плечами, проходя мимо ворот, сказал:
– Как тяжело на сердце у того, кто так играет на гонге! Как мелки эти звуки и назойливы! А всего-то только – что тебя никто не знает!
Конфуций обучался у наставника Возвышенного игре на лютне. Десять дней не отходил. Возвышенный сказал:
– Можешь изучить и глубже. Конфуций ответил:
– Я уже знаю эту музыку, но не постиг еще ее искусства.
Спустя немного времени Возвышенный сказал:
– Уже постиг ее искусство, можешь изучить и глубже. Конфуций ответил:
– Я не постиг еще того, к чему в ней человек стремится.
Спустя немного времени Возвышенный сказал:
– Уже постиг его стремление, можешь изучить и глубже. Конфуций ответил:
– Я не постиг еще, какой это был человек.
Спустя немного времени Конфуций впал в благоговение, глубокую задумчивость, стал весел, преисполнился высоких устремлений и далеких помыслов и сказал:
– Знаю, что за человек он был; внутри него полный мрак и темнота, стоит он высокий и великий, со взглядом, устремленным вдаль, как властелин над всеми странами. Кто может это быть, как лишь не Просвещенный царь?!
Возвышенный слез с циновки, дважды поклонился и сказал:
– Наставник говорит, должно быть, о «Мелодии для лютни Просвещенного царя».
Не добившись, чтоб его использовали в Вэй, Конфуций выехал на запад к Чжао Цзяньцзы. Когда достиг реки, узнал о смерти Доу Минду и Шунь Хуа и, вздохнув, сказал:
– Прекрасны эти воды! Как широки они! Я их не перейду, уж такова судьба!
Цзыгун приблизился поспешно и сказал:
– Позвольте Вас спросить, что это значит? Конфуций ответил:
– Доу Минду и Шунь Хуа – достойные сановники из Цзинь. – Когда Чжао Цзяньцзы не достиг еще, чего хотел, то ждал их, чтоб затем вершить правление; когда же он, верша правление, достиг, чего хотел, то их убил. Я слышал, что там, где вытравливают плод и губят юных, Цилинь-единорог не появляется; коль осушают водоем для сбора рыбы, то водяной дракон не чередует холода и жара; когда выбрасывают гнезда и бьют яйца, то фениксы не прилетают. А почему? Благородный муж страшится навредить себе подобным. Ведь даже птицы, звери помышляют избежать того, что делать не пристало, тем паче я!
И тогда Конфуций возвратился отдохнуть в селение Цзоу и там создал в честь скорбной памяти погибших Доу Минду и Шунь Хуа «Мелодию для лютни Цзоу». Затем вернулся в Вэй и принял управление над домом Цюй Воюя.
Когда князь Чудотворный спросил Конфуция однажды, как построить войско, тот ответил:
– Я знаю, как расставить жертвенные чаши и сосуды, но как построить войско, – этому пока не обучился.
На следующий день, беседуя с Конфуцием, князь увидел в небе пролетающих гусей и, запрокинув голову, принялся за ними следить, а на Конфуция уж больше не глядел. Конфуций сразу же ушел и снова прибыл в Чэнь.
Летом князь Чудотворный скончался, взошел на трон его внук Чжэ; то был князь Вэй Выдающийся. В шестой луне Чжао Ян вернул наследника князя Чудотворного, его сына Куайвая, в Ци. Ян Ху заставил Куайвая облачиться в траурное платье, восемь человек, как бы из Вэй, в траурных одеждах, его притворно встретили и, плача, провели и поселили в Ци. Зимой в уделе Цай перенесли столицу в Чжоулай. Тогда шел третий год правления князя Скорбной Памяти удела Лу, Конфуцию же было шестьдесят. Цисцы оказали помощь Вэй при окружении поселения Ци из-за того, что там был Куайвай, наследник Вэйского престола.
Летом в Лу сгорел храм князя Ли, внука Столпа; Наньгун Почтительный тушил пожар. Конфуций находился в Чэнь и, когда услышал о пожаре, то спросил:
– Пожар, должно быть, в храме князя Ли? В действительности так и было.
Осенью занедужил вельможа Столп из Младших; сидя в повозке, он взглянул на стены Лу, вздохнул печально и сказал:
– В былое время это княжество едва не стало процветающим и лишь из-за моей вины перед Конфуцием не достигло процветания.
Он оглянулся и сказал своему наследнику Благодетельному:
– Когда умру, то непременно будешь в Лу главным из советников, а станешь им, то непременно пригласи Конфуция.
Прошло несколько дней, и он скончался. Благодетельный занял его место; когда же завершились похороны, решил позвать Конфуция. Но Гун Чжиюй сказал:
– В былое время наши предки – государи его использовать не стали до конца и их в конечном счете все князья подвергли осмеянию. Коль ныне вновь использовать его не сможем до конца, то нас уже вторично все князья подвергнут осмеянию.
– Кого же тогда можно пригласить? – спросил его Цзи Канцзы.
И тот ответил:
– Надо пригласить Жань Цю.
Тогда отправили гонца позвать Жань Цю. Когда же уезжал Жань Цю, Конфуций так ему сказал:
– Тебя призвали в Лу не ради малого, а для великого. Конфуций в тот же день сказал:
– Я возвращаюсь! Возвращаюсь! Мои сынки стали необузданны и дерзки. Они достигли многого, и я не знаю, как их обуздать.
Цзыгун знал о желании Конфуция вернуться, поэтому, когда он провожал Жань Цю, то наставлял его:
– Ты, как приступишь, постарайся, чтоб Конфуция позвали.
В следующем году, как Жань Цю ушел, Конфуций выехал из Чэнь и поселился в Цай. В то время цайского князя Блестящего призвал к себе правитель У. Собравшись ехать в У, князь Блестящий, пренебрегая подданными, перенес столицу в Чжоулай. Когда же позже вновь намерился ехать в У, сановники У боялись, что он опять перенесет столицу, и Гунсунь Пянь его убил. Чу вторглось в Цай. А осенью скончался циский князь Великий.
В следующем году Конфуций выехал из Цай и прибыл в Шэ. Когда князь Шэ спросил Конфуция о правлении, он ответил:
– Правление – в приходе дальних и смыкании близких.
На следующий день князь Шэ спросил Цзылу о том, что за человек Конфуций. Цзылу не ответил. Узнав об этом, Конфуций у него спросил:
– Ю, почему ты не сказал: вот это человек какой – он учится пути без устали, увещевает ненасытно, не помнит в горестном порыве о еде, испытывая радость, забывает все печали и не замечает подступившей близко старости?
Конфуций выехал из Шэ и возвратился в Цай. Чан Цзюй с Цзе Ни пахали вдвоем. Конфуций, думая, что они отшельники, послал Цзылу спросить у них, где находится переправа. Чан Цзюй сказал:
– А кто это в повозке с вожжами в руках? Цзылу ответил:
– Это Кун Цю.
– Не луский ли Кун Цю?
– Да, он.
– Этот сам знает, где переправа. Цзе Ни спросил Цзылу:
– А ты кто?
– Я Чжуй Ю.
– Ты ученик Конфуция? – Да.
Цзе Ни сказал:
– Вся Поднебесная – словно бушующие воды, с кем сможете добиться перемен? Чем следовать за тем, кто избегает того или иного человека, не лучше ли следовать за теми, кто бежит от мира?
Сказав это, он продолжал без остановки рыхлить землю. Цзылу об этом рассказал Конфуцию. Конфуций с огорчением сказал:
– Человек не может жить с животными и птицами. Если был бы в Поднебесной путь, я не стремился бы с вами добиться перемен.
На следующий день Цзылу ушел и встретил старика с корзиной за плечами. Цзылу его спросил:
– Вы видели Учителя? Старик ответил:
– Не утруждаешь рук и ног, не различаешь хлебных злаков, какой же у тебя учитель?!
И, воткнув в землю палку, принялся полоть. Когда Цзылу об этом рассказал, Конфуций пояснил:
– Это отшельник.
Цзылу опять ходил к нему, но не застал на месте.
Конфуций прожил в Цай три года. У вторглось в Чэнь, Чу поддержало Чэнь, расположив войска в Чэнфу. Услышав, что Конфуций находится меж Чэнь и Цай, князь Чу послал гонца пригласить Конфуция. Конфуций уж собрался пойти и поблагодарить за приглашение. Но тут сановники из Чэнь и Цай стали совещаться:
– Конфуций – мудрый человек, его укоры и насмешки разят князей в их язвы. И вот теперь надолго задержался между Чэнь и Цай, ему не по душе все наши действия. Чу – княжество большое, послало приглашение Конфуцию. Коль в Чу используют Конфуция, то все сановники на службе в Чэнь и Цай окажутся в опасности.
И вслед за этим сообща послали стражу, чтобы окружить Конфуция на открытом месте. Уйти не смог, запас зерна иссяк, ученики все расхворались, не могли подняться. Конфуций же по-прежнему без устали учил, играл на лютне, пел. Цзылу был недоволен, подошел к нему и спросил:
– И благородный муж живет в нужде?
– Благородный муж в нужде не отступает, малый человек, терпя нужду, становится распущенным, – отвечал Конфуций.
Лицо Цзыгуна выражало недовольство. Конфуций у него спросил:
– Цы, ты думаешь, что я из тех, кто изучает многое и все запоминает?
– Да, а разве нет? Конфуций сказал:
– Нет. У меня все пронзено одним.
Конфуций видел, что ученики таят в душе обиду, поэтому он пригласил Цзылу и его спросил:
– В Песнях сказано:
Не носороги и не тигры
По той степи просторной рыщут.
Почему мы здесь? Мы выбрали неверный путь?
Цзылу ответил:
– Быть может, мы нечеловечны? И люди нам не доверяют. Быть может, не умудрены? И люди нас не пропускают.
Конфуций сказал:
– Ты, Ю, так думаешь? Но если бы, допустим, непременно доверяли человечному, тогда ужель бы умерли Старший Ровный с Младшим Равным?! И если б непременно пропускали мудрого, ужель бы что-нибудь случилось с царским сыном и Биганем?!
Цзылу вышел, и вошел Цзыгун. Конфуций у него спросил:
– Цы, в Песнях сказано:
Не носороги и не тигры
По той степи просторной рыщут.
Почему мы здесь? Мы выбрали неверный путь?
Цзыгун ответил:
– Ваш путь весьма велик, поэтому никто под Небесами не может Вас принять. А что, если Вы сделаете его меньше?
Конфуций ответил:
– Цы, ведь искусный сеятель умеет сеять, но не жать; искусный мастер может проявить свое умение, но не способен привести к покорности. И благородный муж способен совершенствовать свой путь; владеет, управляет им, но он не может его сделать для других приемлемым. А ты свой путь не совершенствуешь, а требуешь, чтоб был он принят. Стремления твои, Цы, недалеки!
Цзыгун вышел, и вошел Янь Хуэй. Конфуций у него спросил:
– Хуэй, в Песнях сказано:
Не носороги и не тигры
По той степи просторной рыщут.
Почему мы здесь? Мы выбрали неверный путь?
Янь Хуэй ответил:
– Ваш путь весьма велик, поэтому никто под Небесами его принять не в силах. Пусть так, но Вы его проводите, распространяете. Какая ж в том беда, что его не принимают?! Ведь лишь когда не принимают, и появляется благородный муж!
Конфуций этому обрадовался, засмеялся и сказал:
– Истину сказал сын Яня! Коль был бы ты богат, то я бы у тебя стал управляющим.
Затем послал Цзыгуна в Чу. Конфуций смог освободиться, лишь когда чуский царь Блестящий поднял свои войска ему навстречу.
Царь Блестящий хотел пожаловать Конфуцию семь сотен ли записанной за общиной земли. Но канцлер царства Чу Цзыси его стал спрашивать:
– Имеются ль у Вас среди посланцев, отправляемых к князьям, такие, как Цзыгун?
– Нет.
– Имеются ль у Вас среди советников такие, как Янь Хуэй?
– Нет.
– Имеются ль у Вас среди военачальников такие, как Цзылу?
– Нет.
– Имеются ль у Вас средь глав палат такие, как Цзай Юй?
– Нет.
– К тому же предков царства Чу дом Чжоу жаловал землею в пять десятков ли
