Слоном и Моськой в басне И. А. Крылова.
7 Первая книга стихотворений Асеева, изданная «Лирикой», вышед¬шая с предисловием Боброва и послесловием Асеева.
8 Статья Брюсова называется «Год русской поэзии. Порубежники».
9 Речь идет о группах «Сердарда» и «Лирика».
10 Этот образ возник в 1908 г. во время прогулки с С. Дурылиным в Сокольниках. В своих воспоминаниях Дурылин передает слова Пастер¬нака: «»Смотрите, Сережа, кит заплыл на закат и отяжелел на мели со¬сен…». Это было сказано про огромное тяжелое облако» (Воспоминания. С. 56). Вероятно, Пастернак оформил эту метафору в стихах, которые он вспоминает как первые опыты своего поэтического самовыражения.
91. РОДИТЕЛЯМ
Первые числа июля 1914, Петровское на Оке
Что все-таки родительское сердце значит! Не припомню, пра¬во, что и писал вам, да и вообще не подозревал, чтобы открытка могла, будучи открыткой, свидетельствовать о нервности. Но уга¬дали вы, изнервничался я настолько, что и всякую сосредоточен¬ность утратил столь необходимую при всякой работе. Нет, ничего не поделаешь, придется и вправду, умно-глупо бездельничать, гу¬лять, пить, есть, спать до 10-го — 12 августа, а там в Молоди, — а что до Молодей, то глупость тамошних прогулок, надеюсь, покроет все творческие пробелы этого лета. Бедный Бобров, все лето в Москве живет, засыпал меня письмами, я не отвечал, наконец, пя-тое меня столь растрогало, что ответил ему, наконец, и поделился с ним сетованиями своими. Не верит, понимаешь, говорит, что вру, мол, и наверное к осени лирический взрыв у меня заготовлен, а пороховая нитка в секрете содержится, по неисправимой скрыт¬ности моей натуры. Да, правда, такое бесплодие на меня не похо¬же. И вообще я не похож на себя сейчас. Все мои денежные мечты странным образом больше к вам, нежели ко мне самому относи¬лись и относятся. У меня была страшная потребность в какой-то реабилитации перед вами, и вот она удается только вполовину, а то и совсем нет. Потому что не верю я что-то в перевод1. Слишком памятны мне одни только затруднения, с какими я сталкивался в той работе, слишком памятны самые эти четыре трудовые неде¬ли—и зато не представляю себе совершенно, что вышло в конце концов. Вот и сложилось у меня впечатление какого-то свербя¬щего пустого места, а за пустые места не платят. Вообще настрое¬ние мое вы уловили замечательно — тронула меня мама, тронул и ты, папа, тою чуткостью и знаньем душевного обихода, с какими ты гадаешь о перемене (предполагаемой) в моем humeur’e* и о не-своевременности письма. Нет, они всегда своевременны, и я ска¬зать не смогу, сколько дает такое письмо. Между родителями и
* настроении (фр.).
детьми столько живого сходства, что такое письмо почти что раз¬говор с самим собою; а с другой стороны и нет. И это волнует, и радует, и успокаивает.
Да я самолюбив, и не литературно только. Самолюбив и ты, и мама. Что бы вы ни писали, 10 августа я жду до изнеможения. Ты думаешь, не поблагодарил я его за письмо?2 — Нет, ни слова те¬перь на литературные темы.
Здесь гостит М-me Оловянишникова, сдержанная, полная чувства собственного достоинства, набожная дама, хоть и седая, но бодрая и отрицающая всякую интонацию, — ровный, не тер¬пящий возражения голос; очень симпатичная, мать М<арии> И<вановны>3. С нею племянница, кузина М. И., по внешности нечто среднее между Ольгой Курловой-Гилар и Катюшей Масло-вой4. Приехали дня на три-четыре. Падка очень на катанье, а че¬рез это и на что-то другое. Льнет без обиняков, приходится каж¬дый вечер ей по ее аппетиту, холодное готовить. Два вечера кряду, до самой полночи по Оке на лодке катались вдвоем. Господи, не люблю у юношей мины наивности и неиспорченности, но раз на¬всегда заведенное правило увлечений при таких-то и таких-то об¬стоятельствах еще наивнее и пошлее. С какою безвкусицей все по нотам разыгрывается! Невольно думаю, вот была бы грузинская та княжна5 — оказывается, что-то требуется все-таки для того, чтобы. А я, унаследовав от тебя, папа, твой невинный цинизм, воображал, будто роли только имеют значение, исполнители же безразличны. Выходит, что нет. Поскорее бы они уехали, к тому же и лампу от меня убрали; свеча же, открытое окно, и липы — все это так поэтично, что и прибавить-то нечего, сидишь и на¬слаждаешься.
Шура Штих осенью хочет свои стихотворения издавать; вот в этом письме второй раз приходится признать межевую линию там, где чудился переход незаметный и безразличие. Есть какая-то глу¬боко вырытая канава между вечно верным себе дилетантическим дарованием и себя не щадящим вечно себе изменяющим дарова-нием художественным6.0 как неисправимо всегда и везде священ¬нодействует дилетант. Какое отсутствие иронии над собой, смеш¬ка, легкости, простоты и какого-то будничного недоумения перед тем, как празднуют твои будни окружающие. А он просит предис¬ловие ему написать, прислал целый тюк стихов, просит и заглавие и псевдоним ему придумать7. Задача! Только это — тайна его и, смотрите, не проговоритесь при встрече как-нибудь родителям или сестре его.
Они лиричны, теплы, искренни, но бледны, там же, где он становится смелее, я невольно готов его спросить, к чему мне са¬мому издаваться вторично в расширенном, дополненном и разъяс¬ненном издании.
Отказать нельзя, во-первых, он не умеет защищаться и ссо¬риться неспособен, животно-жизненные инстинкты отсутствуют у него, значит будет молча страдать и найдет все это справедли¬вым, а с другой стороны, наверняка подумает: сам, мол, выкараб¬кался, Асеев не гнушался им, дал предисловие (вообще говоря, этот обычай молодых, и то Лирики единственно —- сама неле¬пость), а став на одну еще только ногу, другим ходу не дает, и это кому! —- другу, радовавшемуся всякой его удаче, крепостному —-всех его перипетий!
Кстати о дружбе. Вот не советую таких отношений со мною заводить! Совершенно на это не способен, и скоро начинаю тяго¬титься взаимностью, а порвать — не хватает жестокости.
Что до Русской Мысли, не писал Феде потому, что днем он в банке занят и освобождается к закрытию магазинов. Но Льву Гри¬горьевичу в город написал еще и потому, что журнал мне настолько же в рассуждении вас нужен (и вам будет доставлен номер), посколь-ко любопытно и мне самому.
Весь ваш Боря
Крепко, крепко всех обнимаю и целую. Шуре спасибо за при¬писку.
Впервые: «Знамя», 1998, № 4. — Автограф. Датируется по содер¬жанию.
1 Оконченный перевод Клейста 15 июня Пастернак отвез режиссе¬ру Зонову. Спектакль поставлен не был из-за начавшейся войны с Гер¬манией.
2 Речь идет о просьбе к Л. Г. Левину купить номер «Русской мысли» со статьей Брюсова.
3 Мария Ивановна Балтрушайтис, урожденная Оловянишникова.
4 Вероятно, сестра одноклассника Пастернака Георгия Курлова, сына прокурора, послужившего прототипом Коки Корнакова из «Доктора Жи¬ваго». Пастернак сравнивает ее с Катюшей Масловой из «Воскресения» Л. Толстого в иллюстрациях Л. О. Пастернака.
5 Ассоциация с русской народной песней о Стеньке Разине и персид¬ской княжне («Из-за острова на стрежень…»).
6 Иной оттенок понимания дилетантизма, без иронической интона¬ции см. в письме № 80.
7 Книга А. Штиха вышла под назв. «Стихи» в 1916 г. без предисловия и под его собственным именем.
92. С. П. БОБРОВУ
6 июля 1914у Петровское на Оке
Сергей, выслушай меня до конца. Я ничего не писал, в этом я не обманул тебя. Однако, я ничего не сказал тебе о причине такого прискорбного факта. Я хочу писать снова так, как начинал я когда-то. Говорю не о форме, но о духе этих начинаний1. Твои советы были для меня незаменимою школой, и я никогда не забуду того, что ты сделал для меня. Но если бы я снова обрел тот, утерянный мною лад, — а только так я и согласен продолжать, и разубеждать меня в этом излишне, — я ушел бы от тебя и от Николая. И ввиду того, что только о такой возможности и можно говорить, — не молчать же приглашаешь ты меня, — прими уже и сейчас этот отказ мой2.
Я знаю, все так запутано и так нечисто сплетено у нас, что ты легко можешь вообразить, будто бы этот отказ с моей стороны — поступок неслыханно мерзкий и ожидает твоего суда и расправы.
Такого осуждения я не боюсь. Я боюсь только того, что по¬ставишь ты мое заявление в связь с весенними нашими злоклю¬чениями. Милый Сергей, мы слишком воодушевленно сплотились этой зимой, воспротивившись духу, царившему в «Лирике», по¬ложение мятежников, коих изображения за отсутствием их самих сожигаются всенародно, еще более связало нас — чтобы выходки этих снобов могли как-нибудь сказаться в личных наших отно¬шениях. Вот почему, опасаясь за правильность объяснения, какое ты бы дал ему, я так долго медлил с этим извещением.
У тебя есть письмо мое, последнее. В нем ни слова нет об этом решении. Это похоже на обман. Да, я обманывал тебя, потому что и себя обманывал. Ты иногда бываешь редкостно чуток, Сергей. Что бы я отдал за то, чтобы письмо это попало к тебе в одно из таких мгновений. Тебя это оскорбит, я знаю. И это чувство не даст тебе вслушаться в правду — и правду, вконец истомившую меня, — в правду моих слов. Расставаясь с тобою, я это делаю потому, что надо мне расстаться с тем, во что я постепенно превратился в пос¬ледние годы, — и если бы у меня были деньги, — я бросил бы все, что связывает меня с Москвою, и переселился бы — ну хотя бы в Петербург. Тебе тяжело читать это. Мне не легче это писать. Луч¬ше кончим. Крепко жму твою руку.
Твой Борис
Впервые: Собр. соч. Т. 5. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2554, on. 1, ед. хр. 55). Дата получения, поставленная Бобровым, — 8 июля 1914 г.
1 Пастернак считал, что под влиянием критики со стороны членов «Лирики» он нарушил свое естественное поэтическое развитие. Теперь после встречи с Маяковским он писал: «Маяковский — это я сам, каким я был в молодости» (письмо № 90).
2 Речь идет об отказе Пастернака участвовать в выступлениях «Цент¬рифуги».
93. А. Л. ШТИХУ
10 июля 1914, Петровское на Оке
Милый Шура! Обнимаю тебя за все то, что ты вернул мне в твоем последнем письме.
Нежданно-негаданно нагрянул ко мне сюда Бобров (приехал к жене своей в Калугу, а оттуда до нас верст 40 всего). Побыл дня 2-3 — и это помешало мне вовремя ответить тебе.
Заметки красным карандашом, которые ты найдешь на сти¬хах — Бобровские — он овладел всею пачкою, лишь только уви¬дал ее на столе, — отмечены им те, которые понравились ему: Рож¬дение Афродиты; Гаспар; Огни вокзальные сбегали. — Завидую тому холодному жестокосердию его, которое позволило ему оки¬нуть в целом все стихотворения. Мне это чрезвычайно трудно. Есть много частностей, которые мне нравятся в некоторых стихах
