М., что Вам теперь очень тяжело. Рабочее движение и социал-демократию пришлось Вам сразу увидать с такой стороны, в таких проявлениях, в таких формах, которые не раз уже в истории России и Западной Европы приводили интеллигентских маловеров к отчаянию в рабочем движении и в социал-демократии. Я уверен, что с Вами этого не случится, и после разговора с Михаилом мне хочется крепко пожать Вашу руку. Своим талантом художника Вы принесли рабочему движению России — да и не одной России — такую громадную пользу, Вы принесете еще столько пользы, что ни в каком случае непозволительно для Вас давать себя во власть тяжелым настроениям, вызванным эпизодами заграничной борьбы. Бывают условия, когда жизнь рабочего движения порождает неминуемо эту заграничную борьбу и расколы и свару и драку кружков, — это не потому, чтобы рабочее движение было внутренне слабо или социал-демократия внутренне ошибочна, а потому, что слишком разнородны и разнокалиберны те элементы, из которых приходится рабочему классу выковывать себе свою партию. Выкует во всяком случае, выкует превосходную революционную социал-демократию в России, выкует скорее, чем кажется иногда с точки зрения треклятого эмигрантского положения, выкует вернее, чем представляется, если судить по некоторым внешним проявлениям и отдельным эпизодам. Такие люди, как Михаил, тому порукой.

Жму крепко руку и Вам и Марии Федоровне, ибо теперь у меня есть надежда, что нам с Вами придется встретиться еще не врагами.

Ваш Ленин

Wl. Oulianoff. 4. Rue Marie-Rose. 4.

Paris. XIV.

Послано на о. Капри (Италия)

Впервые напечатано 15 октября

1924 г. в «Красной Газете» № 236

Печатается по рукописи

221

А. М. ГОРЬКОМУ. НОЯБРЬ 1909 г.

170

А. М. ГОРЬКОМУ

Дорогой А. М.! Насчет приезда — это Вы напрасно. Ну, к чему я буду ругаться с Максимовым, Луначарским и т. д.? Сами же пишете: ершитесь промеж себя — и зовете ершиться на народе. Не модель. А насчет отталкиванья рабочих тоже напрасно. Вот коли примут наше приглашение и заедут к нам, — мы с ними покалякаем, повоюем за взгляды одной газетины*, которую некие фракционеры ругают (давно я это от Лядова и др. слышал) скучнейшей, малограмотной, никому не нужной, в пролетариат и социализм не верящей.

Насчет нового раскола некругло у Вас выходит. С одной стороны, оба — нигилисты (и «славянские анархисты» — э, батенька, да неславянские европейцы во времена вроде нашего дрались, ругались и раскалывались во сто раз почище!) — а с другой, раскол будет не менее глубок, чем у большевиков и меньшевиков. Ежели дело в «нигилизме»

«ершей», в малограмотности и пр. кое-кого, не верящего в то, что он пишет, и т. п., — тогда, значит, не глубок раскол, и даже не раскол. А ежели глубже раскол, чем большевики и меньшевики, — значит, дело не в нигилизме и не в не верящих в свои писания писателях. Некругло выходит, ей-ей! Ошибаетесь Вы насчет теперешнего раскола и справедливо** говорите: «людей понимаю, а дела их не понимаю».

То, что Вам и Максимову кажется неискренностью и никчемностью и проч. в «Пролетарии», объясняется совсем иной точкой зрения на весь современный момент (и на марксизм, конечно). Мы почитай-что два года топчемся на месте, жуя те вопросы, которые Максимову все еще кажутся «спорными», которые давно

* Речь идет об органе Большевистского Центра — газете «Пролетарий». Ред.

** Добавление насчет «справедливо»: оговариваюсь. Не понимая дел, нельзя понять и людей иначе, как… внешне. Т. е. можно понять психологию того или другого участника борьбы, но не смысл борьбы, не значение ее партийное и политическое.

222

решила жизнь. И ежели бы продолжали мы «спорить» о них, мы бы и сейчас топтались зря. А разойдясь, мы покажем рабочим ясно, прямо, определенно два выхода. Выбор рабочие социал-демократы сделают легко и быстро, ибо тактика хранения (в консервах) революционных слов 05-06 года вместо применения революционного метода к новой, иной обстановке, к измененной эпохе, требующей иных приемов и иных форм организации, эта тактика мертвая. К революции пролетариат идет и придет, — но не так, как до 1905 года: тем, кто «верит», что идет и придет, но не понимает этого «не так», — тем наша позиция должна казаться неискренней, никчемной, скучной, на неверии в пролетариат и социализм основанной и т. д. и т. д. Вытекающее отсюда расхождение, несомненно, достаточно глубоко, чтобы сделать раскол — по крайней мере, заграничный — неизбежным. Но даже и отдаленно не приближается он к глубине раскола большевиков и меньшевиков, если говорить о глубине раскола партии, социал- демократии, марксистов.

Вы удивляетесь, как я не вижу истеричности, недисциплинированности (не вам бы говорить, не Михаилу бы слушать) и прочих злокачеств Михаила. Да вот я на малом его имел случай проверить: я думал, что беседы у нас с Вами не выйдет, что писать не к чему. Под впечатлением разговора с Михаилом написал сразу, сгоряча, не перечитав даже письма, не отложив до завтра. Назавтра думаю: сглупил, поверил Михаилу. А оказалось, что, как бы Михаил ни увлекался, а постольку прав он вышел, ибо беседа у нас с Вами все же получилась, — не без задоринок, конечно, не без изничтожения «Пролетария», ну, да ведь чего уж тут поделаешь!

Жму крепко руку. Н. Ленин

Написано в ноябре, не ранее 20,

1909 г.

Послано из Парижа

на о. Капри (Италия)

Впервые напечатано 15 октября

1924 г. в «Красной Газете» № 236

Печатается по рукописи

223

И. И. СКВОРЦОВУ-СТЕПАНОВУ. 2 ДЕКАБРЯ 1909 г.

171

И. И. СКВОРЦОВУ-СТЕПАНОВУ

Дорогой друг! Получил Ваше письмо от 20. IX. 09 и чрезвычайно обрадовался вести от Вас. Жаль, что раньше не было вестей от Вас — мы здесь страшно оторваны теперь, пробовали связаться с Вами и Вяч., но не удалось. Годы действительно адски-трудные, и возможность сношений с старыми друзьями вдесятеро ценнее поэтому. Буду Вам отвечать по порядку. Вы видели газету до XII. 08. С тех пор много воды утекло.

С так наз. «левыми» у нас полный раскол, закрепленный весной 1909. Если Вам случится увидеть мою книжку по философии (книгу эту я Вам послал тотчас по выходе, т. е. в начале лета 1909) и газету за 1909 г., то навряд ли Вы скажете, что мы делаем ус- тупки лево-глупистам. С Максимовым и максимовцами полный и формальный раскол.

Драка вовсю. Возможно, что они создадут свой орган, — возможно, что нет. Мутят они в С.-Петербурге и в Одессе, но силой стать не могут: это — агония «отзовизма- ультиматизма», по-моему. Раскол с Максимовым и К° отнял у нас немало сил и времени, но я думаю, что он был неизбежен и будет полезен в конце концов. Зная Ваши взгляды, думаю, даже уверен, что тут мы согласны.

Но вот насчет того, что пора «ликвидировать веру во второе пришествие общедемократического натиска», решительно с Вами не согласен. Этим Вы сыграли бы только на руку отзовистам (очень склонным к такому «максимализму»: буржуазная революция позади, — впереди — «чисто пролетарская») и крайним правым меньшевикам- ликвидаторам. (Кстати: знаете ли Вы о расколе у меков? Плеханов вышел из редакции их газеты «Голос Социал-Демократа» и из редакции коллективного их труда: «Общественное движение в России XX в.». В августе 1909 он выпустил «Дневник» № 9, где обозвал меков пособниками ликвидаторов, а Потресову прописал, что он-де мне не товарищ, что Потресов перестал быть революционером и пр. У нас идет дело на сближение с меньшевиками-плехановцами в целях

224

укрепления партии.) Но главное, по-моему, это то, что такой взгляд теоретически неверен. «Немецкие рельсы» возможны — слов нет. И мы это прямо признали в начале еще 1908 года. Но эта возможность превратится в действительность не иначе, как через ряд

«общедемократических» натисков (или подъемов, или кризисов и т. п.) — подобно тому, как Франция пришла к концу «общедемократических» натисков не после 1789- 1793, а после 1871 (т. е. после 1830, 1848 и 1871), — Германия не в 1849-1850, а также после 1871, т. е. после Verfassungsstreit* 60-х годов. Струве, Гучков и Столыпин из кожи лезут, чтобы «совокупиться» и народить бисмарковскую Россию, — но не выходит.

Не выходит. Импотентны. По всему видно, и сами признают, что не выходит. Аграрная политика Столыпина правильна с точки зрения бисмарковщины. Но Столыпин сам

«просит» 20 лет, чтобы ее довести до того, чтобы «вышло». А двадцать лет и даже меньший срок невозможен в России без 30-48-71 гг. (ежели по-французски) и 63- 65 гг. (ежели по-немецки). Невозможен. А все эти даты (и 30-48-71 и 63-65) и есть «общедемократический натиск».

Нет, мы не можем «ликвидировать» идею «общедемократического натиска»: это было бы коренной ошибкой. Мы должны признать возможность «немецких рельсов», но не забывать, что их пока нет. Нет и нет. Мы не должны связывать судьбу пролетарской партии с удачей или неудачей буржуазной революции, — это бесспорно. Мы должны работу поставить так, чтобы она при всяком ходе событий была прочным, неотъемлемым приобретением, — это верно. Но мы обязаны исполнить свой долг руководителей демократического, «общедемократического», движения до конца, до русского 1871 года, до полного поворота крестьянства на сторону Ordnungspartei**. А до этого поворота в России еще, ой-ой, как не близко! Мы не можем отрицать возможность «немецкого», сиречь «гнилого» разрешения «общедемократических» вопросов, но мы обязаны все

* — конституционного конфликта. Ред.

** — партии порядка. Ред.

225

ОБРАЩЕНИЕ-ПРОСЬБА К СТАТИСТИКАМ. 9 ДЕКАБРЯ 1909 г.

сделать, обязаны долго и упорно работать над тем, чтобы это решение было не «гнилое», не немецкое, а французское, т. е. по типу 30-48-71, а не по типу 63-65 (только

«конституционный» кризис). Ручаться невозможно, выйдет ли у нас наш 63-65 «гнилым» или успешным, но наше дело, дело рабочей партии, все сделать, чтобы из «гнилого» развилось успешное, из немецкого Verfassungsstreit — французская хорошенькая передряга. И таких законов истории нет, чтобы гнилой кризис не мог превратиться в хорошенькую передрягу. Нет таких законов. Все зависит от обстоятельств, от нищей массы крестьян (коих Столыпин придавил, но не удовлетворил), от силы рабочей партии, от условий, трений и конфликтов между Гучковым и «сферами» и т. д. и т. д. Мы должны заботиться о том, чтобы мы были сильнее (и мы будем сильнее к нашему 63- 65, чем немцы тогда), — чтобы крестьяне послушались тогда нас, а не либералов. Только борьба решит, насколько это удастся. Будем требовать всего в смысле «общедемократического натиска»: при успехе получим все, при неуспехе — часть; но, идя на бой, ограничиваться требованием части нельзя. По-новому строиться, по-новому организоваться, по-новому идти к кризису — такова суть момента — но поддержать и развить, усилить все старые лозунги, требование «всего». Крепко, крепко жму руку