Строптивый и Сунь Средний Чжэ, возглавив жителей Би, ударили по Лу. Князь вместе с Младшим, Средним Сунем, Старшим Сунем скрылись во дворце у Младшего и поднялись на террасу Уцзы. Жители Би атаковали их, но безуспешно, и тогда стали окружать. Конфуций приказал тут Шэнь Цзюйсюю и Юэ Ци спуститься и по ним ударить. Войско Би ушло на север. Люди княжества за ним погнались и нанесли поражение в Туме. Гуншань Строптивый и Сунь Средний Чжэ бежали в Ци, и тут же Би был разорен. Тогда отправились на разрушение селения Чэн, но его управляющий Гунлянь Чуфу сказал Старшему Суню:
– Если Чэн разрушат, цисцы обязательно подступят к Северным воротам. К тому же Чэн – оплот ваш, и без Чэна не станет рода Старших. Я помогу Вам сохранить его.
В двенадцатой луне князь взял в осаду Чэн, но успеха не добился.
Правлению князя Твердого шел четырнадцатый год, Конфуцию же исполнилось пятьдесят шесть лет. Как судебный управитель, он временно стал замещать первого советника, весь вид его при этом выражал радость.
Привратник у него спросил:
– Я слышал, благородные мужи в несчастье не страшатся, а в счастье не испытывают радости.
Конфуций ответил:
– Так говорят. Но не говорят ли: «Радуюсь, что низшие в почете»?
Затем казнил луского сановника Шаочжэн Мао, ввергавшего правление в смуту. Три месяца вместе с другими вершил дела правления, и продавцы барашков, поросят не набивали цен; мужчины не ходили с женщинами по одной стороне улицы; не брали ничего, что обронили другие на дороге; гостей, пришедших отовсюду в стольный град, без всякого их обращения к распорядителю одаривали как вернувшихся домой.
Узнав об этом, цисцы испугались и сказали:
– Конфуций правит так, что Лу неотвратимо станет гегемоном, а наши земли от него всех ближе, и, став гегемоном, Лу нас первыми захватит. Но почему бы их тогда ему не подарить?!
Ли Чу сказал:
– Сперва попытаемся им помешать. А не сумеем помешать, то неужели опоздаем отдать земли?!
И вот по всему Ци набрали восемьдесят юных чаровниц, одели их в узорчатые платья и обучили танцу «Наслаждение»; на тридцати упряжках по четыре пегих лошади отправили их в подарок государю Лу. Танцовщиц и пегих лошадей построили за Высокими воротами южнее городских стен Лу. Столп из Младших два или три раза ходил туда переодетым посмотреть на них и, пожелав их впустить, уговорил князя Твердого прогуляться по большой дороге; они пошли и целый день смотрели, забросив дела правления.
Цзылу сказал:
Конфуций же ему ответил:
– Но если бы в предместье Лу преподнесли сановникам жертвенного мяса, то я бы еще мог остаться.
Столп из Младших все-таки принял танцовщиц удела Ци. Три дня не слушались дела правления и сановникам в предместье не пожаловали жертвенного мяса. Конфуций сразу же ушел. Когда остановился в Чуне на ночлег, Ши Цзи, который провожал его, сказал:
– Ведь Вы не виноваты.
Конфуций попросил:
– Можно я спою?
И спел:
Те женщины своими языками
Способны изгонять из дому;
А посещение тех женщин
Поэтому так весело на воле
Гуляю до скончания жизни.
Когда Ши Цзи вернулся. Столп его спросил:
– Что говорил Конфуций?
Ши Цзи ему все рассказал. Столп тяжело вздохнул:
– Учитель порицал меня за танцовщиц. Конфуций вслед за этим прибыл в Вэй и управлял там домом Янь Чжоцзоу, который приходился старшим братом жене Цзылу.
Князь Вэй Чудотворный спросил Конфуция:
– Какое жалованье Вы получали в Лу?
– Получал хлебами шесть десятков тысяч, – был ответ.
И вэйцы тоже дали ему шесть десятков тысяч хлебами. Спустя немного времени кто-то очернил Конфуция перед князем. Князь велел Гунсунь Юйцзя показаться несколько раз с оружием в руках. Конфуций опасался быть обвиненным в преступлении и, прожив в Вэй десять месяцев, ушел оттуда.
По дороге в Чэнь, куда он направлялся, подъехали к Куану, и Янь Кэ, который был возницей, указав своим кнутом, сказал:
– Я был здесь прежде, это место подвергалось разорению.
Это услышали куанцы и тут же задержали Конфуция, ибо они приняли его за Ян Хо из Лу, который некогда их притеснял. Конфуций был по виду схож с Ян Хо, и куанцы его пять дней не отпускали. Янь Юань пришел позднее, и учитель сказал:
– Я думал, ты уж мертв. Янь Юань ответил:
– Как я посмею умереть, когда Учитель жив?! Куанцы проявляли к Конфуцию все большую враждебность, и ученики испытывали страх.
Конфуций же сказал:
– Разве после смерти государя Просвещенного тут, во мне, не уцелела просвещенность? Если бы Небо пожелало эту просвещенность погубить, то я не смог бы приобщиться к ней. Но Небеса ее не погубили. А куанцы? Как им со мною справиться?
Конфуций смог уйти лишь после того, как послал ученика в Вэй в услужение Нину Воинственному.
Уйдя оттуда, прибыл в Пу. Но через месяц с лишним возвратился в Вэй и управлял там домом Цюй Боюя. Женой князя Чудотворного была Наньцзы, она послала человека сказать Конфуцию:
– Те благородные мужи отовсюду, кто не считает для себя позором желание быть с нашим государем братьями, обязательно со мной встречались. Я бы хотела с Вами встретиться.
Конфуций поначалу отказался, но потом был вынужден к ней пойти. Она расположилась за тонким пологом. Войдя, Конфуций обратил лицо на север и склонился ниц. Она за пологом поклонилась дважды, подвески из нефрита у нее на поясе издали нежный звук.
Конфуций же сказал:
– Я направлялся не на встречу с ней, когда же она появилась, то ответил ей по ритуалу.
Цзылу был недоволен. Кланяясь ему, Конфуций говорил:
– Коль я неверно поступил, пусть Небеса меня отвергнут! Пусть Небеса меня отвергнут!
Когда он прожил в Вэй больше месяца, князь Чудотворный выехал с женой в одной коляске, евнух Юн Цюй сел с ними третьим, Конфуция же вынудили следовать во второй коляске и, подъехав к рынку, там слонялись.
Конфуций сказал:
– Я не встречал еще того, кто любил бы добродетель так же сильно, как чувственные наслаждения.
Затем, испытывая омерзение, покинул Вэй и прибыл в Цао. В тот год князь Твердый из удела Лу скончался.
Конфуций, выехав из Цао, прибыл в Сун и там с учениками под огромным деревом совершенствовался в ритуалах. Военачальник Хуань Туй из Сун, желая погубить Конфуция, это дерево обрушил. Конфуций отошел, и ученики сказали:
– Можно было бы идти и побыстрей. Конфуций им ответил:
– У меня от Неба добродетель. А Хуань Туй? Что может он мне сделать?!
Когда Конфуций прибыл в Чжэн, он и его ученики друг друга потеряли. Конфуций одиноко стоял в предместье у Восточных ворот. Какой-то чжэнец сказал Цзы-гуну:
– Есть у ворот Восточных человек, своим челом напоминает Яо, своею шеей – Гао Яо, плечами схож с Цзычанем, но от пояса до низа недостает ему трех цуней, чтоб сравняться с Юем, стоит понурый, как бездомный пес.
Цзыгун потом все передал Конфуцию. Конфуций этому обрадовался, засмеялся и сказал:
– Внешний облик значит мало, но как верно, как верно он сказал, что я схож с бездомным псом!
Затем Конфуций прибыл в Чэнь и управлял там домом у Сычэна Правдивого. Прошел год с лишним; Фуча, царь У, напал на Чэнь, взял три селения и ушел. Чжао Ян напал на Чжаогэ. Чу окружило Цай, и Цай перенесло столицу ближе к У. У разгромило при Гуйцзи юэского царя Гоуцзяня.
К князю Чэнь на двор сел коршун и издох. Он был пронзен стрелой из прутняка, с наконечником из камня и длиною в одно чи и чжи. Князь удела Чэнь Сострадающий послал гонца спросить об этом у Конфуция.
И Конфуций разъяснил:
– Этот коршун прилетел издалека. Он был пронзен стрелой сушэньцев. Когда в былое время царь Воинственный поверг дом Шан, он проложил дорогу ко всем варварам на юге и востоке и повелел им вносить дань богатствами из каждой местности, чтобы они не забывали свои промыслы. С тех пор сушэньцы и вносили дань стрелами из прутняка, с каменными наконечниками и длиною в один чи и чжи. Царь-предок пожелал прославить их высокие достоинства и одарил стрелами сушэньцев свою дочь Дацзи, дал ей в мужья князя Юй Долголетнего и жаловал ему владение Чэнь. Ценя родство, он наделял редкими нефритами своих родных со стороны отца и назначал заведовать далекими краями родичей по женской линии, чтоб не забыли своего предназначения. Так Чэнь было наделено стрелами сушэньцев.
Попробовали поискать их в старой кладовой, и они действительно там были.
Конфуций прожил в Чэнь три года, и тут схватились меж собою царства Цзинь и Чу, попеременно стали нападать на Чэнь, и У вторгалось в Чэнь. Чэнь постоянно подвергалось разорению. Конфуций сказал:
– Я возвращаюсь! Возвращаюсь! Мои сынки стали необузданны и дерзки; стремясь вперед, не забывайте о своем начале.
И после этого покинул Чэнь.
Приехал в Пу, а там как раз восстал Гуншу и люди Пу не стали пропускать Конфуция. Среди его учеников был Гунлянь Жу, следовавший за Конфуцием с пятью своими повозками. Это был человек выдающихся достоинств, смелый и могучий, и он сказал Конфуцию:
– Я и прежде, сопровождая Вас, познал беду в Куане, и вот теперь здесь новая напасть, уж такова судьба. Мы с Вами подвергаемся опасности вторично, но лучше я умру в бою.
Он дрался очень яростно, в Пу испугались и обратились с предложением к Конфуцию:
– Мы Вас отпустим, если не пойдете в Вэй.
И заключив с ним договор, выпустили Конфуция через Восточные ворота. Конфуций сразу же поехал в Вэй. Цзыгун спросил:
– Вынужденной клятве духи не внемлют, – был ответ.
Князь Вэй Чудотворный был рад, когда услышал, что пришел Конфуций, и встречал его в предместье. Он спросил Конфуция:
– Пу можно уничтожить?
– Можно, – отвечал Конфуций. Князь сказал:
– Мои советники считают, что нельзя. Пу ныне – это то, чем Вэй обороняется от Цзинь и Чу. Но можно ли тогда, чтоб Вэй пошло войной на Пу?!
Конфуций ответил:
– Мужчины Пу готовы умереть, а женщины хотят лишь сохранить Западную реку. И нападавших на меня людей было не больше четырех-пяти.
Князь сказал:
– Прекрасно!
Но нападать на Пу не стал.
Князь был стар, пренебрегал правлением и не использовал Конфуция.
Конфуций тяжело вздохнул:
– Когда какой-нибудь правитель пригласит меня на службу, то у него уже в течение года станет лучше, а через три он обретет успех.
И ушел.
Би Си был управляющим Чжунмоу. Чжао Цзяньцзы напал на Фань, Чжунсин, ударил по Чжунмоу. Би Си восстал и послал гонца позвать Конфуция. Конфуций пожелал пойти.
Цзылу сказал:
– Я от Вас, Учитель, слышал: «Кто лично сам вершит дурное, к тому не ходят благородные мужи». Би Си ведь сам восстал в Чжунмоу, так как же Вы желаете к нему идти?!
Конфуций ответил:
– Я это говорил. Но не говорилось ли: «Так тверд, что точишь – и не поддается»?! Не говорилось ли: «Так чист, что пачкаешь – и не грязнится»?! Разве я похож на тыкву?! Как можно не испробовать меня, держа на привязи?!
Конфуций бил в каменный гонг. Какой-то человек с плетушкой за
