Если все вместе в пучину идем?
VI
Ветер навстречу подует – пожалуй,
С ним и не справится путник усталый…
Люди в народе есть доброго нрава,
Но говорят: «Мы не справимся, право!»
Вместе с народом и до утомленья
Любят пахать они вместо кормленья[298 — Речь идет о тех, кто предпочитает плоды своего личного земледельческого труда доходам от должностей и поместий, жалуемых царем, и не хотят идти на службу.].
И лишь один земледельческий труд
Вместо «кормленья» и ценят и чтут.
VII
Небо нам смуты и смерти послало:
Царь наш лишен уже мощи бывалой.
Шлет оно вредных жуков, угрожая
Хлебные нивы лишить урожая.
Царство в великой печали и в горе:
Все в запустенье окажется вскоре.
Силы не стало хребет распрямить,
Взор на синеющий свод обратить!
VIII
Царь справедливость проявит – и вежды
Люди, очнувшись, поднимут с надеждой…
Планы задумавши, – пусть не однажды
Царь проследит за помощником каждым!
Если ж бессмысленно всех ты неволишь,
Правым считаешь себя одного лишь,
Прихоти следуешь только – и вот,
В ярость безумья приводишь народ!
IX
В чаще лесов ты увидишь: под сенью
Дружно стадами гуляют олени…
Здесь же друзья прекословят друг другу,
Доброе дело не ставят в заслугу!
Есть поговорка: куда ни пойдешь –
Взад ли, вперед ли – все в ров попадешь!
X
Мудрого взгляду и мудрого речи
Сразу сто ли перейти – недалече[299 — Мудрец предвидит событие по его признакам, сам находясь вдалеке от места его свершения; слова мудреца широко распространяются.];
Если же глупого взять для примера,
Рад он безумствовать всюду без меры…
Слово дрожит у меня на устах –
Вымолвить только мешает мне страх…
XI
Добрые люди нашлись бы, но сами
Их не зовут и не дарят чинами;
Тех же, чье жесткое сердце сурово,
Ценят все более снова и снова.
Смуты народ полюбил наш и рад
Горький точить и губительный яд!
XII
Долами бродит – пустыми, большими…
Коль человек добронравен – ужели
Добрым себя не окажет на деле?!
Кто же злонравен и дерзостен, тот
Темной и грязной дорогой идет.
XIII
Ветер великий пути свои любит…
Алчный – своих же товарищей губит.
Слушали б – знали бы правду мою;
Ныне ж, как пьяный, лишь песню пою.
Добрыми царь небрежет, – и от дум
Больше и больше мутится мой ум!
XIV
Ныне же, друг ты мой милый, ужели
Песню слагал я, не ведая цели?
Песня моя – точно дротик летящий,
Мелкую мошку порою разящий…
Шел я спасти тебя, песню пропев, –
Встретил в ответ лишь угрозу и гнев.
XV
То, что выходит народ за пределы, –
Это – его совратителей дело!
Зло причинять ему – входит в обычай,
Только, пожалуй, не сладить с добычей!
Те, кто народ наш с пути совратил,
Спорят над ним изо всех своих сил.
XVI
Будет народ успокоен не скоро,
Грабят народ наш жестокие воры.
«Это нельзя», – говорят лицемеры,
Лгут за спиной и поносят без меры.
«Это не мы!» Но ответите вы,
Песню про вас я слагаю, увы!
Ода о засухе
(III, III, 4)
I
Горела ярко звездная река[300 — Звездная река – Млечный Путь.],
Кружа, пересекала небосвод.
И царь сказал: «Увы мне, горе нам!
Чем ныне провинился наш народ?
Послало небо смуты нам и смерть
И год за годом снова голод шлет.
Все духам я моленья возносил,
Жертв не жалея. Яшмы и нефрит
Истощены в казне. Иль голос мой
Не слышен стал и небом я забыт?
II
А засуха ужасна и грозна,
И зной, скопясь, поднялся к небесам.
Я жертвы непрестанно возношу,
Переходя с мольбой из храма в храм.
Давно погребены мои дары[301 — Погребены мои дары. – Одним из способов передачи жертвы духам было погребение ее в землю.]
И небу, и земле, и всем богам,
Но князь Зерно помочь в беде не мог,
А царь небесный не снисходит к нам.
Чем видеть мор и гибель на земле,
Я кару принял бы за царство сам!
III
А засуха ужасна и грозна!
Ее не отвратить, и смерть кругом,
И страхом я и ужасом объят,
Как будто надо мной грохочет гром.
О царство Чжоу, где же твой народ?
Калек, и тех не остается в нем!
Небес великих вышний государь,
Ужель царя ты не оставишь в нем?
О предки, как нам в трепет не прийти? –
Не станет жертв пред вашим алтарем![302 — Царство падет, и династия прервется.]
IV
А засуха ужасна и грозна!
Ее не угасить, и все в огне,
И все кругом покрыл палящий зной,
И места нет, куда б сокрыться мне.
Надежды нет, куда ни бросишь взор
Судеб великих близится конец!
Я помощи не вижу от князей,
Издревле правивших в моей стране…
Ужель вы не жалеете меня,
Отец, и мать, и предки в вышине?
V
А засуха ужасна и грозна!
Свирепый демон – засух грозный бог.
Изнемогает сердце от жары –
Как бы огонь больное сердце сжег!
Князья, что древле правили страной,
Не слышат нас (мой голос одинок).
Небес великих вышний государь,
О, если б я уйти в изгнанье мог!
VI
А засуха ужасна и грозна!
В смятенье я – бежать мешает страх,
И засухой, не знаю сам за что,
У стран земли моля обильный год[303 — Дословно: обратившись с мольбой к духам всех четырех сторон и к духам земли.],
Я жертвы в срок вознес на алтарях.
Небес великих вышний государь,
Ужель забыл ты о моих мольбах?
Пресветлых духов чтил я – не должны
Меня их гнев и ярость ввергнуть в прах.
VII
А засуха ужасна и грозна!
Все разбрелись кругом, ослаб закон,
В беде правители моей страны,
Советник царский скорбью поражен.
Начальник стражи нашего дворца,
И конюший, и кравчий – двух сторон
Вельможи[304 — Утунг – масличное дерево. Согласно легенде, на него садятся чудесные птицы – фениксы.] – все спешат помочь, никто
Не говорит, что не способен он[305 — Никто не желает уйти в отставку – все остаются на своих местах.]…
Я взор подъял к великим небесам –
Ужель удел мой только боль и стон?
VIII
Я взор подъял к великим небесам –
Сверкают звезды, предвещая зной!
Мужи совета, доблести мужи,
Свершили все под светлой вышиной.
Судеб великих близится конец –
Не оставляйте труд ваш!.. Я иной
А вам, что правите моей страной.
Я взор подъял к великим небесам:
«Да будет милость их и мир со мной!»
Ода шэньскому князю[306 — Князь Шэнь был старшим дядей чжоуского царя Сюань-вана (827–781 гг. до н. э.).]
(III, III, 5)
I
Горы святые[307 — Святыми горами называли Тайшань (в пределах нынешней провинции Шаньдун), Хуашань (в Шэньси), Хэншань (в Хэбэй) и Суншань (в Хэнани). На этих горах царь совершал жертвоприношения.] высоки, велики:
Самого неба достигли их пики.
Духа сошла с них священная тень,
Фу порождает он роды и Шэнь[308 — Фу и Шэнь – названия родов, а затем княжеств в пределах нынешней провинции Хэнань. Оба рода происходят из знаменитого в древнем Китае рода Цзян, основатель которого был, по преданию, высшим сановником легендарного царя Яо и хранителем четырех святых гор.].
Шэнь поднялися и Фу и с тех пор
Стали для Чжоу[309 — Чжоу – название царствующей династии.] на место опор,
Царств четырех они стали стеной,
Доблесть явили пред нашей страной!
II
Трудится Шэнь-князь, по царскому слову
Подвиги предков продолжить готовый.
Жалован в Се[310 — Се – княжество в пределах нынешней Хэнани.] был столицею он,
Южным уделом, – в пример и закон.
Шаоский князь, отряженный царем,
Строит для Шэнь и столицу, и дом,
Юг устрояет: пребудут в веках
Подвиги Шэнь у потомства в руках!
III
Шэньского князя царь чтит приказаньем:
«Южным уделам служить назиданьем;
И чтобы жители сеской земли
Город и крепость тебе возвели».
Шао велел царь, чтоб подати все
С шэньских земель собиралися в Се.
Домоправителю велено вдруг
В Се перевесть домочадцев и слуг.
IV
В Се началися для князя работы,
Князю из Шао тут было заботы.
Прежде воздвиг он вкруг города вал,
Храм и с пристройками после создал;
Храм тот пространно построенный был.
Шаньскому князю наш царь подарил
Сильных-пресильных четыре коня,
Бляхи блестят на них ярче огня.
V
Царь отправляет его из столицы
В царской с четверкой коней колеснице.
«Думал о доме твоем, не нашли
Места достойнее южной земли.
Яшмовый жезл я тебе подарю –
Знак драгоценный, что служишь царю.
Дядя царя своего ты, иди,
Южные наши владенья блюди!»
VI
Вот шэньский князь отправляется, следом
В Мэй[311 — Мэй – селение в пределах нынешней Шэньси.] его царь угощает обедом.
Шэньскому князю на юг повернуть
Надо, он в Се направляет свой путь.
Князю из Шао приказано: все
Были бы подати собраны в Се,
Чтоб в закромах накопилось зерно,
Князю в пути пригодится оно!
VII
Шэньский наш князь так воинственно, смело
В Се приезжает, и свита поспела;
Тьма колесниц, и спешит пешеход.
В царстве великом ликует народ:
«Добрый оплот ныне будет и щит!
Шэньский наш князь разве не знаменит?!
Дядя старейший царя! Наконец,
Будет для власти живой образец!»[312 — Будет образцом для военной и гражданской власти.]
VIII
Шэньский наш князь трех достоинств радетель;
Мягкий, прямой он, для всех благодетель.
Он успокоил уделы страны,
Славою князя все царства полны.
Цзифу[313 — Цзифу (Инь Цзифу) – советник царя Сюань-вана (827–781 гг. до н. э.), автор оды.] сложил эту песню о нем,
Сложена песня с большим мастерством:
Полное звуков согласье творю,
Шэньскому князю ту песню дарю.
Ода царскому наставнику Чжун Шаньфу[314 — Чжун Шаньфу – первый советник, наставник и телохранитель чжоуского царя Сюань-вана.]
(III, III, 6)
I
Небо, рождая на свет человеческий род,
Тело и правило жизни всем людям дает.
Люди, храня этот вечный закон, хороши,
Любят и ценят безмерную доблесть души.
Небо, державно взирая на чжоуский дом,
Землю внизу осветило горящим лучом,
И, чтобы Сына небес не коснулося зло,
Небо в защиту ему Чжун Шаньфу родило.
II
Доблестью духа был наш Чжун Шаньфу одарен,
Мягок, прекрасен, всегда почитал он закон,
Видом достойным и всем выраженьем лица,
Был осторожен, внимателен был до конца.
Древних реченья как правила жизни любил,
Вид величавый блюдя изо всех своих сил.
Сыну небес был послушен всегда и не раз
Всем возвещал государя пресветлый приказ.
III
Царь говорит: «Чжун Шаньфу, повеленью внемли;
Будь ты примером властителям нашей земли,
Предков своих продолжая заслуги и путь,
Царской особе ты телохранителем будь.
Царскую волю вещая и всюду творя,
Будешь ты сам языком и устами царя!
Наши решенья везде быть известны должны,
Их да исполнят четыре предела страны!»
IV
Важными, важными были приказы царя:
Чжун исполняет их, царскую волю творя.
Был ли послушен иль был непокорен удел –
Светлым умом Чжун Шаньфу это все разумел.
Разума ясность и мудрость ему помогла
И самому оградиться от всякого зла.
Отдыха он не имеет ни в утро, ни в ночь,
Чтоб одному человеку[315 — Одному человеку – то есть царю.] в правленье помочь.
V
Мягкий кусочек легко принимают уста,
Выплюнешь твердый кусок не жуя изо рта –
Тоже сложил поговорку такую народ.
Но Чжун Шаньфу человек был, однако, не тот:
Мягкий кусочек его не глотали уста,
Твердый кусок не выплевывал он изо рта –
Не угнетал, как другие, он сирых и вдов,
Сильных отпора не труся, был с ними суров!
VI
Доблесть души человека легка, точно пух,
Редкий поднять ее только найдет в себе дух –
Тоже сложил поговорку такую народ.
Я поразмыслил, подумал над нею, и вот,
Только один Чжун Шаньфу и поднять ее мог,
Я, хоть люблю его, в этом ему не помог.
Царское платье с изъяном бывает[316 — И у царя есть свои недостатки.], не зря
Лишь Чжун Шаньфу не боится поправить царя.
VII
Жертву приносит Чжун духам дороги: на ней
Крепких из крепких четверка могучих коней.
Быстрые, быстрые люди собрались в поход:
Думает каждый из них лишь, что он не дойдет.
Мощные, мощные кони четверкою в ряд,
Восемь на них колокольчиков звоном звенят.
Царь повеление дал Чжун Шаньфу, чтобы в срок
Крепость построить, он ехал теперь на восток.
VIII
Сильными, сильными были четыре коня,
Восемь бубенчиков брякают, звоном звеня:
В княжество Ци[317 — Княжество Ци находилось на территории полуострова Шаньдун.] Чжун Шаньфу отправляется мой.
О, поскорей, поскорей возвращайся домой!
Цзифу хотел бы, тебе эту песню сложив,
Нежную песню,
