Камень, Tristia. Осип Эмильевич Мандельштам

x x x

Дано мнe тeло — что мнe дeлать с ним ,

Таким единым и таким моим ?

За радость тихую дышать и жить

Кого, скажите, мнe благодарить?

Я и садовник , я же и цвeток ,

В темницe мiра я не одинок .

На стекла вeчности уже легло

Мое дыханiе, мое тепло.

Запечатлeется на нем узор ,

Неузнаваемый с недавних пор .

Пускай мгновенiя стекает муть —

Узора милаго не зачеркнуть.

1909.

Silentium.

Она еще не родилась,

Она и музыка и слово,

И потому всего живого

Ненарушаемая связь.

Спокойно дышат моря груди,

Но, как безумный, свeтел день

И пeны блeдная сирень

В мутно-лазоревом сосудe.

Да обрeтут мои уста

Первоначальную нeмоту —

Как кристаллическую ноту,

Что от рожденiя чиста.

Останься пeной, Афродита,

И слово в музыку вернись,

И сердце сердца устыдись,

С первоосновой жизни слито.

1910.

x x x

Невыразимая печаль

Открыла два огромных глаза,

Цвeточная проснулась ваза

И выплеснула свой хрусталь.

Вся комната напоена

Истомой — сладкое лекарство!

Такое маленькое царство

Так много поглотило сна.

Немного краснаго вина,

Немного солнечнаго мая —

И потянулась, оживая,

Тончайших пальцев бeлизна…

1909.

x x x

Медлительнeе снeжный улей,

Прозрачнeе окна хрусталь

И бирюзовая вуаль

Небрежно брошена на стулe.

Ткань, опьяненная собой,

Изнeженная лаской свeта,

Она испытывает лeто,

Как бы не тронута зимой.

И, если в ледяных алмазах

Струится вeчности мороз ,

Здeсь — трепетанiе стрекоз

Быстроживущих , синеглазых …

1910.

x x x

Смутно-дышащими листьями

Черный вeтер шелестит ,

И трепещущая ласточка

В темном небe круг чертит .

Тихо спорят в сердце ласковом ,

Умирающем , моем ,

Наступающiя сумерки

С догорающим лучом .

И над лeсом вечерeющим

Встала мeдная луна;

Отчего так мало музыки

И такая тишина?

1911.

x x x

Отчего душа так пeвуча,

И так мало милых имен ,

И мгновенный ритм — только случай,

Неожиданный Аквилон ?

Он подымет облако пыли,

Зашумит бумажной листвой

И совсeм не вернется — или

Он вернется — совсeм другой…

О, широкiй вeтер Орфея,

Ты уйдешь в морскiе края —

И, не созданный мiр лелeя,

Я забыл ненужное «я».

Я блуждал в игрушечной чащe

И открыл лазоревый грот …

Неужели я настоящiй,

И дeйствительно смерть придет ?

1911.

x x x

Быть может , я тебe не нужен ,

Ночь; из пучины мiровой,

Как раковина без жемчужин ,

Я выброшен на берег твой.

Ты равнодушно волны пeнишь

И несговорчиво поешь;

Но ты полюбишь, ты оцeнишь

Ненужной раковины ложь.

Ты на песок с ней рядом ляжешь,

Одeнешь ризою своей,

Ты неразрывно с нею свяжешь

Огромный колокол зыбей;

И хрупкой раковины стeны,-

Как нежилого сердца дом ,-

Наполнишь шепотами пeны,

Туманом , вeтром и дождем …

1911.

x x x

Скудный луч , холодной мeрою,

Сeет свeт в сыром лeсу.

Я печаль, как птицу сeрую,

В сердце медленно несу.

Что мнe дeлать с птицей раненой?

Твердь умолкла, умерла.

С колокольни отуманенной

Кто-то снял колокола.

И стоит осиротeлая

И нeмая вышина —

Как пустая башня бeлая,

Гдe туман и тишина…

Утро, нeжностью бездонное,

Полу-явь и полу-сон —

Забытье неутоленное —

Дум туманный перезвон …

1911.

x x x

Образ твой, мучительный и зыбкiй,

Я не мог в туманe осязать.

«Господи!», сказал я по ошибкe,

Сам того не думая сказать.

Божье имя, как большая птица,

Вылетeло из моей груди…

Впереди густой туман клубится,

И пустая клeтка позади…

1912.

Змeй.

Осеннiй сумрак — ржавое желeзо

Скрипит , поет и раз eдает плоть;

Что весь соблазн и всe богатства Креза

Пред лезвiем твоей тоски, Господь!

Я как змeей танцующей измучен

И перед ней, тоскуя, трепещу;

Я не хочу души своей излучин

И разума и Музы не хочу…

Достаточно лукавых отрицанiй

Распутывать извилистый клубок ;

Нeт стройных слов для жалоб и признанiй,

И кубок мой тяжел и неглубок .

К чему дышать? На жестких камнях пляшет

Больной удав , свиваясь и клубясь;

Качается и тeло опояшет ,

И падает , внезапно утомясь.

И безполезно наканунe казни,

Видeнiем и пeньем потрясен ,

Я слушаю, как узник без боязни,

Желeза визг и вeтра темный стон !

1910.

x x x

Сегодня дурной день:

Кузнечиков хор спит ,

И сумрачных скал сeнь —

Мрачнeй гробовых плит .

Мелькающих стрeл звон

И вeщих ворон крик …

Я вижу дурной сон ,

За мигом летит миг .

Явленiй раздвинь грань,

Земную разрушь клeть,

И яростный гимн грянь —

Бунтующих тайн мeдь!

О, маятник душ строг —

Качается глух , прям ,

И страстно стучит рок

В запретную дверь к нам …

1911.

Пeшеход .

Я чувствую непобeдимый страх

В присутствiи таинственных высот ,

Я ласточкой доволен в небесах ,

И колокольни я люблю полет !

И, кажется, старинный пeшеход ,

Над пропастью, на гнущихся мостках ,

Я слушаю — как снeжный ком растет

И вeчность бьет на каменных часах .

Когда бы так ! Но я не путник тот ,

Мелькающiй на выцвeтших листах ,

И подлинно во мнe печаль поет ;

Дeйствительно лавина есть в горах !

И вся моя душа — в колоколах —

Но музыка от бездны не спасет !

1912.

x x x

Нeт , не луна, а свeтлый циферблат

Сiяет мнe, и чeм я виноват ,

Что слабых звeзд я осязаю млечность?

И Батюшкова мнe противна спесь;

Который час , его спросили здeсь —

А он отвeтил любопытным : вeчность!

1912.

x x x

Я ненавижу свeт

Однообразных звeзд .

Здравствуй, мой давнiй бред ,-

Башни стрeльчатой рост !

Кружевом камень будь

И паутиной стань:

Неба пустую грудь

Тонкой иглою рань.

Будет и мой черед —

Чую размах крыла.

Так — но куда уйдет

Мысли живой стрeла?

Или свой путь и срок

Я, исчерпав , вернусь:

Там — я любить не мог ,

Здeсь — я любить боюсь…

1912.

Казино.

Я не поклонник радости предвзятой,

Подчас природа сeрое пятно,-

Мнe в опьяненьи легком суждено

Извeдать краски жизни небогатой.

Играет вeтер тучею косматой,

Ложится якорь на морское дно,

И бездыханная, как полотно,

Душа висит над бездною проклятой.

Но я люблю на дюнах казино,

Широкiй вид в туманное окно

И тонкiй луч на скатерти измятой;

И, окружен водой зеленоватой,

Когда, как роза, в хрусталe вино —

Люблю слeдить за чайкою крылатой!

1912.

Царское Село.

Георгiю Иванову.

Поeдем в Царское Село!

Свободны, вeтренны и пьяны,

Там улыбаются уланы,

Вскочив на крeпкое сeдло…

Поeдем в Царское Село!

Казармы, парки и дворцы,

А на деревьях — клочья ваты,

И грянут «здравiя» раскаты

На крик — «здорово, молодцы!»

Казармы, парки и дворцы…

Одноэтажные дома,

Гдe однодумы-генералы

Свой коротают вeк усталый,

Читая «Ниву» и Дюма…

Особняки — а не дома!

Свист паровоза… Eдет князь.

В стеклянном павильонe свита!..

И, саблю волоча сердито,

Выходит офицер , кичась:

Не сомнeваюсь — это князь…

И возвращается домой —

Конечно, в царство этикета,

Внушая тайный страх , карета

С мощами фрейлины сeдой,

Что возвращается домой…

Золотой.

Цeлый день сырой осеннiй воздух

Я вдыхал в смятеньe и тоскe;

Я хочу поужинать,— и звeзды

Золотыя в темном кошелькe!

И дрожа от желтаго тумана,

Я спустился в маленькiй подвал ;

Я нигдe такого ресторана

И такого сброда не видал !

Мелкiе чиновники, японцы,

Теоретики чужой казны…

За прилавком щупает червонцы

Человeк — и всe они пьяны.

Будьте так любезны, размeняйте,

Убeдительно его прошу —

Только мнe бумажек не давайте, —

Трехрублевок я не выношу!

Что мнe дeлать с пьяною оравой?

Как попал сюда я, Боже мой?

Если я на то имeю право —

Размeняйте мнe мой золотой!

1912.

Старик .

Уже свeтло, поет сирена

В седьмом часу утра.

Старик , похожiй на Верлэна,-

Теперь твоя пора!

В глазах лукавый или дeтскiй

Зеленый огонек ;

На шею нацeпил турецкiй

Узорчатый платок .

Он богохульствует , бормочет

Несвязныя слова;

Он исповeдоваться хочет —

Но согрeшить сперва.

Разочарованный рабочiй

Иль огорченный мот —

А глаз , подбитый в нeдрах ночи,

Как радуга цвeтет .

Так , соблюдая день субботнiй,

Плетется он — когда

Глядит из каждой подворотни

Веселая нужда;

А дома — руганью крылатой,

От ярости блeдна,-

Встрeчает пьянаго Сократа

Суровая жена!

1913.

Петербургскiя строфы.

Н. Гумилеву.

Над желтизной правительственных зданiй

Кружилась долго мутная метель,

И правовeд опять садится в сани,

Широким жестом запахнув шинель.

Зимуют пароходы. На припекe

Зажглось каюты толстое стекло.

Чудовищна — как броненосец в докe —

Россiя отдыхает тяжело.

А над Невой — посольства полумiра,

Адмиралтейство, солнце, тишина!

И государства крeпкая порфира,

Как власяница грубая, бeдна.

Тяжка обуза сeвернаго сноба —

Онегина старинная тоска;

На площади Сената — вал сугроба,

Дымок костра и холодок штыка…

Черпали воду ялики, и чайки

Морскiя посeщали склад пеньки,

Гдe, продавая сбитень или сайки,

Лишь оперные бродят мужики.

Летит в туман моторов вереница;

Самолюбивый, скромный пeшеход —

Чудак Евгенiй — бeдности стыдится,

Бензин вдыхает и судьбу клянет !

1913.

x x x

В душном барe иностранец ,

Я нерeдко, в час глухой,

Уходя от тусклых пьяниц ,

Становлюсь самим собой.

Дeв полуночных отвага

И безумных звeзд разбeг ,

Да привяжется бродяга,

Вымогая на ночлег .

Кто, скажите, мнe сознанье

Виноградом замутит ,

Если явь — Петра созданье,

Мeдный всадник и гранит ?

Слышу с крeпости сигналы,

Замeчаю, как тепло.

Выстрeл пушечный в подвалы,

Вeроятно, донесло.

И гораздо глубже бреда

Воспаленной головы —

Звeзды, трезвая бесeда,

Вeтер западный с Невы…

1913.

Лютеранин .

Я на прогулкe похороны встрeтил

Близ протестантской кирхи, в воскресенье.

Разсeянный прохожiй, я замeтил

Тeх прихожан суровое волненье.

Чужая рeчь не достигала слуха,

И только упряжь тонкая сiяла,

Да мостовая праздничная глухо

Лeнивыя подковы отражала.

А в эластичном сумракe кареты,

Куда печаль забилась, лицемeрка,

Без слов , без слез , скупая на привeты,

Осенних роз мелькнула бутоньерка.

Тянулись иностранцы лентой черной

И шли пeшком заплаканныя дамы,

Румянец под вуалью, и упорно

Над ними кучер правил вдаль, упрямый.

Кто б ни был ты, покойный лютеранин ,

Тебя легко и просто хоронили.

Был взор слезой приличной затуманен ,

И сдержанно колокола звонили.

И думал я: витiйствовать не надо.

Мы не пророки, даже не предтечи,

Не любим рая, не боимся ада,

И в полдень матовый горим , как свeчи.

1912.

Айя-Софiя.

1.

Айя-Софiя — здeсь остановиться

Судил Господь народам и царям !

Вeдь купол твой, по слову очевидца,

Как на цeпи подвeшен к небесам .

2.

И всeм примeр — года гстинiана,

Когда похитить для чужих богов

Позволила ?фесская Дiана

Сто семь зеленых