об этом я с тобой говорить не имею права, ты ведь все тот же легкомысленный Лель¬ка. Правда?! Ну, не сердись на меня. Еще раз прощай и не забудь, пожалуйста, моей просьбы. Итак, чтобы не забыл, повторю. Или если издание Одиссеи без словаря, купи отдельной книжкой гре¬ко-русский словарь и затем Овидия, если при книжке (Одиссее) есть словарь, то это издание Одиссеи и также Овидия. Entweder, — oder**. Понимаешь? Ну, спасибо тебе за это. Прощай. Чмок.

Твой Боря

Поклоны всем твоим. Передай также мой сердечный привет всем товарищам.

Впервые: Новые материалы. — Автограф (ГЛМ, ф. 143, роф. 7399/1-9).

1 Первая строка из поэмы М. М. Хераскова «Россиада» (1779): «Пою от варваров Россию свобожденну, попранну власть татар…». Петь Лазаря (народн.) — плакаться, жалобить (от духовных стихов о бедном Лазаре).

2 То есть с теми, кто был оставлен на переэкзаменовку.

3 Имеется в виду издание: Ксенофонт. Анабазис (Поход Кира млад¬шего). Текст со словарем, составлен для гимназий Я. Кремером. М., 1869.

4 П. Д. Эттингер, друг Л. О. Пастернака и искусствовед, был кандида¬том коммерческих наук и работал в Московском Международном банке.

* стать разумным, образумиться (слитная форма от лат. futurum esse). ** Или — или (нем.).

5 Вероятно, приписки к письмам Александра Владимирова.

6 Непрочитанное слово.

7 См. коммент. 5 к письму № 2.

6. Л. Е. РИГУ

13/25 мая 1906, Берлин

Дорогой Лелька. Спасибо!

Книги я получил, Ты все замечательно точно и хорошо ис¬полнил. Мне прямо совестно перед тобой Sacrrament* Ты меня, наверное, проклинаешь, но мне на это (между нами говоря) на¬плевать. Только пиши! 1де мы остановимся на лето, еще не реше¬но. Tubingen, luringen, Harz, Schweiz, Sachsische Schweiz, Meklenbuig, Prag** все к нашим услугам. То письмо придет наверное после окон¬чания ученья, и я поэтому поздравляю тебя с переходом в VII класс. Сегодня иду в первый раз в Университет, где от скуки запишусь на философский факультет. Слушаю там историю музыки. Ей-богу не вру. Только вернее я не записался, а надуваю доверчивое герман¬ское правительство. Лезу прямо в аудиторию, как «свой» человек.

Итак, спасибо. Пишу на почте. Рядом немка ругается, что нет чернил. Вот ругается. Пиши.

Твой Б.

Впервые: Новые материалы. — Автограф (ГЛМ, ф. 143, роф. 7399/1-9). Датируется по почтовому штемпелю на открытке. Это последняя открыт¬ка из Берлина, в следующей 1/14 июля 1906 с видом Рюгена, Пастернак писал: «Что касается нас, то мы сейчас находимся на острове Рюгене. При¬рода восхитительная, жители и жительницы отвратительные, а прочее «прикладывается»» (там же. С. 128).

7. А. Л. ШТИХУ

13/26 мая 1906, Берлин

Дорогой друг! Твое письмо я получил уже полторы недели тому назад и хотел сразу ответить тебе, но человек не всегда делает то, что хочет. Ты, наверное, удивишься языку, на котором я к тебе об-

* Проклятье, французское ругательство (правильно: sacrement).

** Тюбинген, Тюрингия, Гарц, Швейцария, Саксонская Швейцария, Мекленбург, Прага (нем.).

ращаюсь. Но тебе станет все ясно, когда я скажу тебе два слова об этом. Немецкий язык моего письма удостоверяет, что я уже стал настоящим колбасником, и ты, как человек, настроенный поис¬тине патриотически, и как верный представитель русского наро¬да, можешь пожалеть о свершившемся во мне превращении. Те¬перь, когда я справился с этим страшным периодом, я хочу рас¬сказать тебе кое-что о себе. Хотя я совершенно свыкся с немец¬ким климатом, но мы получаем из Москвы некоторые газеты, и твое сообщение о выборах в нашем родном городе не было для меня новостью1. Однако я очень рад твоей политической актив¬ности и удивляюсь, что ты, принимая выборы так близко к серд¬цу, еще не арестован. И это тоже радует меня, так как в тебе рус¬ское черносотенное правительство сохранило мне друга. Меня очень огорчает, что я постепенно забываю русский язык. Мой любимый матерный язык, которым я часто пользовался, когда дрался и ругался с тобой*2.

Не сердись на меня за все это — нечего было писать, а приду¬мывать, или как ты говоришь, «из пальца сосать» я тоже не люб¬лю. Какое сходство! Симпатия.

Б.

P. S. Мама и папа (и я, это уже само собой разумеется) кланя¬ются твоим папе и маме3. Получила ли твоя мама от моей мамы, от моей папы и твоей мапы, памы, ммм м! Заговорился. Кланяйся также и Mister’y Павлу. Тоже политик!

Sic transit gloria mundi**.

Впервые: «Россия». Venezia, 1993, № 8 (no-нем.) — Автограф (РГАЛИ, ф. 3123, on. 1, ед. хр. 35). А. Л. Штих — друг юности Пастернака, окончил юридический факультет, автор книги стихотворений, экономист.

1 В апреле 1906 г. в России прошли выборы в Государственную Думу. В открытке 26 апр./8 мая 1906 Пастернак писал по этому поводу: «Поздрав¬ляю тебя с открытием первого парламента. Слава Те, Господи! Там все — «молодцы ребята»!» (Новые материалы. С. 127).

2 До этих слов письмо написано по-немецки.

3 Лев Семенович Штих — врач-отоларинголог, лечивший всех пастер-наковских детей, и его жена Берта Соломоновна.

* В немецком тексте muttersprache — букв, родной (ма¬теринский) язык, здесь по игре слов — матерный. ** Так проходит мирская слава (лат.).

8. РОДИТЕЛЯМ

9 июля 1907, Райки

Parentes carissimi!* С приездом в Берлин1 или, может быть, даже с проездом через Б<ерлин>. Вчерашний ваш отъезд мы спра¬вили «венецианским» гулянием с илюминацией, песнями, под благонадежным надзором. Тимковский, Нерсесов, Эйзенман, Бари tutti, Лиза, Gallina2 мы. Переправились на остров, навесили безумное количество фонариков, нарвали хмелю, обвили им две лодки (с мачтами и фонариками), зажигали, восторгались, пели, натыкались на берега etc. В черной змейками колеблющейся, мас¬лянистой жидкости пруда металлически яркое отражение фонари¬ков, — это было замечательно. Луна была — первостатейная. Бари знают уйму шансонет на всех языках и такую же массу народных песен. Жаль, что я с Шурой3 не знаем. Если я вам пишу все это, то тем самым доказываю, что ни о чем другом писать не стоит, так как день во всех отношениях прошел, как с вами; приходили Аля и Лева4 чай пить. Бабушка хороший обер-интендант, но она умеет очень хорошо волноваться (например, по поводу того, чтобы мы пальто вечером одели) и приписывать беспокойства и волнения другим. Так, вы, по ее толкованию, два психопата, которым нужно писать только про здоровье и всякое отклонение от этого, нормаль¬ного содержания письма может вас начать беспокоить.

Ну, всего, всего лучшего, желаю и дальнейшей такой же счаст¬ливой дороги. Смотрите, наслаждайтесь и не будьте психопатами.

А бабушка доходит до смешного!

Бесчисленные чмоки и причмокивания, пожелания, покло¬ны etc.

Впервые: «Знамя», 1998, № 4. — Автограф.

В письмах, посланных из имения Райки (Щелкою по Северной же¬лезной дороге), Б. Пастернак должен был ежедневно извещать уехавших за границу родителей о жизни детей, которые оставались на попечение бабушки (матери Р. И. Пастернак) Берты Самойловым Кауфман.

1 Открытка отправлена по адресу берлинских друзей Пастернаков Ро-зенфельдов. Конечным пунктом путешествия родителей должна была стать Англия.

2 Перечисляются фамилии дачных соседей («райчан»), среди них многочисленные члены семейства известного инженера и промышленника Александра Вениаминовича Бари, с которыми установились близкие дру-

* Дражайшие родители (лат.). 24

жеские связи. Названные здесь Александр Нерсесович Нерсесов и Семен Борисович Эйзенман (правильно: Айзенман) вскоре стали мужьями двух дочерей Бари, художниц Евгении и Ольги.

3 Александр Леонидович Пастернак, младший брат Бориса.

4 Дети Анны Александровны Самойловой, урожденной Бари, близ¬нецы.

9. РОДИТЕЛЯМ

11 июля 1907, Райки

Сегодня получили вашу Гжатскую открытку1 в то время как вы, наверное, на пути в Голландию. Со дня вашего отъезда отвра¬тительная погода и холод адский. Сегодня получили через конто¬ру Бари письмо от Феди2 и серсо, а вчера только я отправил ему открытку с просьбой купить подарки для Али и Левы. Сейчас пойду в Городищи телефонить ему, чтобы он не покупал, хотя мне поче¬му-то сдается, что вы серсо купили специально для Лиды и Жо-ни3 которых я зову теперь для разнообразия Hannele (Иоанна) и Бетси (Елизавета); это их приводит в восторг неописуемый. Они приглашены к Бари в четверг на целый день! Как тебе нравится письмо Энгель!4 Ай да Финляндия! Если вы захотите им ответить, то адрес самый простой: Lovisa Engel. Бабушка опекает, печет и опекается (крутит, крутится etc) и, кажется, скучает, хотя мы ста¬раемся ее развлекать. Финансы ваши поправляются, Панов-Руб¬цов ропщет, одним словом, все идет как по маслу. Все мы, в осо¬бенности Hannele и Бэтси, целуем вас. Боря

Впервые: «Знамя», 1998, № 4. — Автограф. Датируется по почтовому штемпелю на открытке.

1 Открытка из Гжатска, написанная родителями в дороге 8 июля 1907, с наказом, «чтобы в свежую погоду одевать девочкам башмаки».

2 Троюродный брат Ф. К Пастернак, сотрудник Lyonne Bank в Москве.

3 Лидия и Жозефина — младшие сестры Бориса. Их детские портре¬ты, написанные Л. Пастернаком в манере Веласкеса, названы «Жозефи¬на-Иоанна» и «Лидия-Елизавета» (1902-1903).

4 Лето 1907 г. семейство Энгелей проводило в Финляндии.

10. РОДИТЕЛЯМ

13 июля 1907, Райки

Дорогие мои папа и мама! Простите, что один-два дня не пи¬сал вам, но ведь писать ежедневно при той спокойной, лишенной

«лодок», купаний и всех из ряду вон выходящих явлений жизни, которую мы без вас ведем, — очень трудно, тем более, что погоды были отвратительны и приходилось сидеть дома. Откуда достать материялу даже для открытки. Я даже думал купить открытки с видами, где такая узенькая, маленькая полоска чистой бумаги и где можно так мало, мало писать, не возбудив волнения и беспо¬койств. Но если вы можете признать, что празднование пяти рож¬дений райчан и райчанок, сошедшиеся в один день, и участие в одном праздновании Hannele и Бэтси вещь интересная, то слу¬шайте.

Позавчера были именины Ол<ьги> Ал<ександровны>, О. Да¬выдовой и девицы того же наименования у Левиных1. У Давыдо¬вых была чудная иллюминация и фейерверк. Мы стояли с бабуш¬кой в начале Давыдовской аллеи и все видели. Я говорю — «чуд¬ная» иллюминация, — то же самое я говорил всем, с которыми по этому поводу приходилось говорить, но в сущности мне она не особенно понравилась своей назойливой пестротой, до такой сте¬пени не гармонировавшей с грустным и величавым спокойствием этой усыпальницы аристократии. Только лунный свет, как тоже что-то прошлое, великое и отжившее, как Todes Ahung* родстве¬нен этому дому и консонирует с ним в таком грустном, белом, минорном сочетании. Adagio, un росо fieramente».

Ах, Боже мой. Я ведь совершенно забыл «правила о свободе печати и слова», по которым я не имел права философствовать, но я упустил это из виду и прошу прощения. Я, в сущности, нечто вроде св. Троицы. Индидя2 выдал мне патент на звание поэта пер¬вой гильдии, сам я, грешный человек, в музыканты мечу, ты меня философом считаешь, но я боюсь, что все это вызвано не реаль¬ными, наличными достоинствами, а скорее тем, что установилось общее мнение такого рода.