Но не хочет, чтоб тот был строже
Ко своей жене, чем он сам к своей;
И желая рассказу быть безвредну,
Он велит присягнуть на святом причастии.
41 Он велит королю присягнуть,
Что какое бы ни узналось неугодное
Дело, хоть коснись оно даже
Самого государева величества,
Он ни нынче, ни после не встанет мстить,
Он смолчит,
Чтоб злодей не сведал ни сном, ни духом,
Как он уличен перед властителем.
42 Присягнул король,
Ожидая всякого, но не этого;
И тогда поведал ему Иоконд
Тайный корень столь долгой хвори:
Что застиг-де он неверную
Свою жену да с пошлым слугой,
И домучился бы до смертной тоски,
Не приспей ему утешное зрелище.
43 Во дворце его величества
Некий вид смягчил его стыд:
Если точно жена его порочна,
То хоть не одна такова,—
И подведши короля к известной скважине,
Предъявил ему гнусного седока,
Как он шпорит подседельную тварь,
А она резвей играет ногами.
44 Каково оно пришлось королю,
Вы поймете без долгих заверений:
Бледен, яр,
Готов биться лбом о все стены сразу,
Кричать криком, крушить присягу,—
А пришлось и ему замкнуть уста
И сглотнуть горючую ту обиду,
Ибо клятва была на святом причастии.
45 „Что делать мне? Брат, окажи совет,
Молвит он Иоконду,—
Коли ты не дозволил мне утолить
Правый гнев жестокою местью!» как они
А Иоконд: поехали
„Бросим наших, попытаем чужих, пытать
Как чужие попытали наших: чужих
Таковы ли податливы и те? женщин,
46 Мы оба молоды, оба пригожи,
Лучше нас—кого найдешь?
Ежели женщины беспротивны уродам,
То какая выстоит нас?
А коли не младость и не пригожесть,
То не пуст и кошелек,—
Итак, ни шагу вспять, пока
Не сорвем трофеи с тысячи красавиц!
47 Дальний путь, разность мест,
Новые и новые женщины
Свеют с сердца ‘
Горькую любовную страсть».
Король рад,
и без дальних слов
В веселую снарядился дорогу
С нашим рыцарем и двумя щитоносцами.
48 Переряжены, объезжают они
Италию, Францию, Фландрию, Англию,
И сколь ни было милых лиц,
Ни одно не случилось нелюбезно.
И они давали, и им давали,
И пустела мошна, но себе не во вред;
Льнули к многим,
А многие сами льнули к ним.
49 Месяц здесь, месяц там,
Так они увериваются опытом,
Что и чести женской и верности
Сколько есть в их женах, столько и во всех.
А потом припостылело друзьям
Гнаться гоном за новыми и новыми,
Потому что стучась в иные двери,
Этак можно и живым не уйти.
50 Лучше,—думают они,—заведем как они
Лишь одну, но по нраву нам обоим, завели себе ‘,-
Чтоб была она общею утехою Пламету,
И никто ни к кому не ревновал.
„В самом деле,— говорит к о р о л ь —
Отчего мне вдвоем с тобой привольнее?
Оттого, что из всех на свете женщин
Ни одной не довольно одного.
51 Итак,
Без надсады, а в меру естества
Будем жить ею в радости и сладости
И не ведать ни зависти, ни ссор.
Да и даме не придется жалеть:
Будь у каждой женщины по два мужа,
Им была б она вернее, чем одному,
И умолкли бы многие жалобы».
•52 Король молвил,
а римлянин и рад;
Укрепясь в таком своем решении,
Они рыщут по горам, по долам
И находят, чего искали:
Есть в испанской Валенции гостиница,
В ней гостиник, а у гостиника дочь,
Хороша и обличием и обычаем.
53 Она в цвете своей весны,
Еще нежном, еще горчащем,
У ее отца детей полон дом,
И великая неохота к бедности,—
Вот они и сладились без труда,
Чтобы взять девицу себе в угоду,
И была бы она при них повсюду,
Лишь бы с ней обходились подобру.
54 Взяв девицу, живут они с ней на радость,
Тот и этот, в мире и любви,
Как два меха, которые в одной печке,
Тот и этот, раздувают огонь.
Собираются они в путь по всей Испании,
А потом и по Сифаксову царству;
И как выехали поутру из Валенции,
Так приехали вечером в Зативу.
55 Господа отправились посмотреть
Улицы и площади, дворцы и храмы,
Как водилось у них в обычае
Всюду, где случался им путь;
А девица остается меж слуг,
А слуги расседлывают коней,
Стелют ложа, готовят ужин
К возвращению высоких стояльцев.
56 А меж слуг в той харчевне был молодчик, как Пламета
Прежде живший при девицыном батюшке, обманула их
Знавший дочку с первых ее затей, обоих,
Чем она ему, тем и он был ей.
Вмиг узнавшись, не подали они вида,
Потому что боялись быть примечены;
А не ставши вокруг ни господ, ни слуг,
Тотчас вскинули очи в очи.
57 Парень спрашивает, куда она держит путь,
И с которым из двух хозяев?
Отвечает Пламета все, как есть
(Ее звать Пламетой, а парня — Греком),
„Увы!—восклицает Грек,—
Как мечтал я, что заживу с тобою,
Ах, Пламета, ах, моя душа,
А теперь никогда уж нам и не свидеться!Лудовико Ариосто, т. II
58 Ты уходишь, ты отдалась другим,
И мне горьки мои сладкие помыслы,
Что ужо я в поте своих трудов
Прикопив монет
От хозяйского ли жалования,
От щедрот ли даятельных гостей,
Ворочусь к твоему отцу в Валенцию,
И он даст мне тебя, и мы поженимся».
59 Девица пожимает плечами,
Говорит, мол, слишком поздно; а Грек
Плачет, стонет и гнет свое:
„Ах, не дай мне умереть безотрадно!
Обойми меня, приласкай меня,
Дай мне изойти вожделеньем,
Ибо каждый передразлучный миг
Мне залог, что умру я удоволенный!»
60 Отвечает сострадательная девица:
„Верь,
И во мне не меньше того желанье,—
Но здесь, лри всех,
Нет для нас ни места, ни времени».
А молодчик: „Люби ты меня хоть
в четверть —
Так нашла бы и место и эту ночь,
Чтобы вместе нам хоть малость
порадоваться».
61 „Как же так,—говорит подружка,—
Коли я всю ночь одна меж двоих,
И всегда в потехе
Или с тем, кто справа, или с тем, кто слева?»
А дружок: „Тебе нипочем
И из этой вызволиться неволи,
Стало бы охоты,
А охоты станет из сущей жалости».
62 Тут она, подумав, и говорит:
„Приходи, как увидишь, что все
задремлют»,
И рассказывает,
Как ему и войти и выйти.
Вот дождался Грек урочного сна,
Тронул дверь, подается дверь,
Входит крадучись,
Мягкой поступью вщупываясь в путь,
63 Движется длинными шагами,
На одну ногу встанет, другую вытянет,
Словно он идет по стеклу,
Словно под стопою хрупкие яйца.
Выдлиннивши руку,
На ходу нашаривает постель,
И где чувствует ноги спящих,
Туда вскальзывает молча, лицом вперед.
64 Меж двух ног
Навзничь распростертой Пламеты
Он достиг ее, и сжал ее, и уже
Не сходил с нее до самого поутрия:
Лихо всадничал,
Не меняя коня затем, что незачем,
А она поспевала так уж в лад,
Что не надобно никакой разминки.
65 И король слышал, и Иоконд слышал
Такую возню, что тряслась кровать,
Но каждый думал,
Что с ним рядом усердствует его друг.
Грек доездил свою езду
И ушел, как пришел, той же дорогою;
Встало солнце, взметнув золотые стрелы,
Встала и Пламета, скликает слуг.
66 Говорит вполсмеха король товарищу как обман
„Долго же ты, братец, наездничал, раскрылся,
Всю ночь не сходил с коня,
Не пора ли теперь и отдохнуть?»
А Иоконд в ответ:
„Это ты мои говоришь слова:
Самому тебе надобна отдышка
После столькой ночной гоньбы!» ,
67 „Я и рад бы,—
Говорит король,— спустить мою гончую,
Кабы ты хоть на мало сошел с седла,
Чтобы мог я доправить мое дело».
А Иоконд: „Ты мой больший, я твой
меньший,
Ты нас сторг—тебе и расторгнуть:
Так зачем говорить обиняками?
Взял бы да приказал бы: слазь!»
68 То один кольнет, то другой,
Встает спор,
Начинаются обидные речи,
Никоторый не хочет быть дурачен,
Подзывают Пламету (а она
Невдали и дрожит, что все раскроется),
Чтоб сама им в лицо сказала: кто
Лжив из двух отпирающихся?
69 „Говори,— сурово гласит король,—
И не бойся ни меня, ни вот этого:
Кто был удалец,
Во всю ночь не делившийся с товарищем?»
Каждый ждет,
Что соперник уличится в обмане;
А Пламета, видя такое дело,
Бух им в ноги: не чаяв быть жива,
70 Молит милости,
Что склонил-де ее, слабую, на любовь
Некий юноша, и она,
Пожалев его страждущее сердце,
Нынче ночью впала-де в грех,
И так дале, не вымышляя ни слова,
Как она управлялась меж двоих,
Чтобы каждый подумал бы на соседа.
71 Смотрит король на Иоконда, и как
Смотрит Иоконд на короля, все тому
И дивуются, онемелые, посмеялись.
Сроду не гадавши таких проказ.
А потом, сузив глаз, разинув рот,
Таким закатились хохотом,
Что, не в силах дух перевесть,
Оба навзничь рухнули на подушки.
72 А отхохотавшись
До слез в глазах, до колотья в груди,
Говорят: „Да какая же могота
Устеречься от женского обмана,
Коли мы не устерегли ее здесь,
Каждый чуя ее собственным боком?
Будь хоть столько в муже глаз, сколь на
темени влас,
А и то не уследит он измены.
73 Мы пытали тысячу самых лучших —
Ни одна не стала нам в отпор;
Сколько дальше ни пытай — все едино:
Будь же эта проба делу конец.
Видимо и ведомо: наши жены
Не черней и не коварней других;
А коли так,
То воротимся к ним, себе на радость».
74 Так-то порешив,
Велят девке прикликнуть полюбовника
И при всех дают его ей в мужья,
Положив за ней доброе приданое.
А сами в седло,
И обратно, от запада к востоку,
К прежним женам,
Но уже без прежних о них забот».
75 На том кончил гостиник свою повесть, Один старик
Слушанную с превеликим вниманием, тщетно
И сам Родомонт заступается
Не сказал ни слова по самый ее конец, за женщин.
А потом изрек:
«Истинно несчетны коварства женщин:
Тысячную запечатлеть их часть
Недостало бы всех чернил на свете!»
76 А был меж присущими некий муж,
Зрел годами, здрав мыслью и пылок духом,
И не могши снести такой позор,
Причинимый всему женскому полу,
Обратясь он лицом к повествователю,
Вымолвил такие слова:
«Много нам доводится слышать вздоров—
Таков и твой.
77 От кого бы ты это ни услышал,
Будь он свят, как евангелист,
Но в таком суде
Говорит в нем одно предубеждение.
Претерпев одну ли, двух ли недобрых,
Он бесчестно пышет злобой на всех,—
Но дай срок, сам услышишь: минет гнев,
И хула померкнет перед хвалою.
78 А хвале
Будет много вольнее, чем злословию,
Потому что на сотню достославных
Достохульна есть едва ли единая.
Не
