и прочь, сам-един.
В час, как тьма бежит перед солнцем,
Он уже переехал Тибр,
Едет к дому, соступает из стремени,
И к постели, где крепко спит жена.
21 Не сказавши слова, отдернул полог,
Глядь — и что же?
Его верная, его любящая супруга
Почивает с хорошеньким дружком.
Иоконд узнал его с мигу,
Потому что видел не в первый раз,—
Это был молодец из его челяди,
Им самим из ничтожества взятый в дом.
22 Каково он тут весь оцепенел,
И душе его стало совсем не радостно,—
Вы поверьте уж лучше с моих слов,
Чем самим вам страдать в таком искусе.
Одоленный гневом, хотел он
Вырвать меч и обоих истребить,
Но ему не попустила любовь,
Против воли все влекшая к изменнице.
23 Не дозволил прихотливый Амор
Очевидному своему служителю
Отлучить застигнутую с обидою
Даже в столь великой ее вине.
Вышел он неслышимо,
Сошел с лестницы, сел в седло,
Шпорясь страстью, шпорит коня,
И еще до ночи настигнул брата.
- Всякий видит, что лица на нем нет, как он
Всякий чует, что сердце в нем не весело, мучился,
Но никто глубоко не смотрит,
Никому его тайна не вдогад.
Они думают, что ездил он в Рим,
А он ездил в рогатое Корнето.
Всем понятно, что виною любовь,
А в каком виде — непонятно.
25 Полагает брат его горе
В том, что он оставил жену одну,
А тот мучится, напротив, о том,
Что она осталась в нескучном обществе.
Лоб наморщен, губы надуты,
Едет, бедный, не подымая глаз;
Фавст его силится утешить,
Но без проку, ибо не знает, как.
26 Льет бальзам улелеять боль,
А она не тише, и только пуще:
Не смыкает рану, а рвет
Всякое вспоминание о супруге,
Нет покоя ни днем, ни ночью,
Сон бежит и век не смежит,
И лицо, столь блиставшее красою,
Отцветает и уж совсем не то.
27 Очи ввалились в череп,
Нос торчит меж иссохших щек,—
На что ни взглянешь —
Непригоже и в образчик не гоже.
А где горе, там хвори: он в горячке
Отлежал и у Арбии и у Арно,
И последки славленной красоты
Свянули, как сорванная роза.
28 Досадно Фавсту
Видеть брата в такой его судьбе,
Песнь XXVIII 61 А того досаднее
Уличиться в обмане пред государем,
Что сулил-де красавца из красавцев,
А привез—как пугало ч Но что делать,— едет, везет, и вот
Они въехали в королевскую Павию.
29 А чтобы не вздумали по внезапности,,
Будто он-де без ума в голове,
Посылает он королю грамотку,
Что брат его здесь, но едва живой,
И что прелесть его лица
Так попортилась от скорбящего сердца, .
А еще и от лютой лихорадки,
Что уже он не тот, что был.
30 Радуется король
Их приезду, как любезному дружеству,
Потому что желанней всего на свете
Ему видеть, каков собой Иоконд,
И в угоду ему, что гость
Красотой по нем второй, а не первый,
Хоть и видно, что кабы не недуг,
Был бы тот не хуже, а то и лучше.
31 Поселяет его король в своем дворце,
Видит повседневно, слушает повсечасно,
Печется о его роздыхе,
Всяческую оказывает честь.
А Иоконд все тает,
Все снедаясь черной думой о злой жене:
Ни. от юных игр, ни от струнных
Ни на мало не молкнет его тоска.
32 Были его покои как королю
В самом верхнем жилье дворца, изменила
А насупротив—старинная горница. его жена,
Здесь, один,
Всех чуждаясь, провождал он часы,
Множа в сердце бремя горьких помыслов
И поверить ли?
Здесь ему и выпало исцеление.
33 В уголке той горницы, очень темной,
Потому что ставни держал он на затворе,
Он увидел щель меж стеной и полом,
Из которой лучом прорезался свет.
Приложился глазом и зрит такое,
Чему бы услышавши не поверил,
Да и въяве
Сам не склонен к своим очам.
34 Видит: пред ним опочивальня королевы,
Самая богатая, самая тайная,
62 Песнь XXVIIIНи для кого никогда не вступная, Кроме самых доверенных особ. А в той опочивальне был мерзкий карлик Со своей королевой в затейливой борьбе, И так-то ловок и искусен, Что уж он-то все над ней, а она под ним.35 В изумлении, в оцепенении
Стал и стыл Иоконд, как во сне,
А уразумевши, что сон не сон,
Еле-еле сам себе верит:
«Как! — говорит,—кривому горбуну
Отдается женщина,
Чей супруг меж всех царей любезней и
краше?
Ах, какая лакомость!» 36 И припомянулась ему его жена,
Прежде столь хулимая
За предательство тому юному холопу,—
А теперь он готов ее простить:
Не ее вина, а женского пола,
Что один мужчина ей нипочем,
И коль все одним дегтем мазаны,
То у ней хоть любовник не урод. 37 В тот же час и на то же место
Подошел он и в следующий день,
Видит тот же срам
Королю от королевы и карлика;
И еще был день в трудах; и еще,
И ни даже им субботнего отдыха,
А всего странней
Ее жалость, какой он к ней холодный. 38 А потом и такой случился день,
Что была королева в тоске и смуте,
Дважды звавши карлика,
А карлика нет и нет;
И на третий раз служанка докладывает,
Что негодник занят иной игрой,
Ставка в грош,
Но из-за нее он сюда ни шагу. 39 От такого причудливого позорища как Иоконд
Просветляет Иоконд чело и взор, рассказал
Плач стал смех, об этом
Сам игрив подстать своему имени, королю,
Весел, толст
И румян, как эдемский херувим.
Царь и брат и двор лишь диву даются
На такую быструю перемену.
40 Хочет царь узнать,
Отчего настало ободрение;
Столь же хочет сам Иоконд
Повестить царя о его обиде;
Но
