il у a une combination industrielle; mais, si le pied-court faira son affaire, il serait imprudent de se lier a Pusine; ma liberte viens de se rendre fdconde*. К концу

Список авторов

Скачать:TXT PDF

Полное собрание сочинений в одиннадцати томах. Том 7. Письма

il у a une combination industrielle; mais, si le pied-court faira son affaire, il serait imprudent de se lier a Pusine; ma liberte viens de se rendre fdconde*.

К концу апреля это выяснится само собой10, т. е. я хочу ска¬зать, в апреле мы перестанем об этом думать. Тогда к началу мая я съезжу в Ташкент и может быть посещу Федю11. Если Збарский останется здесь, но это entre nous (несмотря на то, что у него ред¬кое положение и место это очень выгодное), он ученый не рядо¬вой, и сделал открытие (страшный секрет, наше домашнее дело здесь) в технике производства хлороформа, которое до смешного все упрощает и известно только ему одному и лаборанту его и смут¬но мне, ибо я везде здесь шатаюсь. Это-то обстоятельство, то что

* Возможно, что я буду проходить медицинское освиде¬тельствование здесь, я уже познакомился с одним вра¬чом, надо будет сделать то же с двумя другими врачами этой комиссии. В этом случае я останусь здесь на не¬определенный срок, может быть, до осени. Мы еще по¬смотрим; на заводе есть такая возможность, но если уко¬роченная нога сыграет свою роль, будет неразумно свя¬зываться с заводом; и моя свобода окупит себя (фр.).

он человек высшей марки, и может оказаться причиной того, что я сказал. Контракт у него с госпожой Рейнбот12 на два года и она его страшно ценит, но ему не нравится вялость и допотопность ведения дела здесь. Я пишу сейчас на рассвете; электрическая лам¬почка дышит, энергия получается с завода. Так, если все условия будут таковы как сейчас, летом я вернусь из Ташкента ли или от¬куда сюда. — Сюда приезжают часто из центров за хлороформом, спиртом, ацетоном и т. д. Если вам по сердцу такой способ сно¬шений, его можно будет повторять. Может быть ты позвонишь, папа, хотя это неважно, Энгелю, или Балтрушайтису, может быть есть случайно переводная работа; если стихотворная, я бы взял и тогда просил бы переслать мне то, с чего переводить.

Крепко всех целую. Как здоровье мамы. Душевно кланяюсь всем знакомым, — Энгелям, Филиппам, Павлу Давыдовичу, Вы¬соцким etc. etc. Ожидаю известий от вас и от тебя, папа, так как мы условились.

Твой Боря

Всев.-Вильва ЗОянв. 1916.

Впервые: «Знамя», 1998, № 4. — Автограф.

1 Аптекарь М. С. Пузрин закупал хлороформ на заводах во Всеволо-до-Вильве.

2 Пластрон — крахмальная грудь белой мужской рубашки, которая на¬девалась под сюртук.

3 «Театрал» — название журнала, ориентированного на нужцы народ¬ных театров и публиковавшего пьесы, рекомендуемые для постановки.

4 Имеется в виду судьба князя М. И. Хилкова, начинавшего карьеру офицером, затем служившего в Министерстве иностранных дел, а после бывшего слесарем, рабочим на железной дороге в Англии и Америке и в конце концов ставшего министром путей сообщения в России.

5 Ганон — сборник музыкальных упражнений и этюдов, названный по имени автора Ш. Л. Ганона (Анона). Занятия техникой начались через несколько дней, 3 февр. Пастернак писал родителям: «Я полторы или две даже недели ничего в этом отношении не делал, а вчера взялся в первый раз за семь лет за упражнения — можешь себе представить, что я при этом испытал и сколько совершенно исчезнувших из моей памяти ощущений этот звук Ганона под рукой вызвал во мне. Я этого не оставлю теперь и буду отныне как когда-то регулярно ежедневно заниматься. Но, Боже мой, какие деревянные у меня руки и я даже не предполагал, насколько они окостенели! Не тот это возраст уже! И сразу эти семь лет встали передо мной, в первый раз в такой целости. Но я ни о чем не жалею и нет худа без добра» (там же. С. 169).

6 В следующем письме, уже 3 февр., Пастернак сообщал: «Занимаюсь значит сейчас и пишу в духе той 1-ой новеллы вторую, думаю на днях кон¬чить и начну переписывать» (там же). Что это за «вторая» новелла, неизве¬стно, она осталась недописанной (см. письмо № 113).

7 Зубной врач в Москве.

8 О. И. Кауфман.

9 Родственники со стороны матери в одесском написании их фа¬милии.

10 Из опасений военной перлюстрации писем, Пастернак пользуется для этой темы французским языком (см. также эту тему в письме № 114).

11 Федор Карлович Пастернак, как австрийский подданный, был ин¬тернирован и выслан в Уфу.

12 Владелица заводов во Всеволодо-Вильве, вдова Саввы Тимофееви¬ча Морозова Зинаида Григорьевна, во втором браке Рейнбот, во время вой¬ны переменила немецкую фамилию на русскую и стала 3. Г. Резвой.

111. РОДИТЕЛЯМ

Середина февраля 1916, Всеволодо-Вилъва

Дорогие! Бесконечное спасибо вам за ласку, за привет, за вни¬мание и за гостинцы. Воображаю, сколько эта эффектная, вкусная и декоративная коробка шоколаду по нонешним ценам стоит! Ну к чему это! А впрочем это настолько роскошный рог изобилия, что даже не жалко. Все прочее, купленное вами для меня, ставлю в счет своего возникающего с этою тратой денежного долга моего вам.

Описать вам здешней жизни нет возможности. Дать сколько-нибудь близкую действительности характеристику людей, то есть хозяев, хотел я сказать, тоже невозможно. В особенности сам Збар¬ский — воплощение совершенства и молодости, разносторонней талантливости и ума — словом, моя истинная пассия.

Когда мы увидимся, будет, словом, о чем порассказать вам. Здесь все, не исключая и Евг. Герм. Лунд<берга>, который уже не¬дели 2 как здесь живет, окружили меня какою-то атмосферой вос¬хищения и заботы обо мне, чего я, по правде сказать, не заслужи¬ваю; да я и не таюсь перед ними, и они знают, что я за птица; по-видимому, им по душе как раз та порода птиц, к которой отношусь я со всем своим опереньем. Фанни Николаевна, хозяйка — недо¬вольна только тем, что я г-на Пузрина, залетного аптекаря, извест¬ного уже вам, избрал посланцем в деле наших сердечных и товар¬ных сношений. Она боится, что, взглянув на него, вы подумаете, что этот покупатель госпожи Морозовой — Рейнбот — Резвой — их, Збарских, знакомый (между тем как это — лицо случайное и сто¬роннее здесь) — и таким образом составите себе превратное пред¬ставление о них и их круге. Я же лично ничего против этого аптека-ря возразить не имею, и он, кажется, очень милый человек. Вот и сейчас не знаю, как избавить вас от его звонка; я ему сказал, что никаких поручений нет, но он все же собирается вам привет мой передать. Что ж, ничего не поделаешь! Если это неминуемо, а впро¬чем и без всякого если — пришлите с ним (во второй раз, он еще сюда за партией хлороформа приедет) — пришлите с ним нот для чтения (очень прошу), Вагнера, если можно, Шуберта, Моцарта быть может (Дон Жуана или что-нибудь еще) — но только то, что у нас в черном шкафчике имеется. Конечно, не те ноты, что тебе, мама, нужны. Да, притом нужные тебе настолько мне по слуху из-вестны, что не по ним же мне чтению нот учиться! Не знаю, у нас ли Тристан и Изольда, Мейстерзингеры? Парсифаль, Тангейзер тоже должны быть и, если не ошибаюсь, — то и Валькирия1.

Ты знаешь, папа, здесь есть специальная «приезжая», то есть отдельный дом и хозяйство для приезжих. Не катнуть ли тебе сюда? Ведь это чудно было бы, ты не стал бы жалеть об этом; а здесь — полная чаша. Целые дни я бы тебя в санях катал верст по 25 в сут¬ки по здешним местам на сибирках, которые прямо по воздуху несут и представляют собой верх лошадиного благоразумия вмес¬те с тем! — А какие здесь пейзажи! Прямо Oberland2, — но суровей немного. И главное, живешь здесь не так, как вообще — на даче или в гостях у средних помещиков, но так, как среднему человеку вообще и во сне не снится.

Ах как я волновался, когда в первый раз в жизни из Маузера стрелял! Треск и эхо в лесу такие стоят, что уму непостижимо. Вы не беспокойтесь, бахвальства и молодечества у меня никакого нет, я знаю, что мне не к лицу это и был бы я только смешон, если бы на себя напустил его. И товарищи мои не мальчишки тоже. — Здесь относишься к снегу как к воздуху. — Бывает — целые дни я в сне¬гу. Лыжи здесь не столько удовольствие, сколько просто необхо¬димость; пройти в валенках (у меня громадные, как ботфорты, выше колена, так называемые пимы) в сторону от дороги значит по пояс в снег уйти. Одно время я здесь кассиром был на заводе, пока кассир отпуском пользовался. Когда я в расчетный день ра¬бочим несколько тысяч роздал, сидя за решеткой от 3 ч. дня до половины 9-го вечера, я пришел совсем шалый домой, а ведь вы¬дачи аптекарские, одному около ста рублей, другому какие-то

37 коп., у них особые книжки, а у меня — их ведомость, контор¬ская и целый пук внеочередных ассигновок: харчевых, ремонтных, пенсионных и т. д. и т. д. И каждую выдачу сверять приходится и печати ставить. А касса сошлась копейка в копейку с отчетнос¬тью! И это я так, по-домашнему, по знакомству, как приключение проделал. — Но что такое война, совершенно нельзя себе пред¬ставить, не сделав выстрела и не пробуравив громадного ствола навылет.

В конце концов если что я и делаю сейчас, то это — пальцевая техника. И на это, странно сказать, у меня столько сил уходит, ве¬роятно, не физических только, что после двух-трех часов (я страш¬но сосредоточенно занимаюсь и постоянно, походя, за делом, тут же себе упражнения полезные выдумываю) — у меня нет никаких желаний. А я не ленюсь ведь, но это фатально, что в 26 лет мне при¬ходится делать то, что многие, совсем заурядные и музыке посто¬ронние люди в 12 лет с большим успехом успевают проделать.

Лундберга это огорчает, и он сердит на мою музыку. Он гово¬рит, что литературные мои особенности налицо и они чрезвычай¬но редкостны и ценны сейчас. А что музыка только личное мое дело. Нервы, говоришь ты, папа, и недостойный молодого чело¬века тон? Что ж, у меня есть причины и на то и на другое. Как трудно и горько поступаться чем-нибудь, а совместить почти не-возможно. А если ты скажешь, — можно — то как? Дилетантски посредственно? — Ну, я заболтался слишком, пора и честь знать. Еще раз спасибо за все.