ли! и слышать не хотят!
Что ж сделал царь вселенной?
Нарушил ход вещей, от века утвержденной:
С тех пор, когда орлы на яйцах сидят,
Род жучий, вместе с байбаками,
Не видя света, скрыт под снежными буграми.
АМИНА И ЭНДИМИОН
Амина, приуныв, сидела над рекою.
Подходит к ней Зндимион.
„Амина,—говорит пастушке нежно он,—
Ты страждешь тайною тоскою!
Иль чувствуешь сию неведомую боль,
Души восторг и упоенье,
С которою ничто, ничто нейдет в сравненье,
Ни самый Божий рай? Любезная, позволь,
Невинности твоей неопытной в спасенье,
10 Тебя, которою душа моя живет,
Заране охранить от сей приманки лестной.
Зовут ее —любовь; подвержен ей весь свет!
И ты —с душой твоей прелестной!»—
Скажи ж, Зндимион, что чувствует больной?»—
„Мученье несравненно!
Мученье —рай души, пред коим трон вселенной
Теряет весь свой блеск, все прелести свои:
Ты забываешься, ты в сладостном волненье;
20 Под сению лесов мечтаешь в упоенье;
Глядишь ли в тихие источника струи,
Ты видишь не себя, ты видишь образ тайной,
Всегда присутственный, повсюду спутник твой,
Единственный, весь мир украсивший собой…
В деревне есть пастух: увидясь с ним случайно,
Краснеешь, страстный жар в душе твоей горит;
От имени его, от пламенного взора,
От приближения, улыбки, разговора,
Смущаешься! молчишь, но взор твой говорит.
з° Не видясь с ним, невольно унываешь!
Боишься встретиться, и встречи тайно ждешь;
Вздыхаешь — от чего, не зная — но вздыхаешь…»—
„Так эту-то болезнь любовью ты зовешь? —
Воскликнула Амина.—
О, я знакома с ней! Прошедшею весной,
Что ты ни говорил, точь-в-точь сбылось со мной,
Когда узнала я Зсхина!»—
Как быть, Эндимион! Не редкость жребий твой!
Наш дух желанием ко счастию влечется,
4° Но счастие другим при нас же достается.
СОКОЛ И ФИЛОМЕЛА
Летел сокол. Все куры всхлопотались
Скликать цыплят; бегут цыпляточки, прижались
Под крылья к маткам; ждут, чтобы напасть прошла.
Певица Филомела,
Которая в лесу пустынницей жила
И в тот час, на беду, к подружке полетела
В соседственный лесок,
Попалась к соколу. „Помилуй,—умоляет,—
Ужели соловьев соколий род не знает!
Какой в них вкус! один лишь звонкий голосок,
И только! Вам, бойцы, грешно нас, певчих, кушать!
Не лучше ль песенки моей послушать?
Прикажешь ли? спою
Про ласточку, сестру мою…
Как я досталася безбожнику Терею…»—
„Терей! Терей! я дам тебе Терея, тварь!
Годится ль твой Терей на ужин?»— „Нет, он царь!
Увы! сему злодею
Я вместе с Прогною сестрой
На жертву отдана безжалостной судьбой!
Склони соколий слух к несчастной горемыке!
Гармония мила чувствительным сердцам!..»—
„Конечно! натощак и думать о музыке!
Другому пой! я глух!»— „Я нравлюсь и царям!»—
Пусть царь и тешится музыкою твоей!
Для нас, охотников, она —пустое!
ПОХОРОНЫ львицы
В лесу скончалась львица.
Тотчас ко всем зверям повестка. Двор и знать
Стеклись последний долг покойнице отдать.
Усопшая царица
Лежала посреди пещеры на одре,
Покрытом кожею звериной;
В углу, на алтаре
Жгли ладан, и Потап с смиренной образиной —
Потап-мартышка, ваш знакомец,—в нос гнуся,
10 С запинкой, заунывным тоном,
Молитвы бормотал. Все звери, принося
Царице скорби дань, к одру с земным поклоном
По очереди шли, и каждый в лапу чмок,
Потом поклон царю, который, над женою
Как каменный сидя и дав свободный ток
Слезам, кивал лишь молча головою
На все поклонников приветствия в ответ.
Потом и вынос. Царь выл голосом, катался
От горя по земле, а двор за ним вослед
20 Ревел, и так ревел, что гулом возмущался
Еще ж свидетели с божбой нас уверяли,
Что суслик-камергер без чувств упал от слез
И что лисицу с час мартышки оттирали!
Я двор зову страной, где чудный род людей:
Печальны, веселы, приветливы, суровы;
По виду пламенны, как лед в душе своей;
Всегда на все готовы;
Что царь, то и они; народ — хамелеон,
з° Монарха обезьяны;
Ты скажешь, что во всех единый дух вселен;
Не люди, сущие органы:
Завел — поют, забыл завесть — молчат.
Итак, за гробом все и воют и мычат.
Не плачет лишь олень. Причина? Львица съела
Жену его и дочь. Он смерть ее считал
Отмщением небес. Короче, он молчал.
Тотчас к царю лиса-лестюха подлетела
И шепчет, что олень, бессовестная тварь,
4° Смеялся под рукою.
Вам скажет Соломон, каков во гневе царь!
А как был царь и лев, он гривою густою
Затряс, хвостом забил,
„Смеяться,— возопил,—
Тебе, червяк? Тебе! над их стенаньем!
Когтей не посрамлю преступника терзаньем;
К волкам его! к волкам!
Да вмиг расторгнется ругатель по частям,
Да казнь его смирит в обителях Плутона
5° Царицы оскорбленной тень!»
Который не читал пророка Соломона,
Царю в ответ: „Не сетуй, государь,
Часы стенаний миновались!
Да жертву радости положим на алтарь!
Когда в печальный ход все звери собирались
И я за ними вслед бежал,
Царица пред меня в сиянье вдруг предстала;
Хоть я был ослеплен, но вмиг ее узнал.
60 —Олень! —святая мне сказала,—
Не плачь, я в области богов
Беседую в кругу зверей преображенных!
Утешь со мною разлученных!
Скажи царю, что там венец ему готов! —
И скрылась».— „Чудо! откровенье!»—
Сказал: „Оленю в награжденье
Даем два луга, чин и лань!»
7° Не правда ли, что лесть всегда приятна дань?
Как все, мой нежный друг, неверно под луною!
Тебе докажет то комар своей судьбою.
Пленившись пеной золотою,
Он сладости в вине, как ты и я, искал.
Но в сладостном вине конец безумца ждал!
Он там находит смерть, где жизнь для нас с тобою.
• ЭПИГРАММЫ •
[•]
Пускай бы за грехи доход наш убавлялся!
Такой переворот для Хама не печаль!
Он в петлю собирался,
Попал бы в госпиталь!
[•]
„Ты драму, Фефил, написал?»—
„Да! как же удалась! как сыграна! не чаешь!
Хотя бы кто-нибудь для смеха просвистал!»—
„И! Фефил, Фефил! как свистать, когда зеваешь
[*]
Не знаю почему, по дружбе или так,
Папуре вздумалось меня визитом мучить!
Скучает сам, чтоб мне наскучить.
ш
С повязкой на глазах за шалости Фемида! —
Уж наказание! уж подлинно обида!
Когда вам хочется проказницу унять,
Так руки ей связать.
[5]
О непостижное злоречие уму!
Поверю ли тому,
Чтобы, Морковкина, ты волосы чернила?
Я знаю сам, что ты их черные купила.
Для Клима все как дважды два!
Гораций, Ксенофонт, Бова,
Лаланд и Гершель астрономы,
И Мирамонд и Мушенброк
Ему, как нос его, знакомы.
О всем кричит, во всем знаток!
Судить о музыке начните:
О торге речь с ним заведите:
Хирургус, проповедник, физик,
Клим, словом, все! и Клим —ничто!
[г]
Сей камень над моей возлюбленной женой!
Ш
Трим счастия искал ползком и тихомолком;
Нашел —и грудь вперед, нос вздернул, весь иной! —
Кто втерся в чин лисой,
Тот в чине будет волком.
[9]
Ты сердишься за то, приятель мой Гарпас,
Что сын твой по ночам сундук твой посещает!
И философия издревле учит нас,
Что скупость воровство рождает.
[ю]
Испытанных друзей для новых забывать
Есть — цвет плоду предпочитать!
[п]
НОВОПОЖАЛОВАННЫЙ
— Приятель, отчего присел? —
„Злодей корону на меня надел!»—
Что ж! я не вижу в этом зла! —
„Ох, тяжела!»
[и]
Румян французских штукатура;
Шатер, не шляпа на плечах;
Под шалью тощая фигура,
Вихры на лбу и на щеках,
Одежды легкой подозренье;
На перстне в десять крат алмаз:
Все это смертным в удивленье,
По свету возят на показ
В карете модно-золоченой
И называют — Альцидоной!
[>з]
У нас в провинции нарядней нет Любови!
По моде с ног до головы:
Наколки, цвет лица, помаду, зубы, брови,—
Все получает из Москвы.
[14]
НА ЧИЧЕРИНА
Сибири управленьем
Мой предок славен был,
А я, судьбы веленьем,
Дормез себе купил.
[•5]
„Скажи, чтоб там потише были!»—
Кричал повытчику судья,—
„Уже с десяток дел решили,
А ни единого из них не слышал я».
— СТИХОТВОРЕНИЯ 1806 ГОДА —
[16]
Едва лишь что сказать удастся мне счастливо,
Как Древность заворчит с досадой: „Что за диво!
Я то же до тебя сказала, и давно!»
Смешна беззубая! Вольно
Ей после не придти к невежде!
Тогда б сказал я то же прежде.
[г]
Дидона! как тобой рука судьбы играла!
Каких любовников тебе она дала!
Один скончался — ты бежала;
Другой бежал — ты умерла!
Барма, нашед Фому чуть жива, на отходе,—
Скорее! закричал,— изволь мне долг платить!
Уж завтраков теперь не будешь мне сулить! —
„Ох! Брат, хоть умереть ты дай мне на свободе!»—
Вот, право, хорошо! хочу я посмотреть,
Как ты, не заплатив, изволишь умереть!
За нежный поцелуй ты требуешь сонета,
Но шутка ль быть творцом четырнадцати строк
На две лишь четки рифм? Скажи сама, Лилета:
„А разве поцелуй безделка!» Дай мне срок!
Четыре есть стиха, осталось три куплета.
О Феб! о добрый Феб! не будь ко мне жесток,
Хотя немножечко парнасского мне света!
Еще строфа! Смелей! Уж берег недалек!
Но вот уж и устал! О мука, о досада!
Здесь Лила — поцелуй! тут рифма и — надсада!
Как быть? Но Бог помог! еще готов терцет!
Еще б один — и все! пишу! хоть до упада!
Вот!.. Вот! почти совсем!.. О радость, о награда!
Мой, Лила, поцелуй, и вот тебе сонет!
ЭПИТАФИЯ ЛИРИЧЕСКОМУ ПОЭТУ
Здесь кончил век Памфил, без толку од певец!
Сей грешный человек — прости ему Творец! —
По смерти жить сбирался,
Но заживо скончался!
СТАРИК К МОЛОДОЙ И ПРЕКРАСНОЙ ДЕВУШКЕ
Как сладостно твоим присутствием пленяться!
И как опасно мне словам твоим внимать!
Ах, поздно старику надеждой обольщаться,
Но поздно ль, не имев надежды, обожать?
ЭЛЬМИНА К ПОРТРЕТУ СВОЕЙ МАТЕРИ,
писанному ее дочерью, которых она в одно время лишилась
Мой жребий прежде был их страстно обожать;
Теперь при сладостном душе изображенье,
Подобии одной —другой произведенье,
Живу, чтобы по них, погибших, унывать.
Священный, милый след двух сердцу незабвенных,
Последний памятник столь ясных жизни лет!
Питая скорбь об них, толь быстро похищенных,
Ты счастье заменишь, которого уж нет.
РУШЕ К СВОЕЙ ЖЕНЕ И ДЕТЯМ ИЗ ТЮРЬМЫ,
О вы, которые в душе моей хранились!
Хотите ль знать, почто мой скорбный взор угас
Когда под киетию черты сии творились,
Я шел на эшафот, но сердцем был у вас!
* * *
Пленять, а не любить я некогда искал,
Одно рассеянье в любви меня прельщало;
Но я с рассеяньем веселье чувств узнал,
И чувств веселие моим блаженством стало!
Се он, на жизни путь судьбою приведенной!
Беспечен, весел, тих, играет на цветах!
О чистая краса невинности священной!..
Пред ним веселие на радужных крылах
Летит и дольный мир сияньем украшает!
Он радость бытия из полной чаши пьет!
Он в даль сокрытую очей не устремляет!
Готов в безвестный путь! Готов —куда влечет
Незримая судьба таинственной рукою!
Увы! Что рок ему обресть определил?
К блаженству ль он придет начертанной стезею?
Иль скорбь ему в удел Могучий положил?
Невинность мирная! блажен своим незнаньем…
Гляди с надеждою, с душевной чистотой,
С непотрясаемым на благость упованьем!
Довольно: есть Творец, и счастье — жребий твой.
* * *
Опять вы, птички, прилетели
С весною на кусточек мой,
Опять вы веселы, запели.
А я… все с прежнею тоской!
Ах, птички, сжальтесь, замолчите!
Уже со мною друга нет!
Или его мне возвратите
Или за ним пуститесь вслед.
Меня оставил он, жестокой,
И в край безвестный улетел!
Когда в своей он все нашел?..
<М. А. ПРОТАСОВОЙ)
М* НА НОВЫЙ ГОД
при подарке книги
На Новый год в воспоминанье
О том, кто всякий час мечтает о тебе!
Кто счастье дней своих, кто радостей псканье
В твоей лишь заключил, бесценный друг, судьбе!
[*]?
ПРИ ПОСЫЛКЕ АЛЬБОМА
Невинность мирная, краса души твоей,
Под сенью матери с тобой да сохранится!
О небо, пусть идет веселия стезей!
Да скорбью никогда сей взор не помрачится!
[з]
* * *
Собой счастливить всех — прелестный жребий твой!
Счастливых близ тебя внимай благословенье!
Невинный, милый друг, храни души покой!
Да сохранит тебя святое Провиденье!
ТОСКА ПО МИЛОМ
Дубрава шумит;
Сбираются тучи;
Склонившись, сидит
В слезах, пригорюнясь, девица-краса;
И полночь и буря мрачат небеса;
И черные волны, вздымаясь, бушуют;
И тяжкие вздохи грудь белу волнуют.
„Душа отцвела;
