1926 г. В переводе Пастернака представле¬ны 11 авторов и более 20 стихотворений.

3 Митрофан Петрович Горбунков — знакомый Пастернака по Марбургу.

4 Соседки по квартире Прасковья Петровна, домашняя работница Ус¬тиновых, и Юлия Бенционовна, сестра Л. Б. Фришман.

5 Вечер в КУБУ состоялся 15 мая 1924 г. О том, как он прошел, см. письмо № 224.

224. Е. В. ПАСТЕРНАК

14-15-19 мая 1924, Москва Среда—четверг—понедельник

Милая белая девочка! Я сегодня взглянул на ту карточку, где ты с Бетти1 снята, и не мог без улыбки глядеть на твой большой лоб. Чудное, достойное, непреднамеренно прекрасное лицо. Сбы¬точна ли твоя поправка, можно ли тебе будет отдохнуть и попол¬неть? Об этом я ничего не знаю. Говорил сегодня с X. (у меня рука не подымается полностью писать это дикое, нечеловеческое имя, придет же фантазия так называться!2). Он острил, говоря про тебя и мальчика, — это хорошо, что в природе остроумие не иссякает, но замечательно, как мало наблюдательны все ваши, кроме мамы, и как не успели они по моей сдержанности и подчеркнутой про¬стоте во всех таких случаях угадать, насколько мне эта фамильяр¬ность не по душе. И сквозь этот специфический тон ничего я не узнал и не увидел о вас обоих.

Второе от тебя письмо получил. Это хорошо, что ты меню при¬водишь. Вот мне в этом отношении и легче стало на душе. А мама лучше тебя пишет, расцелуй ее за лирику. Просто не знаю, что даль¬ше будет и что нас ждет. Говорю о квартире, об излишках и ненуж-ностях. Неделю об этом не думал, забыл. Сейчас Василий Ивано-вич костяшками пальцев постучал в дверь, и завел речь и напом¬нил, нехорошо, сухо. Я как с неба свалился3. Увы, этими устами старости, боюсь не говорила бы ими сама грядущая действитель¬ность. И вновь оглянулся кругом. И струхнул. Это страх чуждого, ненужного. Страх полусмерти. А вот другой есть страх — бессон¬ный, возвышающий, родной. О, гулюшка, я все эти дни говорю с твоей душой или со своей о твоей. Какая неделя! Все знаю, все вижу, и от непрекращающегося сопутствованья этих духов жизни душа гудит. А ты не захочешь, ты не уверуешь, ты возревнуешь и тогда — тогда что станется с белым моим миром в двух лицах под одним именем? Что станется с Евгеникой4. Но я про все тебе напишу, про всех размеров вещи, тут и маленькое велико и великое мало.

Во-первых. В Доме Ученых редкостная столовая, с пальма¬ми, с фонтаном, стеклянным потолком, сквозняками и бассей¬ном. Ослепительные столики, на каждом по миске со звонкой све¬жею красной капустой. Обед из двух блюд стоит 45 коп. Я имею право брать сколько угодно талонов.

Раз повел Шуру с Ириной. Приходят с судками и набирают по 4 по 5 обедов на дом. Вывод: в будущем году избавимся от кух¬ни. Следовало раньше сделать. Думал о том, как свести все до од¬ной комнаты так, чтобы ты могла работать. Вывод. Буду уходить в Университет или в Исторический музей и работать в библиотеках. Можно хоть целый день.

Получил от Цветаевой стихи5. Ах какие стихи, Женя! Виль¬ям, Дмитрий и др. без ума от них. Помнишь, как я тебе и Шуре

«Версты» читал? Они изумительны, я их в «Современник» отдал, наверное Коля Вильям о ней статью в журнал даст6. В четверг с утра прошел на слух Высокую Болезнь для вечера. Многое оттуда выкинул и сжато сильно получилось. Вечер был назначен Колин (Асеева) и мой.

Вдруг среди дня мне представилось, что Коля не придет, и ве¬чер тощ будет (рассказа я своего из редакции не мог получить7). Тогда решил Колей заняться и на всякий случай наготове быть, чтобы са¬мому его прочесть. Ах да, важное упущенье. К вечеру еще вернусь, теперь расскажу, что сказать забыл, — а важно. Во вторник вече-ром, после девочек Энгелей8 и предшествовавших им деловых по¬сещений странный, сияющий и почти нездоровый по своей свет¬лой взволнованности пришел Коля (Асеев) с виновницей своей пе¬ремены. Она похожа на Бубчикову жену Фросю9, ужасно хорошень¬кая, т. е. она того склада и разряда красоты, как ты. Почему-то они находили, что я их плохо принял и не был им рад. Это неправда. Это может быть оттого, что я с ними был прост, как с самим собою. И опять это оттого, что с Жоней, с Месхиевой10, с тобой, с Фросей (ну, Фросю я тут, ты пойми, ради точности называю, то есть как один из образцов этого разряда сердечно и задушевно прекрасного, ис-правного облика) так вот, говорю я, в мире этих обликов я чувствую себя родным, товарищем, братом, мужем, тут слушаешь и ждешь, что скажут и слушаешься, тут нет охоты, тут не ловишь случая, нет грозы, нет судьбы, нет неволи. Тут царство доброй воли, широкой, прозрачной, тут нежность и благодарная забота и способность чув-ствовать за другого. Тут я выбрал тебя и стал жить семьей.

Теперь возвращаюсь к четвергу.

Уже приближалось время в Кубу идти на выступленье. В тот день у нас бездействовал телефон и с нами не соединяли. Вдруг является Коля, в лице ни кровинки, и рассказывает, что с ним в одном учреждении днем случился сердечный припадок, он упал в беспамятстве на пол и очнулся в какой-то амбулатории, куда его из учреждения привезли. Я сейчас же его уложить хотел и разуме¬ется и слышать не пожелал ничего о его выступлении, пообещав все собой покрыть. Он же все-таки мысли о вечере не бросал, хотя у него ничего с собой не было, а у меня все его книжки неизвестно кем растасканы, помнить же своего он ничего не помнил. И вот уже к 9-ти часам, когда начинать нужно было, попросили Дмит¬рия съездить к Брикам за книжками для Коли. Вечер хорошо про¬шел, хотя я его провел в полнейшей рассеянности, не помня себя, не видя публики и о своем голосе не думая, а все время неотступ¬но следя за сидевшим рядом Колею, как бы что с ним не случи¬лось. Ах, раскатился я тебе не это рассказать, а что-то другое, ну да теперь и для рассказыванья оснований нет. Однако если когда-нибудь спросишь, при свиданьи расскажу. Ах как письмо залежа¬лось! Это свинство, что пятый дет оно лежит, ведь ты поди при¬выкла уже к частым письмам.

Женичка, я хорошо соскучился по тебе, но это ничего не зна¬чит. Надо нам обоим помолодеть. У Шуры с разрешеньем все уст¬роилось (без залога поедет) и деньги ему переведут11. Сегодня пи¬шет Эренбург, что в «Беседе» (Заграничный журнал Горького) рас¬сказ пойдет мой (тот же, что и в Современнике, и с тем кончиком, который…12).

Золотая моя, я пишу тебе черт знает как, то есть я дописываю давно написанное и нарочно сейчас, потому что ждет меня на буль¬варе Вильям, и собственно я должен был бы уже быть там. Таким образом я письмо сегодня же и сейчас отошлю и в переписке не станешь ты для меня Жонею, мамой, папой и теми, которым сер-дечнейшие письма в запечатанном виде годами лежат у меня на столе. Ну прощай и не обращай внимания на конец письма. Впро¬чем долг платежом красен; ведь и ты небось носом клевала, мне писавши, и конец твоего письма полон милых, кровно родных, хорошо знакомых зевков.

Крепко тебя обнимаю, крепко, крепко, крепко, и по счастью для тебя, без последствий. Ах, скотская наша жизнь! Ну поцелуемся.

Твой Боря

Впервые: «Существованья ткань сквозная». — Автограф.

1 Подруга Е. В. Пастернак по Высшим женским курсам.

2 Домашнее имя мужа сестры Е. В. Пастернак — Хиля.

3 В. И. Устинов, сосед по квартире, напоминал о необходимости хло¬пот по вопросу о выселении. «Но эта неизвестность насчет дома тучей по¬висает надо всем, — писал Пастернак жене 11 мая 1924. — «Как это возму¬тительно! Я хочу пойти к К<аменеву>, но ты знаешь, как мало сбыточно это желанье. <...> Просил Левина о К. Неудобно это видно ему, но гово¬рил не об этом, а о том, «что получилось бы, Боря, если бы К. всеми квар¬тирными делами занимался?» И его правда. Посоветовал написать К. пись¬мо». В это время Каменев был председателем Моссовета.

4 Евгеника — наука о наследственной передаче умственных и физи¬ческих качеств; здесь — метафора, объединяющая двух членов семьи «под одним именем» Евгению и Евгения.

5 Пастернак недавно получил циклы стих. «Провода», «Несколько слов» и «Ариадна», написанные в марте — октябре 1923 г. и вошедшие по¬том в книгу «После России» (1928).

6 Пастернак опубликовал подборку стих. Цветаевой в «Русском совре¬меннике», но журнал не принял вступ. статьи Н. Н. Вильяма-Вильмонта.

7 Пастернак собирался прочесть рассказ «Воздушные пути», рукопись которого была отдана в журн. «Русский современник».

8 Ада и Вера, дочери Ю. Д. Энгеля.

9 Ефросинья Ивановна Новикова — жена И. Э. Саломона, бывшего ученика Б. Пастернака.

10 Актриса Варвара Владимировна Алексиева-Месхиева на вечерах в Доме печати читала стихи Пастернака.

11 А. Л. Пастернак получил разрешение на поездку в Германию.

12 Эренбург из Берлина сообщал, что рассказ «Воздушные пути», по¬сланный в журнал «Беседа», издаваемый М. Горьким в Берлине, пойдет в очередном номере. Пастернака обрадовало известие об этом, потому что в «Беседе» текст печатается целиком, с тем кончиком, который был снят цен¬зурой в «Русском современнике». Но в последнюю минуту рассказ был вы¬нут из «Беседы» по настоянию Ходасевича, дезинформировавшего Горь¬кого о его публикации в «Лефе». Полный текст «Воздушных путей» остал¬ся неизвестен.

225. Е. В. ПАСТЕРНАК

20—21 мая 1924, Москва

Дорогая Гулюшка. У нас стоят холода, у меня кончились день¬ги, Шура приступил к добыванию паспорта1, время идет, и один я бездарен. Что у тебя слышно? Я боюсь, ты вспыхнешь и рассер¬дишься, но бывают же чудеса: удается ли тебе рисовать времена¬ми? Пофилософствуй чуть-чуть со мной. Я сквозь твои мысли положенье вещей лучше увижу, нежели в прямом изображеньи.

Я очень хочу, чтобы ты работала, без искусства тебе не жизнь, и ты меня понимать бы перестала. Говорю так прямо и неделикат¬но как раз потому, что работать ты будешь. Нам надо будет это иначе, не по-мещански устроить, не так, как представляла ты себе (две прислуги). Опереться надо будет на организацию, на Кубу. Потом не мешало бы тебе на короткое время мгновенно и сильно, но только, пожалуйста, в идее, в какого-нибудь мальчика влюбить¬ся вроде тех, которых столько у тебя было в прошлом. А то ведь до сих пор не знаешь ты, что у меня с тобой, зачем я тебе нужен, и что ты составляешь для меня. Удивительное дело, я мог бы тебе всего этого не говорить, тем более, что