царя как знак подданства владетеля (удельного князя) царю.] как игрушку дарят.

Громок их плач… Заблестит наконец

Их наколенников яркий багрец[175 — Раковины в древности не только служили украшением, но и заменяли деньги.] –

Примут уделы и царский дворец!

IX

Если ж тебе народят дочерей,

Спать на земле уложи их скорей,

Пусть их в пеленки закутает мать,

В руки им даст черепицу играть!

Зла и добра им вершить не дано,

Пищу варить им да квасить вино,

Мать и отца не заставить страдать».

Хозяину стад

(II, IV, 6)

I

Кто скажет, что мало овец у тебя!

В одном только стаде их триста голов!

Кто скажет, что мало быков у тебя?

Лишь рыжих с пятном девяносто быков!

Бараны и овцы твои подошли,

Не бьются рогами бараны, стоят.

Быки и коровы твои подошли,

И только ушами они шевелят.

II

Спускаются ниже стада по холмам,

Иные пошли к водопою на пруд,

Иные лежат, а иные бредут.

Твои пастухи приближаются к нам,

Их шапки – бамбук, а плащи их – камыш.

Несут на спине они пищу. Глядишь:

Стада одномастны по тридцать голов –

Дар духам и предкам обильный готов.

Ill

Твои пастухи приближаются к нам,

Убитая дичь в их руках и дрова,

И хворост сухой, и сухая трава:

Бараны твои приближаются к нам;

Они и крупны, и отменно крепки,

Больных или слабых нет в стаде; едва

Ты сделал им знак мановеньем руки,

И стадо послушно заходит в хлева.

IV

Уж спят пастухи, снится сон пастухам:

И рыбы, и толпы людские подряд,

И змеи, и сокол на стягах горят…

Великий гадатель ответствует нам:

«И толпы людские, и рыбы подряд –

Воистину то плодородия год.

Коль змеи и сокол на стягах горят –

Умножится в царстве повсюду народ!»

Ода благородного Цзя Фу, обличающая царя и царского советника Иня

(II, IV, 7)

I

Как высоки вы, южные горы,

Скалы теснятся высоко в синь…

К вам весь народ устремляет взоры,

Царский наставник, великий Инь!

Горе сердца сжигает, как пламя,

Вымолвить слово мешает страх,

О, неужель вы не видите сами:

Царство готово низвергнуться в прах.

II

Южные горы высокие в далях,

Скатов, покрытых деревьями, синь…

О, почему вы неправедным стали,

Царский наставник, великий Инь?

Небо нам мор посылает снова,

Ширится смута, и сколько бед!

И не услышишь отрадного слова,

В вас же нисколько раскаянья нет!

III

Юнь, господин наш и вождь государства,

Чжоу престола ты твердь и оплот,

Держишь в руке равновесие царства,

Объединяешь страну и народ!

О, прекрати заблужденья народа,

Сыну Небес[176 — Сыну небес – то есть царю, приносящему жертву небу как своему отцу.] будь опора и щит!

Нас же в немилости долгой невзгодой

Небо великое не истощит!

IV

Личного вы не даете примера,

К службе закрыт благородному путь,

К вам у народа разрушена вера.

Но государя нельзя обмануть!

Будьте воздержанны, дух свой смирите,

Низким, как щит, не вверяйте закон!

К службам доходным пути преградите

Жадной, ничтожной родне ваших жен!

V

Вышнее небо не право и снова

Всем нам грозит разореньем от смут,

Вышнего неба немилость сурова,

И прегрешения наши растут.

Если усердья исполнен правитель,

Снидет покой на людские сердца;

Если вы помыслы сердца смирите,

Сгинут и злоба, и гнев до конца.

VI

Неба великого гнев над страною!

Смута, предела не зная, растет

И умножается с каждой луною,

Благостей мира лишая народ.

Сердце как будто пьяно от печали…

Кто у нас держит кормило страны?

Править страной вы давно перестали, –

Скорбь и страданья народа страшны!

VII

У четырех скакунов в колеснице

Шеи крутые могучи, но, мнится,

Вижу я царства четыре предела –

Всюду лишь бедность и некуда скрыться!

VIII

Злобой исполнясь, вы вступите в свару –

Вижу я: копья готовы к удару[177 — Речь идет о междоусобицах князей и крупных владетелей.].

Что? Уже радость и мир между вами,

Точно вы пили заздравную чару?!

IX

Небо великое в гневе сурово!

Царь наш покоя не ведает снова –

Сердце смирить он не хочет и только

Гневом встречает правдивое слово.

X

Песню слагая, подумал я: надо

Грех ваш теперь обличить без пощады,

Чтоб изменили вы помыслы сердца,

В мире взлелеяли царств мириады!

Пал летом белый иней[178 — Ода написана в поучение царю Ю-вану (780–770 гг. до н. э.), отвергнувшему добрых советчиков и приблизившему злых.]

(II, IV, 8)

I

Пал летом белый иней вдруг,

И сердце ранил мне испуг;

В народе лживая молва

Растет и ширится вокруг.

Лишь вспомню, как я одинок, –

Сильнее боль сердечных мук,

От скорби тяжкой и тревог

Все тело охватил недуг.

II

Мне дали жизнь отец и мать,

Чтоб я изведал скорби гнет!

Зачем ни прежде я рожден,

Ни после этих злых невзгод?

Хвалу ли рот их пропоет,

Хулу ли рот их изрыгнет –

В них правды нет, и скорбь растет,

Обиды множа в этот год.

III

Свою недолю вспомню я,

И в скорбном сердце боль и стон:

О весь народ наш! Без вины

В рабов он будет превращен[179 — В древности преступников превращали в рабов. Здесь речь идет о том, что рабами должны стать все безвинные люди погибшего царства, пленники захватчиков.].

Мы, горькие, отыщем, в ком

И наше счастье, и закон.

Я вижу: ворон вниз летит;

На чью же кровлю сядет он?

IV

Так лес лишь хворост и дрова

Являет взору моему…

Народ в беде, он к небу взор

Поднял – оно сокрылось в тьму.

Когда решит оно смирить –

Кто воспротивится ему?!

Великий неба государь

Питает ненависть к кому?

V

Нам скажут, что гора низка,

Но все мы видим высь хребтов[180 — Смысл утверждения: некому заглушить голос клеветы.].

В народе лживая молва,

Но опровергнуть кто готов?

Значенье снов спешат спросить

У старцев… Их ответ таков:

«Я мудр, но кто же отличит

От самок воронов-самцов?»

VI

Высоко небо, но под ним

Не смею не склонить главы…

Крепка земля, но я хожу

Лишь с осторожностью, увы…

Но есть и правда, и закон

В реченьях сих людской молвы!

О люди нынешних времен,

Зачем на змей похожи вы?!

VII

Смотри, как буйно вдруг пророс

Ростками тот высокий склон!

Колеблет небо жизнь мою,

Но небом я не сокрушен!

Искали правила во мне.

Как будто не был я найден;[181 — Смысл утверждения: меня принимали за образец, идеал, которого не могли достигнуть.]

Меня схватили как врага,

Но силой я не побежден.

VIII

О, сердца боль! Как будто кто

Тенетами связал его!

Правленье нынешних времен –

Зачем, скажите, таково?

Пылает пламя высоко,

Кто может погасить его?

Столица Чжоу велика,

Погубит Бао Сы его![182 — Известная красотой наложница царя Ю-вана Бао Сы своим развратным поведением, завистью, клеветой и лестью па-губно влияла на царя и, по мнению китайских историков, содействовала ослаблению царства Чжоу и падению его столицы – Хао.]

IX

Я с вечной думой о конце

Смотрю: под проливным дождем

Нагружен кладью полный воз,

Но скрепы брошены на нем…

И кладь в грязи, и мы тогда –

«Ах, сударь, помоги!» – зовем.

X

О, если ты не сбросишь скреп,

Что спицам дать должны оплот,

Коль ты к вознице будешь строг[183 — Совет царю: дорожить испытанными слугами, быть строгим к своему главному советнику, которому доверено управление государством.],

На землю кладь не упадет,

И будет трудный путь пройден!..

Но нет твоих о сем забот.

XI

Так рыбы, брошенные в пруд,

Не могут радоваться тут!

Они всегда видны в воде,

Пусть хоть на дно они уйдут[184 — В мире, где царят недоброжелательство и жестокость, никто не может быть уверен в своей безопасности.].

Сколь сердца горесть глубока

В стране жестокостей и смут!

XII

У них есть сладкое вино,

У них отменных яств полно,

И к свату в гости ходит сват,

Сосед с соседом заодно!

Я ж вспомню, как я одинок,

И горе в сердце так сильно!

XIII

Кто низок, тот имеет дом;

Кто подл, тот награжден зерном.

Несчастен ныне наш народ,

Небесным поражен бичом!

Богатый сыт, а тот, кто сир

И одинок, – скорблю о нем.

О знаменьях небесных и земных, предвещающих бедствия

(II, IV, 9)

I

Лишь началась десятая луна,

И в первый день луны, синь-мао день,

Затмилось солнце. Горе и беду

Великие сулит затменья тень!

Тогда луна утратила свой свет,

И вместе солнце[185 — Древние китайские историки относят это событие к шестому году правления царя Ю-вана, десятому месяцу лунного календаря и дню, стоящему под циклическим знаком синь-мао (29-й день цикла). Эта дата соответствует 29 августа 775 г. до н. э. Согласно вычислениям европейских астрономов, в этот день действительно происходило солнечное затмение, наблюдавшееся в Китае, причем солнечному затмению предшествовало лунное. Текст оды, таким образом, является убедительным доказательством подлинности Книги песен и гимнов.] свой сокрыло свет –

Внизу народу нынешних времен

Великая печаль, спасенья нет!

II

Луна и солнце бедствием грозят,

Сойдя с орбиты. С четырех сторон

Во всей стране нигде порядка нет –

Путь к службе лучшим людям прегражден.

Тогда луна утратила свой свет,

Но это – вечный для луны закон…

А ныне солнце свой сокрыло свет!

В чем зло лежит, что ныне скрылся он?

III

И молнии блестят, грохочет гром!

И мира нет, как нет добра кругом.

Вода, вскипев, на берег потекла,

С вершины горной рушилась скала,

Где берег горный – там долины падь,

И там гора, где впадина была.

О горе! Люди нынешних времен,

Из вас никто не исправляет зла!

IV

Был Хуан-фу всей властью облечен,

Фань просвещеньем ведал у царя,

Цзя-бо – правитель, Цзюй ведет дела,

Чжун-юнь на кухне правит чуть заря.

А Чжоу-цзы? Вершит законы он,

Карая и щедротами даря,

Гуй – конюший. Наложница на трон

Взошла в ту пору[186 — Речь идет о Бао Сы, наложнице царя Ю-вана.], красотой горя.

V

Советник царский этот, Хуан-фу,

Не скажет, что не время для работ[187 — …не скажет, что не время для работ – то есть что в разгар полевых работ нельзя отрывать земледельцев для выполнения повинностей царю.],

Он, на послуги посылая нас,

Просить у нас совета не придет.

И дом оставлен, брошена земля,

В воде и в сорняках у нас поля.

А он в ответ: «Я не чиню обид,

Так долг ваш перед старшими велит!»

VI

О, этот Хуан-фу большой мудрец!

Себе возвел он главный город в Шан,

Трех богачей в советники избрал

И каждого возвел в высокий сан.

Он не оставил старца одного

Хранить царя у нас – приказ им дан

Всем, кто имел повозки и коней,

Идти за ним селиться в город Шан.

VII

И хоть работай не жалея сил,

Сказать не смей, что слаб ты, изнурен.

Хоть нету ни проступка, ни вины,

Но злые рты шипят со всех сторон.

Нет! Разве небо наказанье шлет

Тебе, народ, в страданьях и беде?

Оно – вдали, а злоба – за спиной –

Зависят распри только от людей!

VIII

Со скорбью вспомню мой родимый дом –

Великое страданье вижу в нем,

Везде избыток с четырех сторон,

Лишь я живу, печалью удручен.

У всех людей и отдых есть, и смех,

Вздохнуть не смею я, один из всех.

Неравный дан удел от неба нам:

Друзья живут спокойно, я один

Не смею подражать своим друзьям!

Велик ты, неба вышний свод

(II, IV, 10)

I

Велик ты, неба вышний свод!

Но ты немилостив и шлешь

И смерть, и глад на наш народ,

Везде в стране чинишь грабеж!

Ты, небо в высях, сеешь страх,

В жестоком гневе мысли нет;

Пусть те, кто злое совершил,

За зло свое несут ответ.

Но кто ни в чем не виноват –

За что они в пучине бед?

II

Преславных Чжоу род угас,

И негде утвердиться им –

Вельможи бросили дома,

Наш горький труд для них незрим.

Не бдят советники царя,

Как прежде, до ночи с утра,

И на приемах нет князей

Весь день у царского двора.

О царь, всему наперекор

Ты зло творишь взамен добра!

III

Мой голос к вышним небесам!

Нет веры истинным словам.

Как путник, царь бредет вперед,

Куда ж придет – не знает сам.

Ужели, доблести мужи,

Лишь за себя бояться вам?

Друг перед другом нет стыда,

И нет почтенья к небесам!

IV

В войне царь не идет назад,

Добром не лечит в мор и глад!

А я, постельничий, с тоски

Все дни недугами объят:

Советов доблести мужи

Царю, как прежде, не дарят;

Что б ни спросил, – «Да, да!» – ответ.

Пред клеветой бегут назад.

V

О горе тем, кто слов лишен;

Не только их бесплодна речь –

Она страданье может влечь!

От тех, кто слова не лишен,

Лишь лесть одна течет рекой,

Суля им счастье и покой.

VI

«Иди служить!» – На службе ложь,

Одни