янв. 1926: «У меня к Вам просьба. Перешлите, пожалуйста, прилагаемое письмецо Г. Ф. Устинову, я его ад¬реса не знаю. Если он и Вам неизвестен, не откажите, пожалуйста, спра¬виться, Вам там видней, кто его может знать, а тут и не догадаешься, к кому с этим обратиться» («Звезда», 1994, № 9. С. 100).
273. М. И. ЦВЕТАЕВОЙ
1 февраля 1926, Москва
1/1. 26*
Спасибо за карточку и за письмо. Еще большее спасибо за порученье. Я верю в Вас и мне хорошо при мысли, что это напи¬шете Вы и вложите в это свою душу и силу1. Мне хотелось сделать это сколь можно полно. Получив Ваше письмо, я тотчас же зака¬зал ремингтонные копии с вырезок, какие можно было тут дос¬тать. Я написал Устинову**, последнему, с кем виделся Есенин на¬кануне самоубийства. Ответа еще не получил. Быть может он пря¬мо вам в Париж напишет. Тогда я буду об этом знать. Не тесните меня сроком. Я могу все это послать по почте. Но надо быть уве¬ренным, что все это дойдет. Я бы предпочел оказию. Мне кажет¬ся, хорошо было бы зайти со всем этим матерьялом к Луначарс¬кому или в Главлит (в цензуру), чтобы быть уверенным, что со всем этим не произойдет какого-нибудь глупого недоразуменья. Ока¬зия будет через недели две.
Месяц назад я вам писал в Прагу. В конверт было вложено Асино письмо. Получили ли Вы его? Судя по некоторым вопро¬сам Вашего парижского, оно не дошло до Вас3.
Часть сведений, сообщаемых Вами и имеющих отношенье до меня, мне помочь не могут4. С матерьяльными трудностями справ¬ляюсь. Но время трудное, — безо всякого комментария, трудное для всех, для всякого, везде. На мгновенье обманываешься новою работой, новым усилием раздвинуть свои границы, переселить чутье, честь и правду куда-нибудь еще, с места, на котором застал их в детстве. И всякая такая попытка кончается отчаяньем. На¬рочно посылаю пробы. Это из большой работы о 905 годе. Инте¬ресно, что Вы скажете о стихах про вонючее мясо и пр.5 Но что бы Вы ни сказали, я это болото великой, но болезненно близкой и внеперспективной прозы изойду из конца в конец, осушу, кон¬чусь в нем. Начинаю с 905-го, приду к современности.
Правда, умоляю Вас, дорогой друг, напишите мне, резко и серьезно, что Вы думаете о вонючем мясе, разговорах и прочем. Дома (жена и брат) ужасаются, говорят гадость и где тут поэзия, вероятно, также думает и Маяковский. То, что нравится ему в цик-
* У Пастернака — описка.
** Кроме Устинова написано еще в Петербурге Лукницко-му и Всев. Рождественскому2. (Прим. Б. Пастернака.) ле, не нравится мне, — это Пресня, которой Вам не посылаю: ро¬мантизм, метафора, пустяки. А мне сейчас важно, как одолеть бо¬лото. Обязательно напишите. В письме в Прагу говорил о Молод¬це. Горжусь Вашим посвященьем, горжусь и как-то постоянно рас¬стаюсь с ним. Молодец сейчас у Эвы. Если Пражского письма не видали, сообщите, напишу подробно, сейчас не хочу говорить, повторюсь, а вдруг Вам все же переслали. Три места там восхити¬тельного лиризма, написано широко, швырком, разметисто6.
Мне звонила Ася из «Узкого». Это санаторий Цекубу под Мос¬квой. Она пробыла там месяц, скоро возвращается. Подробно рас¬спрашивала про «Молодца», которого еще не читала (он от Эвы к ней перейдет). Говорит, отдохнула. Просила писчей бумаги ей по¬слать. Пишет сказки, свои, знаете? Мне нравится род и складка ее фантазий, чутье живой формы. Вы понимаете? Но никуда ее пи¬саний не пристроить, я и не берусь, да она об этом и не думает.
P. S. Только что пришел человек с матерьялами из Петербур¬га7. Среди них исчерпывающее письмо Лукницкого, со множе¬ством важных подробностей. Думаю, это письмо будет стержнем испрашиваемых Вами достоверностей. Отнесли переремингто-нить.
Узнал, что оказия будет между 10-м и 15-м февраля. Отложи¬те работу на неделю. Жалко будет, если все это затеряют на почте.
Посылаю бандеролью «Кр<асную> Ниву» с автобиографией Есенина8. Это проба. Напишите, дошло ли.
Впервые: Цветаева. Пастернак. Письма 1922-1936. — Автограф (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 158).
1 Поручение прислать материалы о Есенине для поэмы о Есенине, которую Цветаева задумала написать (По выпискам из писем, сделанных О. Сетницкой в 1941-1942 гг.; РГАЛИ, ф. 1334, on. 1, ед. хр. 834).
2 Павел Николаевич Лукницкий — собиратель документов о Н. Гуми¬леве, друг Ахматовой. Поэт Всеволод Александрович Рождественский — один из понятых при составлении акта о смерти Есенина.
3 Письмо Цветаевой 4-5 янв. 1926, посланное в Прагу, пришло в Па¬риж только 5 февр.
4 По выпискам О. Сетницкой, Цветаева писала Пастернаку 18 янв. 1926 об отношении к нему в эмиграции: «Твоя слава растет. Тебе подража¬ют решительно все пишущие. <...> Твой словарь, твои образы… <...> По¬явится книга — рвут на части <...>» (РГАЛИ, ф. 1334, on. 1, ед. хр. 834).
5 К письму приложены автографы двух глав из поэмы «Девятьсот пя¬тый год»: «Детство» («Гапон») и «Морской мятеж» («Бунт на Потемкине») в ранних редакциях. Стихи про вонючее мясо, как о поводе к бунту, были впоследствии сняты: «А на деке роптали. Приблизившись к тухнувшей стерве, / И увидя, как кучится слизь извиваясь от корч, / Доктор бряк на¬обум: — Порчи нет никакой. Это черви. / Смыть и только, — и — кокам: — Да перцу поболее в борщ». В конце приложенной к письму главы «Бунт на Потемкине» даны авт. объяснения (вместе с текстом главы они были опуб-ликованы в журн. «Версты», 1926, № 1): «Тендер — остров, около которо¬го стоянкой стоял броненосец. Камбуз — судовая кухня. Спардек — одна из палуб, ближайшая к ней. Скатить палубу — команда к чистке судна, палубы моют содой. Вынесть щиты — разместить в море, на расстоянии выстрела от военного корабля мишени для учебной стрельбы. Кнехтами называются столбики, на которых наматываются канаты оснастки или причальные буксиры. Принесенным брезентом предполагали накрыть недовольных для беспорядочного расстрела».
6 Эва — неустановленное лицо. См. в письме № 270 о посвящении «Мблодца». Там же разбор поэмы.
7 По просьбе Пастернака Л. В. Горнунг написал Лукницкому и 1 февр. получил от него пакет с материалами о Есенине. Вечером он отнес это Па¬стернаку. «Вместе читали присланные вырезки из газет и журналов, ста¬тьи Н. Тихонова, Б. Лавренева и письмо самого Лукницкого о последних днях Есенина» (Воспоминания. С. 72).
8 В «Красной ниве» (1926, № 2) напечатана автобиография Есенина, написанная в 1923 г.
274. Ж. Л. ПАСТЕРНАК
6 февраля 1926, Москва
Дорогая Жоничка! Мне стыдно обращаться к тебе с просьбой, потому что сам я однажды писал папе о медиумизме и подыманьи карандашей. И вот я встаю со всеми этими взглядами в противо-речье. Необязательность этой просьбы связана не с ее хлопотли¬востью, я думаю хлопот тут никаких не будет, а с тем, что книжка, о которой я тебя попрошу, вероятно, дорого стоит. Если это так, то тогда не надо. Называется книжка Sorgel. Dichtung und Dichter der Zeit*. Если книжка богата матерьялом и покажется тебе солид¬ной, и вообще это возможно, пришли мне ее, пожалуйста, как это ты раньше делала. По тому, что я о ней слышал, она мне представ¬ляется удобным предметом для бескорыстной и корыстолюбивой эксплуатации, то есть для души, для обдумыванья, для сужденья о современной Германии, а вместе с тем для всяческих статей, пе¬реводов и т. д. Здесь одно время выходил журнал «Запад1», потом прекратился. Сейчас он и другой закрывшийся журнал «Восток» возобновляются в объединенном виде. Это то, чем в старину был
* Зёргель. Поэзия и поэты современности (нем.).
«Вестник Европы». Правда, тогда не надоедали сестрам, а сами книги выписывали. Что ни сезон, то мне кажется, что и я достиг¬ну этой нравственной и матерьяльной высоты, и пока все обма¬нываюсь. Тебе же, если ты новых немцев не знаешь, я бы совето¬вал достать «Menschenheits Dammerung» Herausgegeben von Kurt Pinthus. Ernst Rowohlt Verlag Berlin*. Это хорошая антология, в ней много Бехера, Цеха, Гейма, фон Годдиса и Лихтенштейна. А впро¬чем, может быть, и лучшие появились, эта кажется вышла в 20-м году. Но ради Бога, чтоб не вышло недоразуменья: мне этого ни¬чего не нужно, я говорю только о Soigel’e, и то если стоит. Что же касается остального, то мне интересно твое мненье об этом дви-женьи немецкой поэзии, коммунистической, идеалистической, вытекающей из Рильке и Уитмена, верующей в исторические пер¬спективы, близкой по духу к французским unanimiste’aM и пр.
Что ты поделываешь? Есть ли у тебя Анненский? Я спраши¬ваю оттого, что ведь были и есть еще в Париже какие-то издатель¬ства, которые что-то выпускали, и вот, может быть, у тебя он есть. Если нет, то мне бы хотелось его послать тебе. И это не во искуп¬ленье Soigel’fl, а просто так, хочется, чтобы он у тебя был. Лирики я, верно, больше писать не буду, нового своего ничего послать не смогу, а ближайшее (и лучшее, несравненное в этом роде) это, ко¬нечно, Анненский у нас, у вас — Рильке. Да, так это будет не за Зёргеля, а за Rilke. Sonette an Orpheus, которыми ты меня тогда так радостно подарила. К тому же я, верно, от них и иду.
Увлеченье работой (о 1905 г.) у меня спало. Я писал в одном размере, стало скучно и, по-моему, невозможно читать. Гораздо хуже Спекторского. Очень вообще безотрадно. В конце концов не на кого и работать. Факт классовой принадлежности, конечно, не выдумка, а неопровержимая истина, которую на себе чувствуешь, чем дальше, тем больше, и не извне, не по вине людей каких-ни¬будь, а внутренне. Черт знает где, в Париже вниманье на нас обра¬щено больше, чем тут у себя, под боком. Когда проза вышла, там писали, теперь о Спекторском была статья в «Звене»2, а тут строч¬ки отдельные в рецензиях, и, главное, никому ничего не нужно.
Написала бы ты мне когда-нибудь. Что там кругом вас? По¬лучили ли в Берлине карточку малыша, и если ты его видела, то как находишь? Была у меня мысль собрать Женю с мальчиком к вам, то есть к тебе на лето, и думал я об этом серьезно, настолько,
* «Сумерки человечества» Издал Курт Пинтус. Издатель¬ство Эрнст Ровольт, Берлин (нем.).
что даже Жене запретил писать, думал — пусть невзначай приедет (разрешенье я как-нибудь стал бы добывать стороной). Теперь так легко выдаю секрет, потому что убедился в его неосуществимос¬ти. Опять — разочарованья сезона.
Пока меня не примутся переиздавать, я буду всегда к месту со всеми ими прикован, к месту и к работе без горизонтов, к корот-коносой, дальше своего носа ничего не видящей строке. Основ¬ные ресурсы писателя в переиздаваньи разошедшихся сочинений.
