на факты, мне не из¬вестные. Да и помимо всего я был бы деревянной колодой, если бы, пе¬реводя эту вещь, не испытал бы сильнейшего желанья ознакомиться с тем временем, которое я себе представляю очень смутно и то только по¬тому, что не представляя его себе вовсе, я бы и переводить не мог» («Зна¬мя», 1998, N> 5. С. 170).

5 Пастернак познакомился с поэтом Д. В. Петровским весной 1914 г.; наиболее близки они были в 1919 — начале 1920-х гг.

138. К. Г.ЛОКСУ

31 октября 1916, Тихие Горы

Тихие Горы. 31/Х. 1916

Дорогой Костя! С радостью узнал сейчас от Сергея, что гото¬вите Вы атаку на антропософов1. В добрый час! Вообще большим облегчением для меня было узнать о Вас с чужих слов. — Вы недо¬умеваете? Объяснюсь. Странное место занимаете Вы в моей душе. Вы ближайший сосед моему воображению, а оно настроено, во¬обще сказать, трагически. Ах, Вы должны понять это. Любой бес¬покойный вымысел на Ваш счет дается мне с той же легкостью, с какой родятся такие фантазии относительно близких людей. От¬того-то и трудно так писать Вам. Я давно уже хотел адрес Вам свой сообщить. Откуда это тяжелое сознание личной ответственности за свои слова, от которого, по отношению к Вам, мне никогда не избавиться?

Я вижу Вас залитым таким-то и таким-то светом, и небезраз¬личен нагрев атмосферы, которой дышите Вы. И знаете, только почувствовав и себя в условиях одноименно конкретных, я улу¬чаю возможность прямо с Вами заговорить. Как будто сношения с Вами доступны мне только в тех случаях, когда и мое воображе¬ние объединяет нас. Вы догадываетесь верно, что так оно есть и сейчас.

Все это, знаю, очень смешно. Еще того смешней аспириру-ющий тон, каким сделаны эти признания. Ничего не поделаешь: услышать трезвое и спокойное упоминание о Вас было истин¬ным для меня облегчением.

Что Вы поделываете. Атакуйте богоугодное это заведение, это угодно Богу. Контора отымает у меня 5 часов; V/2 часа ухо¬дит на занятие с Карповским мальчиком. Остальные часы по¬жраны и будут еще с месяц пожираться Суинберном.

Я видел, как коченеет Кама. Этого не опишешь. Лучше и не пытаться. Были ли Вы на лекции Андрея Белого?2 Если были, напишите мне о своем впечатлении и по возможности о тези¬сах, если, на Ваш взгляд, они существенны и не бутафоричны, как сказал бы, верно, Сергей. Видели ли Вы мою книгу в кор¬ректуре? Вы хотели, кажется, посмотреть. Напишите мне о ней, мне очень хочется Ваших мыслей, для коих книжка явится по¬водом или точкой приложения. Укажите мне на главные мои и ее недостатки, и, если у нас с ней есть и достоинства, упомяни¬те и о них. И не забывайте меня. Мой адрес: Тихие Горы, Вят-

ской губ., Елабужск. уезда, зав. П. К. Ушкова, Б. И. Збарскому для меня.

Крепко обнимаю Вас. Да не останется сие без ответа.

Ваш Б. Пастернак

P. S. Письма идут сюда около 10-ти дней. Примите это в рас¬чет при переписке со мною, если Вы ее желаете и не станете бой¬котировать меня, отмалчиваясь.

Как идут Ваши работы? Пишете ли? Что Сергей? Кланяйтесь ему и М. И.

Привет Вере Николаевне и Мих. Павловичу3. Пишите, очень прошу Вас.

Впервые: «Минувшее», № 13.

1 С. Бобров заказал Локсу критическую статью на книгу А. Белого «Гёте и Рудольф Штейнер в мировоззрении современности. Ответ Эми¬лию Метнеру на его первый том «Размышлений о Гете»» (на титуле —1917), вышла в ноябре 1916 г.

2 Доклад Андрея Белого «Гёте и Рудольф Штейнер» состоялся в октяб¬ре 1916 г. В письме 1 ноября Пастернак спрашивал Боброва: «Пришли ли к каким-нибудь результатам твои планы относительно Анд. Белого и ЦФГи» («Встречи с прошлым». Вып. 8,1996. С. 251). Судя по письму И. А. Аксено¬ва Боброву 16 февр. 1917, Бобров предполагал привлечь А. Белого к изда¬тельству «Центрифуга». Аксенов отнесся к этому неодобрительно: «О Бе¬лом слышу в первый раз. Я его очень люблю, но по-моему в ЦФГе ему не место—для него есть «Скорпион», Пашуканис, «Мусагет» и Некрасов. Все хорошо на своем месте, право» (РГАЛИ, ф. 2554, on. 1, ед. хр. 6, л. 8 об.).

3 Вера Николаевна и Михаил Павлович Столяровы. В «Повести об од¬ном десятилетии» Локс вспоминал о свадьбе подруги Веры Станевич и поэта и философа Столярова, которая состоялась в Дедове, имении близ¬ких родственников Владимира Сергеевича Соловьева с участием Сергея Михайловича Соловьева, недавно принявшего сан священника.

139. РОДИТЕЛЯМ

5 ноября 1916, Тихие Горы

Тихие Горы. 5/XI. 1916

Дорогие мои! Для вас полнейшей загадкой явятся вероятно сообщения Ф<анни> Н<иколаевны> и Пепы о том, что я так силь¬но работаю1. А как же контора, спросите может быть вы? Дело в том, что в конторе такая путаница, что директору, Л. И. Карпову* пришлось бы потратить с полдня на ознакомление меня с делами

* Авт. описка, надо: Л. Я. Карпову. 276 и на то, чтобы меня ввести в исполнение моих обязанностей. Та¬ких 5-ти свободных часов сплошь он никак урвать не может, а я рад этим воспользоваться, тем более что я уже занесен в список служащих и кое-что уже делаю. Таким образом и получилось то, что за три недели я перевел 105 страниц (печатных!) белым сти¬хом, мне осталось еще штук 25 и Шастеляр будет переведен.

Работаю я действительно запоем, настолько, что, как вы это, верно, заметите, работа даже изменила мой почерк. Читали ли речи Асквита и Бетм. Гольвега (30 окт.)?2 Не кажется ли вам, что тон этих речей несколько нов и неожидан? Сегодня — воскресение и как всегда в праздник бывает, — время по круговой поруке окру-жающих складывается нелепо и бездельно. А мне хотелось сегод¬ня 4-й акт докончить; видно не придется. Бессмысленно задавать вам вопросы; ответы на них через месяц приходят. Вы сами знае¬те, как важно мне знать, что в доме, как мама, как папа работает (этой фразы я никогда не решаюсь произнести без примечания) — итак — как, удается ли папе улучить возможность работать.

Дорогая мама, видела бы ты, как старая мать Б<ориса> И<ль-ича> держится! Ты помнишь, я тебе о ней говорил и даже не знал, чем и как она больна. Она говорит, что отсутствие мнительности ее спасает и это правда. Мне хочется поскорее Суинберна отрабо¬тать. Мы постараемся за него хорошо получить, а еще более того — хорошо издать его. И тогда не стыдно будет такую книжку и вам преподнести. Не слыхать ли чего о Шуре Штих3.

Ах родные мои папа и мама, чувствую я, что не так вам пишу, как хотелось бы, есть о чем сейчас словом перекинуться, — да луч¬ше я обниму вас покрепче и расцелую.

Ваш Боря

Впервые: «Знамя», 1998, № 5. — Автограф.

1 В письме Пастернакам от 4 нояб. Ф. Н. Збарская пишет: «Относи¬тельно Бори — Вы должны быть спокойны. Он верно Вам пишет обо всем обстоятельно. Но Вы не знаете, как много он работает теперь над перево¬дом. Буквально по целым дням. Я как-то ему сказала, что он может пере¬утомиться — так он не на шутку на меня рассердился. Но это временно, так как ему хочется использовать время до начала занятий в конторе». В посланном одновременно письме Б. И. Збарского: «О вас мы часто, когда бывает свободный час, сидя вместе с Борей, говорим, вспоминаем. Боря здоров, очень много работает (заражен атмосферой здешней)».

2 Премьер-министр Великобритании Г. Г. Асквит, граф Оксфорд, и германский рейхсканцлер Т. Бетман-Гольвег — инициаторы развязывания Первой мировой войны.

3 Пастернак волновался по поводу призыва в армию А. Л. Штиха. «Писал с дороги Нюте Штих с просьбой ответить мне, что слышно о Шуре? Ни звука. Если вы знаете или можете узнать, не забудьте написать мне о том, взят ли он, в вашем ближайшем письме», — просил он родителей 1 нояб. 1916 (там же. С. 171). Штих вскоре получил освобождение по ме¬дицинским показаниям.

140. С. П. БОБРОВУ

8 ноября 1916, Тихие Горы

Дорогой Сергей!

Снега, сороки, пошевни, трубы, <осве>тительные шкалики, печи, ночи, свечи — но где же письма в таком случае? Что сталось с ними? Не заклевал ли ворон в поле их, или на злого половца наехали, горемычные?

Носят зайцев, носят глухарей и тетеревов, несут, наконец, околесицу, неуязвленную сомнением. Но где же письма в таком случае? Что мне с того, что кухне пишут с фронта. Не пишу ли и я на фронт?

Ясно —- дальше так продолжаться не может. Я упраздняю зиму, снег, сорок, глухарей и тетеревов — это не то, не то. Это, конечно, символически выявляет лик современности, спору нет, но все-таки, общего с нею во всем этом нет ничего, и, о, современник мой, яви мне лицо свое без покрывала Майи — я это предпочту.

Письмо это кончается на 4 еры. Это пока. От 5-ти ы меня спа¬сет только добросовестность корреспондента. Под сим, последним из безответных, подписуюсь.

Б. П.

Впервые: Собр. соч. Т. 5. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2554, on. 1, ед. хр. 55). Датируется по штемпелю на открытке.

141. С. П. БОБРОВУ

14-18 ноября 1916, Тихие Горы

Дорогой Сергей!

От души благодарю за Языкова1. Только что его получил. Ра¬дость читать. Руку! Контора занимает у меня теперь весь день. Рабо¬та напоминает рябиновку, разведенную теплой водой. Розово-тош¬нотворная. В коридорах мигреневой кладки мечется замурованный годами запах мочи умученных. Ленивая толща ламп и камня под Ярошенка2. Арестантская прострация, окурки, шкапы и тупики.

Но я тебе говорю — не бывать по-ихнему. До сих пор не знал пущей злобы: дело сделано втрое против положенного скорей — нового нет, у твоего ближайшего «шефа» — тоже — а ты сиди и участвуй в его куда как назидательных беседах. Все, что налает Русское Слово3 за день, полагается здесь на конторскую музыку и развивается на разные лады. Но, впрочем, как сказано, это пока только. Кстати, мой начальник, человек не без достоинств и не дикарь; можно и столковаться с ним, в сочувствии он мне не от¬кажет. Может быть удастся и при таких условиях работать. А ра¬ботать мне хочется чрезвычайно (влияние языков уже сказалось). Перевод Свинбернова «Шастеляра» сделан вчерне. Надо обрабо¬тать. Телеграмму твою получил. — Из обещанных в ней 5-ти пи¬сем получил пока всего три. С нетерпением жду письма, в кото¬ром ты отчитаешь меня за книжку. Покамест ты о ней ни словом не обмолвился, если не считать лаконического — «прекрасно», что вовсе невероятно.

Вообще ты так сух и сжат, как квас в плитках. Что это не жа¬луешь ты меня. А настоящему письму от тебя я рад был бы совер¬шенно несказанно, ибо: дружба дружбой — а твоему просвещен¬ному мнению соперников я