опережали это развитие. Сисмонди же
поворачивался к этому развитию задом; его утопия не предвосхищала будущее, а рес-
таврировала прошлое; он смотрел не вперед, а назад, мечтая «прекратить ломку», — ту
самую «ломку», из которой выводили свои утопии указанные писатели*
. Вот почему
утопия Сисмонди признается — и совершенно справедливо — реакционной. Основание
такой характеристики заключается, повторяем еще раз, только в том, что Сисмонди не
понимал прогрессивного значения той «ломки» старых, полусредневековых, патриар-
хальных общественных отношений западноевропейских государств, которую с конца
прошлого века начала проделывать крупная машинная индустрия.
Эта специфическая точка зрения Сисмонди проглядывает даже среди его рассужде-
ний об «ассоциации» вообще. «Я желаю, — говорит он, — чтобы собственность на ма-
нуфактуры (la propriete des manufactures) была разделена между большим числом сред-
них капиталистов, а не соединялась в руках одного человека,
*
«Роберт Оуэн, — говорит Маркс, — отец кооперативных фабрик и кооперативных лавок, — кото-
рый, однако, вовсе не разделял иллюзий своих преемников насчет значения (Tragweite) этих изолирован-
ных элементов преобразования, — не только фактически исходил в своих опытах из фабричной системы,
но и теоретически объявлял ее исходным пунктом «социального переворота»»87.
К ХАРАКТЕРИСТИКЕ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОМАНТИЗМА 241
владеющего многими миллионами…» (II, 365). Еще рельефнее точка зрения мелкого
буржуа сказалась в такой тираде: «Нужно устранить не класс бедных, а класс поденщи-
ков; их следует вернуть в класс собственников» (II, 308). «Вернуть» в класс собствен-
ников — в этих словах вся суть доктрины Сисмонди!
Разумеется, Сисмонди должен был сам чувствовать неосуществимость своих благо-
пожеланий, чувствовать резкий диссонанс между ними и современной рознью интере-
сов. «Задача соединить снова интересы тех, кто участвует вместе в одном и том же
производстве (qui concourrent a la meme production)… без сомнения, трудна, но я не ду-
маю, чтобы эта трудность была так велика, как предполагают» (II, 450)*
. Сознание это-
го несоответствия своих пожеланий и чаяний с условиями действительности и их раз-
витием вызывает, естественно, стремление доказать, что «еще не поздно» «вернуться»
и т. п. Романтик пытается опереться на неразвитость противоречий современного
строя, на отсталость страны. «Народы завоевали систему свободы, в которую мы
вступили (речь шла о падении феодализма); но в то время, когда они разрушили ярмо,
которое они так долго носили, трудящиеся классы (les hommes de peine — представите-
ли труда) не были лишены всякой собственности. В деревне они в качестве половников,
чиншевиков (censitaires), арендаторов владели землей (ils se trouverent associes a la
propriete du sol). В городах в качестве членов корпораций, ремесленных союзов
(metiers), образованных ими для взаимной защиты, они были самостоятельными про-
мышленниками (ils se trouverent associes a la propriete de leur industrie). Только в наши
дни, только в самое последнее время (c’est dans ce moment meme) прогресс богатства и
конкуренция ломает все эти ассоциации. Но эта ломка (revolution) еще наполовину не
закончена» (II, 437).
«Правда, только одна нация находится теперь в этом неестественном положении;
только в одной нации мы
*
«Задача, которую предстоит решить русскому обществу, с каждым днем усложняется. С каждым
днем захваты капитализма становятся обширнее…» (ibid.).
242 В . И . ЛЕНИН
видим этот постоянный контраст мнимого богатства (richesse apparente) и ужасной ни-
щеты десятой доли населения, вынужденной жить на счет общественной благотвори-
тельности. Но эта нация, столь достойная подражания в других отношениях, столь ос-
лепительная даже в своих ошибках, соблазнила своим примером всех государственных
людей континента. И если эти размышления не смогут уже принести пользы ей, то я
окажу, по крайней мере, думается мне, услугу человечеству и моим соотечественникам,
показывая опасности того пути, по которому она идет, и доказывая ее собственным
опытом, что основывать политическую экономию на принципе неограниченной конку-
ренции — это значит приносить в жертву интерес человечества одновременному дей-
ствию всех личных страстей» (II, 368)*
. Так заканчивает Сисмонди свои «Nouveaux
Principes».
Общее значение Сисмонди и его теории формулировал отчетливо Маркс в следую-
щем отзыве, дающем сначала очерк тех условий западноевропейской экономической
жизни, которые породили такую теорию (и притом породили именно в ту эпоху, когда
капитализм только еще начинал создавать там крупную машинную индустрию), а затем
и оценку ее**.
«Средневековое мещанство и сословие мелких крестьян были предшественниками
современной буржуазии. В странах, менее развитых в промышленном и торговом от-
ношениях, класс этот до сих пор еще прозябает рядом с развивающейся буржуазией.
В тех странах, где развилась современная цивилизация, образовалось — и как до-
полнительная часть капиталистического общества постоянно вновь образуется — бур-
жуазное среднее сословие (которое колеблется между пролетариатом и буржуазией).
Но конкуренция постоянно сталкивает принадлежащих к этому классу лиц в ряды про-
летариата, и они начи-
*
«Русскому обществу предстоит решение великой задачи, крайне трудной, но не невозможной —
развить производительные силы населения в такой форме, чтобы ими могло пользоваться не незначи-
тельное меньшинство, а весь народ» (Н. —он, 343). ** Ср. цитаты в «Р. Б.» № 8, стр. 57, а также «Р. Б—во» № 6, стр. 94, в статье г-на Н. —она.
К ХАРАКТЕРИСТИКЕ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОМАНТИЗМА 243
нают даже предвидеть приближение того момента, когда, с развитием крупной про-
мышленности, они совершенно исчезнут, как самостоятельная часть современного об-
щества, и в торговле, мануфактуре и земледелии заменятся надзирателями и наемными
служащими.
В таких странах, как Франция, где крестьянство составляет гораздо более половины
всего населения, естественно было появление писателей, которые, становясь на сторону
пролетариата, прикладывали к капиталистическим условиям мелкобуржуазную и мел-
кокрестьянскую мерку и защищали дело рабочих с мелкобуржуазной точки зрения. Так
возникло мелкобуржуазное социальное учение. Сисмонди стоит во главе этого рода ли-
тературы не только во Франции, но даже и в Англии.
Это учение прекрасно умело подметить противоречия современных условий произ-
водства. Оно разоблачило лицемерный оптимизм экономистов. Оно указало на разру-
шительное действие машинного производства и разделения труда, на концентрацию
капиталов и поземельной собственности, на излишнее производство и кризисы, на не-
избежную гибель мелкой буржуазии и крестьянства, на нищету пролетариата, анархию
в производстве, вопиющие несправедливости в распределении богатства, на разори-
тельную промышленную войну наций между собой, разложение старых нравов, старых
семейных отношений и старых национальностей*
.
Положительная сторона требований этого направления заключается или в восста-
новлении старых способов производства и обмена, а вместе с ними старых имущест-
венных отношений и старого общественного строя; или же оно стремится насильствен-
но удержать современные способы производства и обмена в рамках старых имущест-
венных отношений, которые они уже разбили и необходимо должны были разбить. В
обоих случаях оно является реакционным и утопическим одновременно.
* Этот отрывок приводит Эфруси в № 8 «Р. Б—ва» на стр. 57 (от последней красной строки).
244 В . И . ЛЕНИН
Цеховая организация промышленности и патриархальное сельское хозяйство явля-
ются последним его словом»*88.
Справедливость этой характеристики мы старались показать при разборе каждого
отдельного члена в доктрине Сисмонди. Теперь же отметим лишь курьезный прием,
употребленный здесь Эфруси в завершение всех промахов в его изложении, критике и
оценке романтизма. Читатель помнит, что в самом начале своей статьи (в № 7 «Р. Б—
ва») Эфруси заявил, что причисление Сисмонди к реакционерам и утопистам
«несправедливо» и «неправильно» (I. с, стр. 138). Чтобы доказать такой тезис, Эфруси,
во-первых, ухитрился обойти полным молчанием самое главное, именно связь точки
зрения Сисмонди с положением и интересами особого класса капиталистического
общества, мелких производителей; во-вторых, при разборе отдельных положений
теории Сисмонди, Эфруси частью представлял его отношение к новейшей теории в
совершенно неправильном свете, как мы это показали выше, частью же просто
игнорировал новейшую теорию, защищая Сисмонди ссылками на немецких ученых,
которые «не ушли дальше» Сисмонди; в-третьих, наконец, Эфруси пожелал
резюмировать оценку Сисмонди таким образом: «Наш (!) взгляд на значение Симонда
де Сисмонди, — говорит он, — мы можем (!!) резюмировать в следующих словах»
одного немецкого экономиста («Р. Б.» № 8, стр. 57), и дальше цитируется отмеченный
выше отрывок, т. е. только частичка характеристики, данной этим экономистом,
причем отброшена именно та часть, где выясняется связь теории Сисмонди с особым
классом новейшего общества, и та часть, где окончательный вывод гласит о
реакционности и утопизме Сисмонди! Мало этого. Эфруси не ограничился тем, что
выхватил частичку
* Ср. «Р. Б—во», указанная статья, 1894 г., № 6, с. 88. Г-н Н. —он делает в переводе этого отрывка две
неточности и один пропуск. Вместо «мелкобуржуазный» и «мелкокрестьянский» он переводит «узко
мещанский» и «узко крестьянский». Вместо «дело рабочих» он переводит «дело народа», хотя в ориги-
нале стоит der Arbeiter. Слова: «необходимо должны были разбить» (gesprengt werden mu?ten) он пропус-
кает.
К ХАРАКТЕРИСТИКЕ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОМАНТИЗМА 245
отзыва, не дающую никакого понятия о целом отзыве, и, таким образом, представил в
совершенно неверном свете отношение этого экономиста к Сисмонди. Он пожелал еще
прикрасить Сисмонди, как будто бы оставаясь лишь передатчиком взглядов того же
экономиста.
«Прибавим к этому, — говорит Эфруси, — что по некоторым теоретическим воззре-
ниям Сисмонди является предшественником самых выдающихся новейших экономи-
стов*
: вспомним его взгляды на доход с капитала, на кризис, его классификацию на-
ционального дохода и т. д.» (ibid.). Таким образом, вместо того, чтобы прибавить к
указанию заслуг Сисмонди немецким экономистом указание того же экономиста на
мелкобуржуазную точку зрения Сисмонди, на реакционный характер его утопии, —
Эфруси прибавляет к числу заслуг Сисмонди именно те части его учения (вроде
«классификации национального дохода»), в которых, по отзыву все того же экономи-
ста, нет ни одного научного слова.
Нам возразят: Эфруси может вовсе не разделять того мнения, что объяснения эконо-
мических доктрин следует искать в экономической действительности; он может быть
глубоко убежденным в том, что теория А. Вагнера о «классификации национального
дохода» есть теория «самая выдающаяся». — Охотно верим. Но какое же право имел
он кокетничать с той теорией, о которой гг. народники так любят говорить, что они с
ней «согласны», тогда как на деле он не понял абсолютно отношения этой теории к
Сисмонди и сделал все возможное (и даже невозможное), чтобы представить это отно-
шение в совершенно неверном виде?
Мы не стали бы уделять так много места этому вопросу, если бы дело касалось од-
ного только Эфруси — писателя, имя которого встречается в народнической литерату-
ре едва ли не впервые. Нам важна вовсе не личность Эфруси и даже не его воззрения, а
* Вроде Адольфа Вагнера? К. Т.
246 В . И . ЛЕНИН
народников к разделяемой якобы ими теории знаменитого немецкого экономиста во-
обще. Эфруси совсем не представляет из себя какого-либо исключения. Напротив, его
пример вполне типичен, и, чтобы доказать это, мы и проводили везде параллель между
точкой зрения и теорией Сисмонди и точкой зрения и теорией г-на Н. —она*
. Аналогия
оказалась полнейшая: и теоретические воззрения, и точка зрения на капитализм и ха-
рактер практических выводов и пожеланий оказались у обоих писателей однородными.
А так как воззрения г-на Н. —она могут быть названы последним словом народничест-
ва, то мы вправе сделать тот вывод, что экономическое учение народников есть лишь
русская разновидность общеевропейского романтизма.
Понятно само собой, что исторические и экономические особенности России, с од-
ной стороны, и ее несравненно бoльшая отсталость, с другой стороны, вызывают осо-
бенно крупные отличия народничества. Но эти отличия не выходят, однако, за пределы
отличий видовых и потому не изменяют однородности народничества и