на площадях и в тишинe келейной
Мы сходим медленно с ума,
Холоднаго и чистаго рейнвейна
Предложит нам жестокая зима.
В серебряном ведрe нам предлагает стужа
Валгаллы бeлое вино,
И свeтлый образ сeвернаго мужа
Напоминает нам оно.
Но сeверные скальды грубы,
Не знают радостей игры,
И сeверным дружинам любы
Янтарь, пожары и пиры.
Им только снится воздух юга,
Чужого неба волшебство.
Откажется попробовать его.
1917
x x x
Среди священников левитом молодым
На стражe утренней он долго оставался.
Ночь iудейская сгущалася над ним ,
И храм разрушенный угрюмо созидался.
Он говорил : Небес тревожна желтизна,
Уж над Евфратом ночь, бeгите, iереи.
А старцы думали: Не наша в том вина.
Се черно-желтый свeт , се радость Iудеи.
Он с нами был , когда на берегу ручья
Мы в драгоцeнный лен субботу пеленали
И семисвeщником тяжелым освeщали
Iерусалима ночь и чад небытiя.
1917
x x x
1
Золотистаго меду струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успeла:
Здeсь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсeм не скучаем , — и через плечо поглядeла.
2
Всюду Бахуса службы, как будто на свeтe одни
Сторожа и собаки. Идешь — никого не замeтишь.
Как тяжелыя бочки, спокойные катятся дни.
Далеко в шалашe голоса: не поймешь, не отвeтишь.
3
Послe чаю мы вышли в огромный, коричневый сад ,
Как рeсницы, на окнах опущены темные шторы,
Мимо бeлых колонн мы пошли посмотрeть виноград ,
Гдe воздушным стеклом обливаются сонныя горы.
4
Я сказал : Виноград как старинная битва живет ,
Гдe курчавые всадники бьются в кудрявом порядкe.
В каменистой Тавриде наука ?ллады — и вот
Золотых десятин благородныя ржавыя грядки.
5
Ну, а в комнатe бeлой, как прялка, стоит тишина,
Пахнет уксусом , краской и свeжим вином из подвала.
Помнишь, в греческом домe любимая всeми жена,
Не Елена — другая — как долго она вышивала.
6
Золотое руно, гдe же ты, золотое руно —
Всю дорогу шумeли морскiя тяжелыя волны,
И, покинув корабль, натрудившiй в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
1917
x x x
В тот вечер не гудeл стрeльчатый лeс органа.
Нам пeла Шуберта родная колыбель,
Шумeла мельница, и в пeснях урагана
Смeялся музыки голубоглазый хмель.
Старинной пeсни мiр коричневый, зеленый,
Но только вeчно-молодой,
Гдe соловьиных лип рокочущiя кроны
С звeриной яростью качает царь лeсной.
И сила страшная ночного возвращенья,
Та пeсня дикая, как черное вино.
?то двойник — пустое привидeнье
Безсмысленно глядит в холодное окно.
1918
x x x
Твое чудесное произношенье,
Горячiй посвист хищных птиц ,
Скажу ль — живое впечатлeнье
Каких -то шелковых рeсниц .
«Что» — Голова отяжелeла…
«Во» — ?то я тебя зову.
И далеко прошелестeло:
Я тоже на землe живу.
Пусть говорят : любовь крылата.
Еще душа борьбой об ята,
А наши губы к ней летят .
И столько воздуха, и шелка,
И вeтра в шепотe твоем ,
И, как слeпые, ночью долгой
Мы смeсь безсолнечную пьем .
1918
Tristia
1
Я изучил науку разставанья
В простоволосых жалобах ночных .
Жуют волы, и длится ожиданье,
Послeднiй час веселiй городских ,
И чту обряд той пeтушиной ночи,
Когда, подняв дорожной скорби груз ,
Глядeли в даль заплаканныя очи,
И женскiй плач мeшался с пeньем муз .
2
Кто может знать при словe — разставанье,
Какая нам разлука предстоит ,
Что нам сулит пeтушье восклицанье,
Когда огонь в Акрополе горит ,
И на зарe какой то новой жизни,
Когда в сeнях лeниво вол жует ,
Зачeм пeтух , глашатай новой жизни,
На городской стeнe крылами бьет ?
3
И я люблю обыкновенье пряжи,
Снует челнок , веретено жужжит .
Смотри, навстрeчу, словно пух лебяжiй,
Уже босая Делiя летит .
О, нашей жизни скудная основа,
Куда как бeден радости язык !
Все было встарь, все повторится снова,
И сладок нам лишь узнаванья миг .
4
Да будет так : прозрачная фигурка
На чистом блюдe глиняном лежит ,
Как бeличья распластанная шкурка,
Склонясь над воском , дeвушка глядит .
Не нам гадать о греческом ?ребe,
Для женщин воск , что для мужчины мeдь.
Нам только в битвах выпадает жребiй,
А им дано гадая умереть.
1918
1
На каменных отрогах Пiэрiи
Чтобы, как пчелы, лирники слeпые
Нам подарили iонiйскiй мед .
И холодком повeяло высоким
От выпукло-дeвическаго лба,
Чтобы раскрылись правнукам далеким
Архипелага нeжные гроба.
2
Бeжит весна топтать луга ?ллады,
Обула Сафо пестрый сапожек ,
И молоточками куют цикады,
Как в пeсенкe поется перстенек .
Высокiй дом построил плотник дюжiй,
На свадьбу всeх передушили кур ,
И растянул сапожник неуклюжiй
На башмаки всe пять воловьих шкур .
3
Едва-едва безпалая ползет ,
Лежит себe на солнышкe ?пира,
Ну, кто ее такую приласкает ,
Кто спящую ее перевернет ?
Она во снe Терпандра ожидает ,
Сухих перстов предчувствуя налет .
4
Поит дубы холодная криница,
Простоволосая шумит трава,
На радость осам пахнет медуница.
О, гдe же вы, святые острова,
Гдe не eдят надломленнаго хлeба,
Гдe только мед , вино и молоко,
Скрипучiй труд не омрачает неба,
И колесо вращается легко.
1919
x x x
1
Идем туда, гдe разныя науки
И ремесло — шашлык и чебуреки,
Гдe вывeска, изображающая брюки,
Дает понятье нам о человeкe.
Мужской сюртук — без головы стремленье,
Цирюльника летающая скрипка
И месмерическiй утюг — явленье
Небесных прачек — тяжести улыбка…
2
Здeсь дeвушки старeющiя в челках
Обдумывают странные наряды,
И адмиралы в твердых треуголках
Припоминают сон Шехеразады.
Прозрачна даль. Немного винограда,
И неизмeнно дует вeтер свeжiй.
Недалеко от Смирны и Богдада,
Но трудно плыть, а звeзды всюду тe же.
1919
x x x
1
В хрустальном омутe какая крутизна!
За нас сiенскiе предстательствуют горы,
И сумасшедших скал колючiе соборы
Повисли в воздухe, гдe шерсть и тишина.
2
С висячей лeстницы пророков и царей
Спускается орган , святого духа крeпость,
Овчарок бодрый лай и добрая свирeпость,
Овчины пастухов и посохи судей.
3
Вот неподвижная земля, и вмeстe с ней
Я христiанства пью холодный горный воздух ,
Крутое Вeрую и псалмопeвца роздых ,
Ключи и рубища апостольских церквей.
4
Какая линiя могла бы передать
Хрусталь высоких нот в эфирe укрeпленном ,
И с христiанских гор в пространствe изумленном ,
Как Палестины пeснь, нисходит благодать.
1919
x x x
Природа тот же Рим , и отразилась в нем .
Мы видим образы его гражданской мощи
В прозрачном воздухe, как в циркe голубом ,
На форумe полей и в колоннадe рощи.
Природа тот же Рим , и кажется опять
Нам незачeм богов напрасно безпокоить,
Есть внутренности жертв , чтоб о войнe гадать,
Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить.
x x x
Только дeтскiя книги читать,
Только дeтскiя думы лелeять,
Все большое далеко развeять,
Из глубокой печали возстать.
Я от жизни смертельно устал ,
Ничего от нея не прiемлю,
Но люблю мою бeдную землю,
Я качался в далеком саду
И высокiя темныя ели
Вспоминаю в туманном бреду.
x x x
Вернись в смeсительное лоно,
Откуда, Лiя, ты пришла,
За то, что солнцу Иллiона
Ты желтый сумрак предпочла.
Иди, никто тебя не тронет ,
Пускай главу свою уронит
Кровосмeсительница-дочь.
Но роковая перемeна
В тебe исполниться должна.
Ты будешь Лiя — не Елена.
Не потому наречена,
Что царской крови тяжелeе
Струиться в жилах , чeм другой —
Нeт , ты полюбишь iудея,
Исчезнешь в нем — и Бог с тобой.
x x x
О, этот воздух , смутой пьяный,
На черной площади Кремля
Качают шаткiй «мир » смутьяны,
Тревожно пахнут тополя.
Соборов восковые лики,
Колоколов дремучiй лeс ,
Как бы разбойник без языкiй
В стропилах каменных исчез .
А в запечатанных соборах ,
Гдe и прохладно, и темно,
Как в нeжных глиняных амфорах ,
Играет русское вино.
Успенскiй, дивно округленный,
Весь удивленье райских дуг ,
И Благовeщенскiй, зеленый,
И, мнится, заворкует вдруг .
Архангельскiй и Воскресенья
Просвeчивают , как ладонь —
Повсюду скрытое горeнье,
В кувшинах спрятанный огонь…
x x x
1
В Петербургe мы сойдемся снова,
Словно солнце мы похоронили в нем ,
И блаженное, безсмысленное слово
В первый раз произнесем .
В черном бархатe совeтской ночи,
В бархатe всемiрной пустоты,
Все поют блаженных жен родныя очи,
Все цвeтут безсмертные цвeты.
2
Дикой кошкой горбится столица,
На мосту патруль стоит ,
Только злой мотор во мглe промчится
И кукушкой прокричит .
Мнe не надо пропуска ночного,
Часовых я не боюсь:
За блаженное, безсмысленное слово
Я в ночи совeтской помолюсь.
3
Слышу легкiй театральный шорох
И дeвическое «ах » —
И безсмертных роз огромный ворох
У Киприды на руках .
У костра мы грeемся от скуки,
И блаженных жен родныя руки
Легкiй пепел соберут .
4
Гдe то грядки красныя партера,
Пышно взбиты шифоньерки лож ;
Заводная кукла офицера;
Не для черных душ и низменных святош …
Что ж , гаси, пожалуй, наши свeчи
В черном бархатe всемiрной пустоты,
Все поют блаженных жен крутыя плечи,
А ночного солнца не замeтишь ты.
25 ноября 1920 г.
x x x
Натягивая шелка нити,
О, пальцы гибкiе, начните
Приливы и отливы рук ,
Однообразныя движенья,
Ты заклинаешь, без сомнeнья,
Когда широкая ладонь,
Как раковина, пламенeя,
То гаснет , к тeням тяготeя,
x x x
От легкой жизни мы сошли с ума.
С утра вино, а с вечера похмелье.
Как удержать напрасное веселье,
В пожатьи рук мучительный обряд ,
На улицах ночные поцeлуи,
Когда рeчныя тяжелeют струи,
И фонари, как факелы, горят .
Мы смерти ждем , как сказочнаго волка,
Но я боюсь, что раньше всeх умрет
Тот , у кого тревожно-красный рот
И на глаза спадающая челка.
x x x
Лихорадка шелестит ,
И шуршит сухая печка,-
?то красный шелк горит .
Что зубами мыши