подойти к ним, забывши, что есть у тебя связь через меня, — а то это деспотично.

Ты сделаешь это? Ну — и вот тебе этот поцелуй для передачи.

Боря

Я вторично в первый раз въехал в Марбург. И вторично вхожу в работу.

О mon Dieu — la vie est 1& Simple et tranquille*7.

Впервые: Памятники культуры. — Автограф. Датируется по содержа¬нию. Письмо отправлено в Москву, но уже не застало там родителей, ко¬торые 19 июня с детьми выехали в Берлин и было повторено 22 июня / 4 июля.

1 С. Л. Рубинштейн в 1912 г. защитил диссертацию в Марбурге по Ге¬гелю. «Рубинштейн, — объяснял Пастернак отцу 22 июня /4 июля, — тот Рубинштейн из Одессы, о котором говорил всегда Пуриц (если же ты не знаешь, дорогой, то я не могу этому помочь, и пусть он будет ЛГдля тебя), так одесский Рубинштейн, любимейший из учеников Когена сейчас, ко¬торый часто бывает у последнего и прямо близок с ним, позвал меня этак недели 2 тому назад к себе и объяснил мне причину и подлинную суть того казуса, того, хочу я сказать, непонятно возбужденного и почти негодую¬щего приема, о котором я в свое время писал вам» (там же. С. 64). К. Н. Пуриц — одесский друг Л. О. Пастернака.

2 «Он это принял за навязывание платной художественной услуги, в которой он не нуждается, и был изумлен дерзостью этого шага. <...> m-me Рубинштейн… извиняла его полною неспособностью Германии хотя бы вообразить себе такое бескорыстное желание со стороны художника. Пред¬ложить такую вещь означает здесь — предложить ее за вознаграждение. Когда же Коген узнал от Рубинштейнов, — передавали они, — о твоем зна¬чении в России, о том, что ты еврей, и, наконец, о том, что тебя привлека¬ет эта задача по вполне естественной склонности обращать свое внима¬ние и свой художественный интерес на то, что — значительно; когда он узнал, — что ты просто хочешь сделать рисунок с него, как живой, инте¬ресной, исторически и иначе величины, — он был растроган и каялся и т. д. и т. д.» (там же. С. 64-65).

3 В день 70-летия Когена ему преподнесли гравюру Макса Либерма-на, «которую тот, кажется, сделал с фотографии; Radierang (гравюра. —

* О Боже — вот жизнь, проста и спокойна (фр.). ПО нем.) заказана докторами — бывшими когеновскими учениками по секре¬ту от него и, конечно, за деньги, хотя Liebermann и «почитатель Когена»» (там же. С. 64).

4 Н. Cohen. Kants Begrandung der Asthetic. Berlin, 1889. «Что же каса¬ется дальнейшего, — писал Пастернак отцу, — то все же тебе просто было бы отрадно познакомиться с ним. Если ты и вынужден бы был пройти мимо его оригинальных и бессмертных заслуг в области точной мысли, — то, я думаю, от тебя не укрылся бы этот человек как таковой, как самобытней-шая и властнейшая фигура этого столетия; и вместе с тем, я думаю, ты оставил бы его — навсегда сохранив ту неясную нежность, которая возни¬кает во всех…» (там же. С. 65).

5 После окончания философского факультета лица иудейского веро¬исповедания не могли быть оставлены при кафедре. Следовательно, не могли рассчитывать на научную карьеру.

6 Проводы сестер Иды и Елены Высоцких перешли в совместную по¬ездку с ними в Берлин (см. «Охранную грамоту»).

7 Неточная цитата из стих. П. Верлена «Le ciel est, par-dessus le toit…».

52. А. Л. ПАСТЕРНАКУ

8/21 июня 1912, Марбург

‘…Передай папе, что Коген мечтает прямо о рисунке, по сло¬вам г-жи Рубинштейн; и что теперь его глубоко огорчило бы, если бы недоразумение и т. д. Я хотел бы сегодня же иметь подробные сведения о папином решении и вообще о ваших видах на Мар¬бург. Когда уехали Ида и Лена, то после двух-трех дней полной покинутости меня стали замечать здесь; я уже говорил в двух се¬минариях, в одном сошел за знатока Лейбница и мне навязали реферат1. Сегодня я давал продолжительные объяснения не без некоторого пафоса о Когеновской логике2. Математик Рашке был против меня, но я переубедил его, Швандт стоял на моей стороне, Шенфельд не понял пустяков, Наторп слушал, записывал и был, как всегда, задушевен, как Христос. На этой неделе я, значит, от¬крыл шлюзы, и небезуспешно. Но сердце мое молчало при этом и только старалось ударить в верный падеж.

Я думаю взять реферат у Когена. С этой стороны папино со¬гласие усложнило бы и затемнило первое ознакомление полубога с одним из семинарских пигмеев. Вообще же надо тебе знать, что среда, суббота и воскресение — любезнейшие дни для меня, и если бы ты осчастливил меня своим приездом, то было бы хорошо, если

* Без начала, текст сохранился с 5-й страницы.

бы ты выбрал один из этих дней, конечно, если это тебе безраз¬лично. Сюда 9—10 ч. езды из Берлина и стоит 15 т. 50 р. Эту поез¬дку стоит сделать, ибо я живу наполовину в лесу и в поле, которое уже скошено, окружен горами и совсем непривычными для тебя чащами: я так и не написал вам, как однажды я встретил оленя, живого дикого оленя в лесу. У меня настолько просторная комна¬та, что ты прекрасно бы мог ночевать: у меня есть чудный диван. Я бы съездил с тобою в Франкфурт, который как Клин от Москвы удален отсюда. Мы пошли бы в дом, где родился Гёте. Или же мы съездили бы в Кельн, Шура, в средневековый стройный Кельн с его соборными сумерками. Это было бы недорого, так как эти по¬ездки мы произвели бы, как здесь все делают, в 4-м классе. А ты погрузился бы в самую гущу Германии. Не забудь, что ты увидел бы при этом Рейн! Но, что прежде всего, ты на несколько дней приехал бы в деревню, в настоящую деревню с белками и зайцами и завтраками в васильках. И так как я после первых радостей стал бы работать, то мы не стеснили бы друг друга и ты даром прожил бы на даче.

Ты проехал бы через черный Гарц, где еловые леса, угольные шахты и Рюбецаль3. И так как в Германии без всяких затруднений разрешается вылезть на промежуточной станции и с тем же биле¬том ехать потом дальше, а поездов много, то ты мог бы вылезть в Гарце, там, где бы тебе как раз понравилось из окошка (в Госларе, например, или Kreiensen), и, побродивши часа 3—4, ехать дальше: есть 8-часовой утренний поезд из Берлина сюда. С ним ты мог бы учинить такую штуку.

Опускайте письма рано утром до 10 ч. Тогда я их могу полу¬чить к вечеру. И пишите.

Впервые: Памятники культуры. — Автограф. Датируется по содер¬жанию.

1В семинаре Н. Гартмана.

2 В семинаре П. Наторпа.

3 Персонаж сказок братьев Гримм, лесное чудовище.

53. А. Л. ШТИХУ

14/27июня 1912, Марбург

Дорогая душа! Клянусь тебе, что закроюсь наконец и пере¬стану посылать эти летние открытки без пиджаков! Но не могу со¬браться. Пока же, как флюгер, обращаюсь к тебе: ветрено, мой друг, и я стал ветреным, а так как ты самая снисходительная страна света по отношению ко мне, то вот я и жеманюсь на А-Ш1. Кажет¬ся, я пригнал к тебе своевременно несколько печальных ягнят. Я думаю, эти козлы достаточно ясно сказали тебе о трагизме мое¬го положения тогда. Я метался и вел себя безобразно; слово «плак¬сиво» просится сюда. А потом, я заговорил в семинариях. А еще потом посыпались рефераты. О Лейбнице я прочел2. Сложно: про¬фессор не дал мне развить тех мест, где я если не оригинален, то, во всяком случае, стараюсь восстановить тонкое и единственно правильное понимание Лейбница, которое дал в свое время Гер-барт. Я же не поддавался, не обошлось без колкостей, но в общем в конце концов я смазал все это минутной бульварною вафлей, и ее-то он нашел пикантной. Во всяком случае, это было подвигом для меня — при моей застенчивости даже в Москве. Удачнее, од¬нако, у меня бывают свободные возражения, где я, несколько ув¬лекаясь, дохожу до непозволительной самоуверенности. Сейчас — взял у Когена реферат! О, о, о! Осталось 4 дня. Я не приступал. Отказаться нельзя. Хочу приступить сегодня. Вдруг письмо. Из Франкфурта (2 часа отсюда). Оля!3 Еду во Франкфурт, снисходи¬тельная страна света. Отказаться нельзя. И это единственный раз в жизни — с Когеном. Поклон Нюте. Лене кланяйся. Поклонись и Мише. Перед Валей ляг, так и быть. Володя?4 Ну провались пе¬ред ним сквозь землю.

Впервые: Памятники культуры. — Автограф (РГАЛИ, ф. 3123, on. 1, ед. хр. 35). Датируется по почтовому штемпелю.

1 Начальные буквы имени и фамилии Штиха.

2 В семинаре Н. Гартмана. «Я был бы наверху блаженства, если бы не связался с Лейбницем и Гартманом, — писал Пастернак 9/22 июня роди¬телям. — Мне совсем теперь не этим хочется заниматься — Лейбница мож¬но и в Москве и впоследствии проходить. <...> Но Hartmann очень обид¬чивый и подозрительный человек, ему опасно отказывать. К тому же это несчастное письмо Гордона к нему обязывает меня к тому, чтобы симули¬ровать неспособность быть недобросовестным» (там же. С. 64). Приятель по университету Г. О. Гордон учился в Марбурге и дал Пастернаку, соби-равшемуся писать дипломную работу по Лейбницу, рекомендательное письмо к Н. Гартману.

3 О. М. Фрейденберг, направляясь в туберкулезный санаторий в Швейцарии, остановилась во Франкфурте и оттуда написала Пастернаку. См. письмо № 54.

4 Лена, Валя и Володя Винограды жили вместе со Штихами на даче в Спасском.

54. О. М. ФРЕЙДЕНБЕРГ

14/27 июня 1912, Марбург

Господи! Вчера ночью в кафе говорил о той осени одному че¬ловеку: сегодня не могу войти в нужную колею; — и вдруг Франк¬фурт!!!1 Отчего же мы не удивляемся, не удивляемся этой после¬довательности? Ты спрашиваешь день, час? А вот я, — не спрошу! Итак, существуй под дамокловым мечом. Я тебя не застану в гос¬тинице? Ну, так я пойду в Гетевский домик. Там тоже нет? Ну, так я услышу, как трава растет. Словом — я отмстил тебе.

Понимаешь ли ты, что значит: из-за тридевяти земель, из-за тысячи дней наконец добраться до Когена и вдруг оказаться зна¬ченьем того слова, которое, между прочим, не воробей, ибо, ког¬да оно вылетит, то, естественно, его не поймаешь. Это может, ка-залось бы, понять ребенок. И вот это слово: P&sternack вылетело у Senior’a* Семинария на вопрос боготворимого мага: кто ему будет реферировать в этот вторник. Отказаться нельзя. Но можно ли удержать, не растрясти поднос с таким множеством строк, как те книги, в которые нужно взглянуть для реферата, — при этой ки¬левой качке: Марбург — Франкфурт.