в Москве вы нынче.
На примере этой замены Ю. М. Лотман показывает умение Пастер¬нака «перекодировать словесный текст в зримый <...>, как критерий ис¬тинности и основание для отбора. Указание на присутствие было заменено картиной зажигающегося на темном фоне окна, а значение этого присут¬ствия —пространственной вынесенностью ее вверх» («Семиотика». С. 230).
«Сегодня пригород прискорбии…» — «Семиотика»; варианты: ст. 5—6: Ползучею рассадой ветра
Из сада выгнало ст. 9-12: И небо зеленью убрало
Своей воды бескровный лик,
Двугорбый бледностью коралла
В листву подводную поник, ст. 9— 11: Я видел, небо убирало
Его капелью вод своих,
Иль может, бледностью коралла ст. 16: Лик Саваофа вековой.
«Ядерную структуру текста, — отмечает по поводу этого стих. Ю. М. Лотман, — представляет здесь некоторая реальная ситуация — встреча со стариком-горбуном. Ситуация эта трансформируется в неко¬торую поэтическую реальность, в которой «горбун», «пригород», «прискор¬бие» составляют один семантический центр — угнетенности, скорби, незащищенности, а «сад», «центр», «дождь», «гнет» — второй, агрес¬сивный и подавляющий. Второй мир нападает на первый, первый про¬щает второму. <...> В облике горбуна выделено противоречие (чисто зрительное) между искривленным телом (» О, торса странная подушка») и величественным лицом («Лик Саваофа вековой»). Однако на это на¬слаивается, вероятно, под влиянием живописи, образ отрубленной го¬ловы //оя/юя-Крестителя» (курсив наш. — Е. П.) («Семиотика». С. 230).
«Яне ваш, я беспечной черни…» — «Семиотика»; варианты:
ст. 2: Беззаботный и мстительный брат,
ст. 3—4: День за днем меня вздох вечерний
Из чужих выпускает врат, ст. 3: Пусть. Мне воздух народной вечерни
ст. 9: Но в отдушине беглая дырочка
ст. 12: Городским утешеньем извне.
Ключарь — монах-привратник, открывающий монастырские ворота.
Ю. М. Лотман отмечает в этом стих, наличие философской анти¬тезы «субъективное-объективное», определяющей для Пастернака «тему народа», из которой в соединении с темой женщины «потом разовьется тема революции» («Семиотика». С. 235).
«На волю, на волю, на волю!..» — «Семиотика».
ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ (С. 305)
«Пока мы по Кавказу лазаем…» — «Темпы», 1931, № 10, в подборке из трех стих, под общим назв. «Тифлис»; варианты: ст. 9—11 сняты,
ст. 24: Четырехгранный монастырь, ст. 28: И с поворота дрожь берет, ст. 36-37 сняты,
ст. 40—43: Как происшествие в пути,
И совершается в пространстве, Как самая превратность странствий И как случайность во плоти.
ст. 44—49 сняты,
ст. 52: Шоссе относит эту странность ст. 59: И пыльным малахитом плит.
— Автограф — текст публикации в «Темпах» (РГАЛИ); вариант ст. 6: Заламываясь, как гортани,
— Автограф — текст «Нового мира»; вариант ст. 76-77: Я верен всем большим мечтам.
А верен ли себе останусь, В окончательной редакции стих, была снята тема Лермонтова, вставшая при виде монастыря Джвари, куда поместил Лермонтов героя своей поэмы «Мцыри». Обнявшись будто две сестры <...> Столбы обру¬шенных ворот — цитаты из гл. 1 поэмы Лермонтова «Мцыри». Но проис¬ходит текста ради/ Водной из юнкерских тетрадей <... > летим с пути/ В объятье лермонтовских стансов… — Пастернак был потрясен реализ-мом лермонтовских описаний, которые казались настолько первич¬ными, что слияние Арагвы и Куры должно было соответствовать сказанному. Где Лермонтов уже не Янус. — «Я имел в виду, — объяснял Пастернак Г. Бебутову эти слова, — что в противоположных свидетель¬ствах современников он представал обладателем взаимно друг друга исключающих черт, двуликим, как Янус» (7 янв. 1957). Янус — в римск. мифол. бог, охраняющий вход и выход из дома, его изображения в виде двуликой головы вешались над дверьми. «Страшно обрадовался выпу-
шенным строфам из «Пока мы по Кавказу…». Без конца Вам благодарен. У меня ни следа нет того, что я сделал, и все перезабыто», — писал Пастернак Бебутову, приславшему ему первоначальный текст стих.
Волны («Октябрь, а солнце также жгуче…»). — Машин, сб. 1956; варианты ст. 261-267. Черновые варианты: ст. 268 а): Меж нашей участью и ней. ст. 268 б): Меж мною и тобой и ей. ст. 268 в): Между гостиницей и ей ст. 269-276 а):
Следы людей в поселке стерты,
Как будто не шутя всерьез
Последних дачников с курорта
Простимся с ним и побережьем,
И память сохраним о нем.
И сами вслед другим приезжим
Стопы на север повернем, ст. 272-276 б):
Итак простимся с побережьем
И, память сохранив о нем,
Стопы вслед остальным приезжим
Вступление — Пять черновых набросков вступления в поэму «Воз¬вращение из армии (Отпускник)»
Двор конюшенный — авт. примеч. дано к стих. «Смерть сапера»: «Зна¬менитая конюшня в деревне Вяжи, в которой была огневая точка про¬тивника» (Автограф). Вяжи-Завершье — эта же деревня упоминается в стих. «Смерть сапера». Имя погибшего друга Филиппов Тертий повторя¬ет имя реального человека, члена редакции журнала «Москвитянин», друга А. Н. Островского и А. А. Григорьева Т. И. Филиппова (1825-1889), блестящего исполнителя народных песен, в конце жизни государствен¬ного контролера.
