с мнениями полицейского пристава, попа и т. п. Что немцы, будучи русскими подданными, могут, не совершая преступления, иметь предметом своей любви Германию — это, кажется, вполне естественно; если они предпочитают нынешнюю Германию современной России — это доказывает, что они не дураки — Россия, как «Zukunftmusik»*, хороша для будущего. И если они живут себе спокойно в своем Ревеле и Риге — все в порядке Для вас, для нас, для закона, но отнюдь не для Жаверов из «Голоса». Как же это, — спрашивает газета национального пробуждения*, — разве немец Эккардт не присягал императору?
361
А если он присягал, то должен любить царя, а не Германию; он должен предпочитать Россию всем странам. Если же он не делает этого, то он клятвопреступник, предатель… И честный публицист доходит до того, что осведомляется, примет ли правительство суровые меры!.. Ужасно! Отвратительно!
…Второй пример; мы заимствуем его из газеты, которая слывет независимой*, — из газеты, подвергавшейся преследованиям, бог весть сколько раз запрещавшейся, — из газеты, проникнутой демократическим и чисто московским панславизмом, т. е. панславизмом столь пламенным, что из любви ко всякого рода славянам она желала бы объединить их, заключить в себе, усвоить так, как усваивают проглоченную котлету.
Заглянем-ка в этот демократический орган.
Несколько немцев, живших в одном из городов близ Москвы, имея мало развлечений и сильную потребность послушать болтовню пастора, пригласили к себе из Москвы проповедника. Оказалось, что в скромных жилищах этих славных людей не нашлось достаточно большого помещения. Они попросили у полиции разрешения прослушать немецкую проповедь на городской площади. Полиция, зная, что от этого не могло произойти оскорбления нравственности, дала, как и следовало ожидать, разрешение и исполнила свой долг, установив надзор за молитвой немцев. Все закончилось весьма мирно — пастор рассказал своей маленькой «Gemeinde»cx[110] последние новости о протестантском боге, сообщил о свежих и надежных средствах для получения вечного спасения. Никто не жало¬вался; мужья спокойно разошлись по домам, держа под мышкой руку жены и библию, и легли спать в девять часов, и во сне они видели немецких ангелов Клопштока и английских дьяволов Мильтона.
Но пока эти еретики спали сном праведников, некий чех из католической Богемии не дремал. Вместо того, чтоб отправиться в Констанцу и отпраздновать там праздник великого славянского еретика, жертвы римской нетерпимости*, он прогуливался
362
по тому самому городку на святой Руси, где совершен был описанный выше гнусный акт веротерпимости. Чех этот, возмущенный таким осквернением рынка, таким снисходительным попустительством, спрашивает себя: мог ли бы в Вене какой-нибудь поп совершать богослужение на городской площадисх1[111], и отвечает: нет!
После того наш богемец садится писать диатрибу против веротерпимости и посылает ее в газету, несколько лет подозревавшуюся в том, что она любит открытую и свободную борьбу, независимый спор. И газета печатает эти плоды ночного бдения чеха…
Попробуйте-ка теперь, после всего этого поднятого шума, после того как привлекли внимание министров и священников, попробуйте-ка попросить у бедного полицейского пристава в маленьком городке разрешения публично послушать священника, не помазанного греко-российским маслом!..
Полицейские приставы, превзойденные журналистами! Это напоминает нам храбрых офицеров императорской гвардии, перещеголявших своим усердием жандармов во время дела Каракозова*.
Нет, времена Аракчеевых, Магницких и Фотиев не прошли; эти люди лишь опустились двумя, тремя этажами ниже.
И они называют это национальным пробуждением!
L’ex-réfugié V. Kelsieff vient de publier un volume do ses mémoires. Il raconte comment il s’est livré, comment l’empereur lui a pardonné, et quelques antécédents de son passé.
Nous ne voulons pas jeter de pierre au repentant, mais nous avons lu son livre avec tristesse. Mieux vaudrait ne pas l’avoir publié. Lorsqu’on est forcé, même contre son gré, de ne publier qu’une partie de la vérité, on court toujours le risque de dire le faux, même en ne voulant pas mentir. Nous reviendrons dans une de nos feuilles, non au livre, mais à l’auteur.
<ЭКС-ЭМИГРАНТ В. КЕЛЬСИЕВ...>
Экс-эмигрант В. Кельсиев только что выпустил в свет книгу своих воспоминаний. Он рассказывает о том, как сдался властям, как простил его император, и сообщает кое-что из своего прошлого.
Мы не намерены бросить камнем в кающегося, по книгу его мы прочли с грустью. Лучше было бы не издавать ее. Когда бываешь вынужден, даже вопреки собственной воле, обнародовать только часть правды, то всегда подвергаешься риску высказать ложь, даже не желая лгать. В одном из наших листов мы вернемся не к самой книге, а к ее автору.
364
LE LITTERATEUR BOLLANTZOFF
A côté des grands dénonciateurs littéraires, nous commençons aussi à avoir des mouchards lettrés dans le genre du célèbre de la Hodde, de Chenu, de Schnepf et autres. Des espions ont écrit et fait imprimer des livres avant notre époque, mais ils gazaient au moins leur métier qui, comme divers «inodores», ont une existence, mais n’ont pas de nom avouable. Grâce à l’exemple des grands maîtres que nous avons cités et au journa¬lisme russe, qui a fait de la délation une branche de l’art oratoire et une arme de la polémique, la feuille de vigne tombe, et nous voyons in crudo l’apparition d’un livre écrit par un bas-officier d’origine noble, BOULANTZOFF, sous ce titre: Mémoires d’un espion pendant l’apaisement de l’insurrection polonaise. Saint-Pétersbourg, 1868.
C’est dommage que le bas-officier soit resté plus fidèle à l’adjectif de son rang qu’à celui de son origine
ЛИТЕРАТОР БУЛАНЦОВ
Наряду с крупными литературными доносчиками и у нас начинают появляться образованные полицейские шпионы в духе знаменитого Де ла Года, Шеню, Шнепфа и прочих. Шпионы писали и печатали книги и до нашего времени, но они по край¬ней мере скрывали свое ремесло, которое, подобно различным «отхожим местам», существует, но не имеет благопристойного названия. Благодаря примеру великих учителей, упомянутых
365
нами, и русскому журнализму, сделавшему из доносов отрасль ораторского искусства и полемическое оружие, фиговый листок отпадает, и перед нами появляется in crudo книга, написанная нижним чином благородного происхождения, БУЛАНЦОВЫМ, под следующим заглавием: «Записки лазутчика во время усми¬рения польского мятежа», Санкт-Петербург, 1868 г. *
Как жаль, что нижний чин остался более верен прилагательному своего чина, чем прилагательному своего происхождения.
366
MAZZIM AUX POLONAIS
En reproduisant la lettre de Mazzini aux Polonais, nous appelons toute l’attention de nos lecteurs sur la grande idée des deux héritiers qui s’avancent pour demander leur part du legs,. leur part de l’activité historique. Cette idée nous est chère depuis longtemps. Il y a une vingtaine d’années que, montrant à côté de nous la grande souffrance de l’Occident, nous indiquions au loin la vieille officina gentium, calme, muette et couvant dans. ses profondeurs, sous une pression inhumaine, des tendances-bien sympathiques au cœur des déshérités de la civilisation latino-germanique. Sans s’en douter, les caves et les mansardes des villes de l’Europe aspirent vers des solutions différentes du même problème social, qui agite le cœur des paysans dans les chaumières de nos plaines et de nos forêts.
Le droit au travail, le droit à la terre ne sont que deux modes-de réaliser la tendance sociale qui cherche à mettre l’instrument du travail à la disposition du travailleur — en le délivrant du hasard monopolisé, de l’anarchie consolidée, de toutes les entraves historiques qui en empêchent le libre développement.
Nous n’avons jamais été nationalistes ni panslavistes. Rien ne détourne plus la révolution de ses grandes voies que la manie des classifications et prédilections zoologiques des races, mais l’injustice pour le monde slave nous a toujours paru révoltante.
Nous réimprimons la lettre du grand Italien, de l’ami que-nous sommes habitué à aimer avec empressement. Ses paroles nous émeuvent d’autant plus que, grâce aux cruelles absurdités du gouvernement russe et à l’ignorance aveugle des rhéteurs ambulants et des publicistes rétrogrades dans leur prétendu democratisms, nous ne lisons que des phrases dures et amères contre
367
les Slaves, qui relèvent la tète sous un triple joug, et que l’on est tout disposé à sacrifier à la Turquie, voire même à la Hongrie, pourvu que l’on puisse faire une niche à la Russie.
Il est bon d’entendre une parole humaine au milieu des cris de haine des doctes sauvages de la civilisation.
МАЦЦИНИ — ПОЛЯКАМ
Перепечатывая письмо Маццини к полякам*, мы обращаем особое внимание наших читателей на великую мысль о двух наследниках, выступающих вперед, чтобы потребовать свою долю завещанного достояния, свою долю исторической деятельности*. Эта мысль нам издавна дорога. Лет двадцать тому назад, характеризуя рядом с нами великое страдание Запада, мы указывали вдали на старую officina gentiumcxii[112], спокойную, безмолвную и таящую в своих недрах, под нечеловеческим гнетом, стремления, чрезвычайно близкие сердцам отщепенцев латино-германской цивилизации. Сами того не подозревая, подвалы и мансарды европейских городов ищут иного решения той же социальной задачи, которая волнует крестьянские сердца в хижинах наших равнин и лесов *.
Право на труд, право на землю — это только две формы воплощения социальной тенденции, стремящейся передать орудия труда в распоряжение труженика, освобождая его от монополизированной случайности, от установившейся анархии, от всех исторических пут, препятствующих его свободному развитию.
Мы никогда не были ни националистами, ни панславистами. Ничто так не отклоняет революцию от ее великих путей, как мания классификаций и зоологических расовых предпочтений, — однако несправедливость по отношению к славянскому миру всегда казалась нам возмутительной.
368
Мы перепечатываем письмо великого итальянца, друга, которого мы привыкли любить от всей души. Слова его тем более волнуют нас, что, вследствие жестоких нелепостей русского правительства и слепого невежества странствующих риторов и ретроградных публицистов с их мнимым демократизмом, мы читаем лишь грубые и язвительные фразы, направленные против славян*, которые приподымают голову из-под тройного ярма и которыми охотно пожертвовали бы Турции и даже Венгрии, лишь бы учинить каверзу России.
Приятно услышать человеческую речь среди криков ненависти, издаваемых учеными дикарями цивилизации.
369
BONNE NOUVELLE!
Il y a quelques mois nous avons souhaité la bienvenue à une nouvelle publication périodique en langue russe qui allait paraître à Genève — et rédigée dans un sens éminemment socialiste. — Aujourd’hui nous avons à acclamer encore une revue russe, publiée dans la même ville. — L’Actualité a étésuiviede près par la Cause du Peuple («Народное дело») — revue mensuelle complètement socialiste et révolutionnaire. La visière étant baissée — nous ne connaissons pas la rédaction, mais nous sympathisons avec elle de tout notre cœur. Evidemment elle est composée de jeunes gens ardents,ayant toute l’impétuosité de l’adolescence,tout le «juvenil bollore» qui jette bravement le gant et pose
