это прекрасно, это шаг вперед.
131
Посылаю вам поэтому первый номер «Ко1око1» за текущий год; вы найдете там в великолепной статье моего сотоварища все, что хотите узнать *. Если что-нибудь окажется неясным, мы готовы разъяснить вам.
ARTHUR BENI
Но договоримся об одном: до прочтения этой статьи вы можете писать мне на всевозможные темы, о законе двойной прессы, о Бисмарке, готовящем обеды для Карла Шурца*, — но не станете писать мне о русском коммунизме.
La Gazette de Pétersbourg du 7/19 février, donne la nouvelle de la mort d’Arthur Béni — tué à la bataille de Mentana dans les rangs des garibaldiens. La nouvelle n’est pas exacte — mais ce qui est malheureusement vrai, c’est qu’il a été grièvement blessé à la main.
A. Béni était au camp de Garibaldi en qualité de correspondant de deux feuilles de Londres. Blessé, il a été porté à Rome. Une vingtaine de jours après la bataille, il nous a envoyé une lettre à Florence; la lettre était écrite de sa main gauche, et parfaitement bien. Il nous parla d’une opération qu’il attendait. Si Béni a succombé — c’est donc après l’opération.
Vu les allusions de l’article de la Gazette de Pétersbourg, nous croyons de notre devoir de dire que tous les nuages qui étaient entre A. Béni et nous, se sont complètement dissipés.
АРТУР БЕНИ
«Петербургские ведомости» от 7/19 февраля извещают о кончине Артура Бени *, убитого в сражении у Ментаны в рядах гарибальдийцев. Известие неточное, — но что, к несчастью, верно,— он был тяжело ранен в руку.
А. Бени находился в лагере Гарибальди в качестве корреспондента двух лондонских газет*. Получив ранение, он был отправлен в Рим. Дней через двадцать после сражения он послал
133
нам во Флоренцию письмо*; письмо это было написано им левой рукой, и написано превосходно. Он сообщил нам, что ожидает операции. Если Бени скончался, то, значит, после этой операции*.
Ввиду намеков, содержащихся в упомянутой статье «Петербургских ведомостей», мы считаем своим долгом заявить, что все недоразумения, существовавшие между А. Бени и нами, полностью рассеялись.
134
LE MAL DES PASSEPORTS
Voici ce que nous lisons dans le Siècle:
On parle beaucoup en ce moment d’un conflit qui se serait élevé ces jours-ci entre l’ambassade anglaise et la police de Saint-Pétersbourg. Il s’agit d’un ouvrier mécanicien anglais qui aurait été retenu en prison pendant quatre mois parce qu’il n’avait pas de passeport.
Cet ouvrier avait perdu son passeport quelques années auparavant dans un incendie; l’ambassade anglaise en informa le ministère de l’intérieur et donna provisoirement une carte de séjour a cet individu. 11 y a quelques mois, le mécanicien entra à l’hôpital et comme après sa guérison il était hors d’état de payer les frais qu’avait nécessité sa maladie, on lui retint sa carte de séjour.
Le jour même de la sortie de l’hôpital, il fut arrêté par la police comme n’ayant pas de passeport, et fut incarcéré.
Ce n’est qu’au bout de quatre mois que l’ambassade anglaise fut informée de ce cas par l’aumônier anglais, qui était allé visiter la prison. On s’informa à la police et on apprit que le commissaire avait renvoyé le prévenu le jour même devant le juge d’instruction. Celui-ci prouva, de son côté, qu’il avait ordonné la mise en liberté de cet individu, parce qu’il s’était réclamé du consulat anglais.
Malheureusement, la sentence du juge était restée dans les bureaux du commissaire, et l’ouvrier mécanicien n’avait pas quitté la prison. Sans doute le grand maître actuel de la police, le général Trépoff, a réalisé bien des améliorations depuis deux ans qu’il occupe ses fonctions; mais il reste encore beaucoup à réformer en ce qui concerne les mesures de sûreté contre les gens sans passeport, ainsi que la détention préventive.
Le rapport dressé par le consul anglais qui était allé à la prison réclamer le détenu contient les détails les plus révoltants sur la prison où était le malheureux ouvrier.
Sur un espace de deux mètres de long sur un mètre et demi de large il avait trouvé renfermés trois individus, qui lui dirent que, pendant la nuit,
135
Us étaient six au lieu de trois, ce qui les forçait de se tenir debout sans pouvoir dormir.
Tout commentaire est superflu. C’est un fait du royaume de Dahomey, d’Abyssinie.
Un jeune Suisse que nous avons rencontré il y a deux semaines dans un wagon, nous racontait avec étonnement qu’on lui avait demandé cinq ou six fois son passeport de Verjbolovo à Pétersbourg, et pas une seule fois dans toute l’Allemagne.
Cette manie policière est odieusement ridicule.
ПАСПОРТНАЯ БОЛЕЗНЬ
Вот что мы читаем в «Le Siècle»: *
В настоящее время много говорят о конфликте, будто бы возникшем на днях между английским посольством и санктпетербургской полицией. Речь идет об английском рабочем-механике, которого, продержали в тюрьме в течение четырех месяцев из-за того, что у него не оказалось паспорта.
Этот рабочий потерял свой паспорт несколькими годами ранее во время пожара; английское посольство известило об этом министерство внутренних дел и дало этому человеку временный вид на жительство. Несколько месяцев тому назад механик этот попал в больницу, и так как после своего выздоровления он не в состоянии был оплатить расходы, связанные с его болезнью, то ему не возвратили вид на жительство.
В самый день выхода из больницы он был арестован полицией как беспаспортный и посажен в тюрьму.
II только спустя четыре месяца английское правительство было поставлено в известность об этом случае английским священником, посетившим тюрьму. Навели справки в полиции и узнали, что пристав в тот же самый день направил обвиняемого к судебному следователю. Последний засвидетельствовал, со своей стороны, что он отдал распоряжение об освобождении этого человека, так как тот сослался на английское консульство.
К несчастью, решение следователя завалялось в канцелярии пристава, и рабочий-механик остался в тюрьме. Без сомнения, нынешний владыка полиции, генерал Трепов, сделал множество улучшений за те два года, что он исполняет свои обязанности; но остается еще преобразовать
136
многое в отношении мер предосторожности против людей, не имеющих паспорта, так же как и в вопросе о предварительном заключении.
Рапорт, составленный английским консулом, который отправился в тюрьму, чтобы потребовать освобождения арестованного, содержит самые возмутительные подробности о тюрьме, где находился несчастный рабочий.
На пространстве в два метра длины на полтора метра ширины он нашел трех заключенных, которые сказали ему, что их по ночам вместо троих бывает шестеро и поэтому они вынуждены стоять на ногах, не имея возможности уснуть*.
Всякие комментарии излишни. Это случай, который мог бы произойти в Дагомейском королевстве, в Абиссинии.
Молодой швейцарец, которого мы две недели тому назад встретили в вагоне, с изумлением рассказывал нам, что у него пять или шесть раз требовали паспорт по пути от Вержболова до Петербурга и ни разу во всей Германии.
Эта полицейская мания отвратительна и смехотворна.
ПИСЬМО НЕ ДЛЯ ПЕЧАТИ
С месяц тому назад редакция «Колокола» получила нравоучительное письмо, в том роде как наши соотечественники их пишут, т. е. вроде начальнического внушения и с той наивностью в выборе выражений, которая свидетельствует о молодости образования. Письмо автор назначал не для печати, а для моего назидания, но адресовал его в редакцию. Не имея никакого права на интимную переписку с незнакомым, я сообщил его нашим друзьям в Италии (письмо мне было переслано из Женевы в Италию). Они просили меня поместить их ответ. Я не вижу причины отказать им в этом, тем больше что письма и ответ присланы М. А. Бакуниным.
138
La Gazette de la Bourse, de Saint-Pétersbourgxxix[29], propose la création d’un nouveau journal international dévoué aux intérêts de la Russie. L’auteur de l’article met en évidence la rédaction insuffisante de la Gazette française de Saint-Pétersbourg, qu’il appelle, non sans raison, feuille sans tête ni cœur. Le nouveau journal, au contraire, aura comme l’aigle russe deux têtes, au moins deux buts. D’un côté, celui de faire connaître les bonnes intentions de la Russie et tranquilliser par cela les autres peuples; de l’autre, celui d’écraser et anéantir le Kolokol français. Le moyen le plus sûr, et peut-être unique, de nous mater, suppose la Gazette, serait la création d’un organe international rédigé en français par des Russes pur sang, et tout à fait libre de tout soupçon d’influence officielle ou de quelques rapports avec le gouvernement ou l’administration. Le Kolokol russe, continue l’article, n’avait de l’influence en Russie qu’autant que les journaux russes manquaient de liberté de discussion. Le Kolokol français cessera d’être lu en Europe dès qu’un organe international élèvera sa voix libre et indépendante, «fera connaître les perfections et les imperfections de la vie russe, ses nobles élans, ses erreurs et ses fautes». «Aux calomnies et aux agressions du journalisme libre de l’Occident, il faut opposer la libre défense d’une feuille absolument indépendante. Si un journal pareil est rédigé en Oc¬cident, cette liberté lui est acquise; mais si l’on préfère le ré-
diger en Russie, il faudra lui donner solennellement la liberté complète de la pensée et de la parole/» Excusez du peu!
Dès que le poète de la Bourse aura cette magna charta solennellement jurée par l’empereur de toutes les Russies, au nom de toutes les polices, il n’aura aucun besoin de nous combattre, car nous solliciterons une petite place dans sa rédaction, et nous attacherons notre cloche au grand clocher international.
L’auteur continue: «Il n’y a qu’un pareil journal qui soit capable d’acquérir la confiance des lecteurs occidentaux et de mener, avec espérance de succès, une lutte contre le Kolokol et d’autres feuilles occidentales, qui se font un plaisir, sans empêchement, d’imprimer des calomnies et de fausses dénonciations (oh! le jargon de la bonne ville de Pétersbourg!) à l’endroit de la Russie… Mais on dira que, pour faire un journal pareil, il faut de grands moyens matériels, de grands subsides! Sans doute; mais ces subsides ne doivent, dans aucun cas, être reçus des mains du gouvernement; ils doivent être offerts, et nous sommes sûrs qu’ils le seront, par la société russe elle-même. Elle a fait tant de sacrifices d’argent et de sang pour la défense matérielle de la patrie, qu’elle ne refusera sans doute pas sa sympathie, ni les moyens aux personnes
