истинных душ. Наш Озеров — если он убит, о, для чего не вверил он себя добрым, для чего надеяться, что все будут плести венок — завистник ввязывается в это дело, чтобы разорвать его… Ах! Если бы мог дойти до него глас участия и истинного удивления его дару: но та же чувствительность, которая его вдохновила, и погубила его! Да отмстит за него по-томство! Друзья, чтобы быть счастливыми, поэтам удалиться от той сцены, на ко¬торой раздается слава, и любить более наслаждение, нежели хвалу! Слава и брань низки — это скелет, обвитый цветами! Работа сама собой служит и наградою! А го¬лос немногих — вот слава, которою питаются несуетность и сердце! Тот же Карам¬зин будь нам примером» (Впервые опубликовано П. А. Ефремовым в С 9. Т. 1. С. 529, с неточностями и пропусками нерасшифрованных слов).
Ст. 1—2. Друзья, тот стихотворец—горе, IIВ кои без похвал восторга пет…— В бе-ловом автографе № 2 эти стихи читаются: «Ты, Пушкин, стихотворец-горе, // Ты, Вяземский, прямой поэт…» В авторизованном списке из альбома П. А. Вяземско¬го (копия) эти стихи поправлены рукою П. А. Вяземского в общепринятой редак¬ции. В «Выдержках из старых бумаг Остафьевского архива» Вяземский так про-комментировал эту правку: «Забавно и для характеристики Жуковского нелишне заметить, что в послании его (…) было прежде сказано: „Ты, Пушкин, стихотво¬рец-горе, // Ты, Вяземский, прямой поэт…» И не подумайте, чтобы заключался тут эпиграмматический намек и умысел. Ему только хотелось попенять Пушкину за то, что он жалуется на зависть и завистников, что он скорбит и хнычет, а меня похвалить за то, что я не унываю, сам вступаю с завистниками в рукопашный бой и смело отгрызываюсь. В детском простосердечии ему и не приходило в догадку, что Пушкин мог обидеться. Насилу уговорил я его переменить стих, которым на¬смешники могли бы заклеймить нашего доброго приятеля» (РА. 1866. С. 876—877).
704
Ст. 21—28. Его блажежтво прямо с неба ~ От недостойных одобренья?..— О влия-нии этого фрагмента послания на пушкинский «Разговор книгопродавца с по¬этом» см.: Семенко. С. 134—136.
Ст. 29. Один, среди песков, Мемнон…— Мемнон, в греч. мифологии сын богини утренней зари Эос, пал от руки Ахилла в Троянской войне. Греки называли Мем-ноном одну из статуй египетского фараона Аменхотепа III близ Фив. Будучи по-вреждена землетрясением, на утренней заре статуя издавала звук, подобный зво¬ну струны: считалось, что это душа Мемнона приветствует свою мать. В лирике Жуковского 1814 г. образ Мемнона встречается весьма часто, как метафора поэти-ческого вдохновения, ср. стихотворение «Добрый совет. В альбом В. А. А.(збуки-ну)» («Пока заря не воссияла—// Бездушен, хладен, тих Мемиои…»), а также фрагмент первопечатной редакции послания «К Воейкову» («Добро пожаловать, певец…»), исключенный из редакции С 1—5 («Как древле статуя Мемнона // Зву¬чала арфой Аполлона…»; подробнее см. в комментарии к посланию «К Воей¬кову»). Гравированный фронтиспис первого тома С 1, выполненный по эскизу А. Н, Оленина (УС. 13), изображает статую Мемнона. П. Н. Сакулии и И. П. Га¬люн отмечают, что интерпретация образа Мемнона Жуковским свидетельствует о явном знакомстве последнего с «Фрагментами» Новалиса, ср.: «Дух поэзии есть ут¬ренний свет, заставляющий статую Мемнона издавать звуки» (Сакулии П. Н. Взгляд Жуковского на поэзию // Вестник воспитания. 1902. № 5. С. 86; Галюн И. П. К вопросу о литературных влияниях в поэзии Жуковского. Киев, 1916. С. 24).
Ст. 56. Увы! Димитрия творец…— Владислав Александрович Озеров (1769—1816), драматург, автор трагедии «Димитрий Донской» (1806), имевшей огромный ус¬пех, тяжело переживал неудачу своей последней трагедии «Поликсена» (1808), провал которой современники, и особенно будущие арзамасцы, приписывали ин¬тригам и зависти А. А. Шаховского (1777—1846), драматурга и режиссера, репер¬туарного члена дирекции императорских театров и члена «Беседы любителей рус¬ского слова». Душевное расстройство Озерова, прекращение литературной дея¬тельности и вскоре за этим последовавшую смерть поэты круга Жуковского не¬гласно вменяли в вину Шаховскому: под «завистниками» и «вероломными» в по¬сланиях В. Л. Пушкина, П. А. Вяземского и В. А. Жуковского подразумевает¬ся именно он (см. об этом: Варпаховский И. К биографии В. А. Озерова // РА. 1869. Стб. 2029—2032; Вяземский П. А. По поводу предыдущей статьи // Там же. Стб. 2032—2045; Гиллельсон М. И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. Л., 1974. С. 3—34).
Ст. 62—65. Из лавров сей венец свила ~ Их иглы славное чело…— Эти стихи Жу-ковского вызвали образ «терна славы» в пушкинском «Разговоре книгопродавца с поэтом» и «венца тернового, увитого лаврами» в стихотворении М. Ю. Лермонтова «Смерть поэта» (см.: Лебедева О. Б. «Разговор книгопродавца с поэтом» // Приме¬ры целостного анализа художественного произведения. Томск, 1988. С. 11; Де-вицкий И. И. В. А. Жуковский и стихотворение Лермонтова «Смерть поэта» // Те¬зисы докладов и сообщений 1 научно-методической конференции Кокчетавского пед. ин-та. Кокчетав, 1967. С. 45—47).
705
Ст. 74. Моиньг душу создала…— Моина, героиня трагедии В. А. Озерова «Фин¬гал» (1806) на сюжет «Поэм Оссиана».
Ст. 96. Обвитый розами скелет…—Жуковский неоднократно цитирует этот свой стих в письмах к родным из Петербурга в 1815 г.: «Беспрестанно уверяюсь, что я написал божественные истины в моем послании к Вяземскому и Пушкину. Нет ничего презрительнее той славы, которой все обыкновенно ищут! Обвитый розами скелет — выражение, разительно справедливое» (УС. С. 19); «Обвитый роза¬ми скелет Это можно сказать не об одной славе, но и о жизни, то есть о том, что называют жизнью в обыкновенном смысле, об этом беспрестанном движении, об этих разговорах без интереса, об этих свиданиях без радости и разлуках без сожа¬ления, об этом хаосе света—скелет! скелет!» (Там же. С. 21). Этот последний фрагмент письма А. И. Елагиной С. П. Шевырев процитировал в своей речи «О значении Жуковского в русской жизни и поэзии» (Москвитянин. 1853. Т. 1. Кн. 2. Отд. 1. С. 86).
О. Лебедева
Записка к Свечину
(«Извольте, мой полковник, ведать…» (С. 349)
Автограф (РГАЛИ, оп. 1, № 13, л. 19) — черновой, с заглавием: «Записка к Свечину».
Копия (РНБ, оп. 1, № 15, л. 67 об.) — рукою В. И. Губарева, с тем же за¬главием.
В прижизненные собрания сочинений не входило. Впервые: РА. 1864. № 10. Стб. 1049.
Печатается по тексту этой публикации, со сверкой по автографу. Датируется: 16 октября 1814 г.
В тетради долбинских стихотворений автограф «Записки к Свечину» находится в контексте «Записки к баронессе» (17 октября) и «Записки к Полонским» (19 ок¬тября, понедельник), что позволяет точно ее датировать пятницей, 16 октября 1814 г., т. е. накануне «завтрашнего субботнего дня».
Адресатом записки является Николай Петрович Свечин (1776—1823), профес-сиональный военный, который, будучи командиром первого пехотного полка, участвовал в Отечественной войне 1812 г. в составе Московского ополчения. С 1811 по 1816 г. он занимал должность предводителя дворянства Белевского уезда Тульской губ. и наездами жил в Туле и Белеве.
С Жуковским его связывало не только участие в военных действиях в составе одного полка, но и родственные отношения: он был мужем племянницы Жуков¬ского Марии Николаевны Вельяминовой, которой в юности увлекался поэт (Письма Андрея Тургенева. С. 378, 392). Менее известна деятельность Н. П. Све-чина как переводчика, автора нескольких комедий, которые даже шли на москов¬ской сцене. Именно эта сторона его личности и привлекала к нему Жуковского, делала его собеседником поэта и слушателем его произведений.
706
За биографические сведения о Н. П. Свечине автор выражает глубокую при-знательность Н. В. Самовер, любезно предоставившей ему материалы статьи «Н. П. Свечин» для словаря «Русские писатели. 1800—1917». Т. 5. (В печати).
А. Янушкевич
Записка к баронессе
(«И я прекрасное имею письмецо…») (С. 350)
Автограф (РГАЛИ, оп. 1, №13, л. 9) — черновой, без заглавия, с датой: «17 октября».
Копия (РНБ, оп. 1, № 15, л. 17—17 об.) — рукою В. И. Губарева, с заглавием: «Записка к баронессе».
При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: РА. 1864. № 10. Стб. 1014—1015.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу. Датируется: 17 октября 1814 г.
Адресат записки — Мария Алексеевна Черкасова (урожд. Кожина; ум. между 1816 и 1821 гг.: к 1816 г. относится последнее упоминание М. А. Черкасовой в пись¬мах М. А. Протасовой к А. П. Киреевской, а в 1822 г. в качестве жены И. П. Чер¬касова М. А. Мойер-Протасова уже называет Пелагею Андреевну Полонскую — УС. С. 177, 280) — первая жена барона И. П. Черкасова. Жуковского связывали с ней отношения дружбы и взаимной симпатии. М. А. Черкасова участвовала в по¬пытках друзей и родственников Жуковского склонить Е. А. Протасову к согласию на брак поэта с Машей Протасовой. В письме к А. П. Киреевской от 16 апреля 1814 г. Жуковский просил ее поговорить о его обстоятельствах с баронессой Чер¬касовой: «Я уверен, что Марья Ал.(ексеевна) много для нас сделать может. Скажи¬те ей, что, узнавши о ее участии, о том, что она за меня молилась, я привязался к ней, право, сыновнею благодарностию» (РС. 1883. Т. 37. № 2. С. 436). В письме к А. И. Тургеневу от 5 мая 1814 г. из Черни Жуковский тоже говорит о баронессе Черкасовой как о своей стороннице (ПЖТ. С. 116). Согласно данным хронологи¬ческой росписи долбинских стихотворений (РНБ, оп. 1, № 77, л. 25), Жуковский гостил в Володькове у баронессы Черкасовой 9—10 октября, 20—22 октября, 6 но¬ября, 24 ноября, 13 и 22—24 декабря 1814 г. С одним из этих визитов (20—22 ок¬тября) и связана «Записка к баронессе», предупреждающая адресата о скором приезде Жуковского.
Ст. 2—3. От нашей Долбинской Фелицы II Приписывают в нем и две ее сестри-цы…— Фелица, персонаж сказки Екатерины II «О царевиче Хлоре» и героиня оды Г. Р. Державина «Фелица» (1783), посвященной Екатерине II как олицетворению мудрости, добродетели и справедливой власти. «Долбинской Фелицей» Жуков¬ский здесь называет хозяйку поместья А. П. Киреевскую; «две ее сестрицы» — А. П. Юшкова-Зонтаг и Е. П. Юшкова-Азбукина. «Письмецо», о котором говорит¬ся в первом стихе—вероятно, уведомление о сроке возвращения трех сестер из Москвы (см. примеч. к стих. «Бесподобная записка к трем сестрицам в Москву»).
707
Ст. 8. То есть во вторник, быть с детьми располагаю…—Жуковский собирался выехать навстречу А. П. Киреевской в Володьково с ее детьми, Иваном, Петром и Марией (см. примеч. к стих. «Записка к Полонским»).
Ст. 14. Мои цыпляточки с Натальею-наседкой…—Т. е. дети А. П. Киреевской, оставленные под присмотром Натальи Андреевны Азбукиной, сводной сестры Протасовых. Н. А. Азбукина, жившая в 1814—1815 гг. в семьях Протасовых и Ки-реевских, неоднократно упоминается в письмах Жуковского этого периода (РС. 1883. Т. 37. № 2. С. 443, 453) и в письмах М. А. Протасовой к А. П. Киреевской (УС. С. 136, 178).
Ст. 39. Как ведьму черт унес…— Имеется в
