душу восхищает,
В нее восторга чувства льет,
Вдыхает ей благоговенье—
И я блажу светил творца.
III
Но тамо —что пред взор явилось?!
Какие солнца там горят?
Вокруг его венец лучей.
Утес, висящий над валами
Морских бесчисленных пучин,
Веков теченьем поседевший,
Его подъемлет на хребте.
IV
Дерзну ль рукой покров священный,
Дерзну ль святилище проникнуть,
Где лавр с оливою цветет? —
К тебе все смертные стремятся
з° Путями крови и добра;
Но редко, редко достигают
Под сень престола твоего!
V
Завеса вскрылась — созерцаю:
Се, вижу, сердцу милый Тит,
Се Антонины, Адрианы;
Но Александров — нет нигде.
Главы их лавр не осеняет,
В кровавой пене он погряз,
Он бременем веков подавлен —
4° Но цвел ли в мире он когда?
VI
О Александр, тщеславный, буйный,
Стремился иго наложить
И тяжки узы ты вселенной!
Твой меч был грозен, как перун;
Твоя мысль —молний скорых бег;
Пределов гордость не имела;
Но цель была лишь только дым!
VII
К чему мечтою ты прельщался?
5° Какой ты славе вслед бежал?
Где замысл твой имел пределы?
Где пункт конца желаньям был?
Алкал ты славы —и в безумстве
Хотел ты бранями быть громок —
VIII
Героя званием священным
Ах, что герои, когда лишь кровью
60 Его написаны дела?
Когда лишь звуками сражении
Он в краткий век свой знатен был?
Когда лишь мужеством и силой
Он путь свой к славе отверзал?
IX
Единой будет славен он?
Неужто, кровпю омытый,
Его венец пребудет свеж?
Ах, нет! засохнет и поблекнет,
т° И обелиск его падет;
Он порастет мхом и травою,
И с ним вся память пропадет.
X
Герои света, вы дерзали
Но кто, какое сердце скажет,
Что вы достойны были впрямь
Сего названия почтенна?
Виясь у ног, вас прославляет!
80 Но что неискрення хвала?..
XI
Героем тот лишь назовется,
Кто добродетель красну чтит,
Кто лишь из должности биется,
Кто побеждает — победивши,
Врага лобзает своего
И руку дружбы простирает
К нему, во знак союза с ним.
XII
Кто сирым нежный покровитель;
9° Кто слез поток спешит отерть
Благодеяния струями;
Кто ближних любит, как себя;
Кто благ в деяньях, непорочен,
Кого и враг во злобе чтит —
Единым словом: кто душою
Так чист н светл, как божество.
XIII
Венцов олпвных тот достоин,
Тот храма славы лишь достигнет,
100 В потомстве вечно будет жить,—
И человечество воздвигнет
И слезы жаркие польются
XIV
Я в куще тихой, безмятежной
Несчастных сонм, гоним судьбой;
И меч мой острый, меч огнистый
110 Благодеянья будет луч;
Он потечет —н побеждает
Сердца и души всех людей.
XV
Косою время не сразит;
Мой славы храм не сокрушится:
Он будет иссечен в сердцах;
Меня мечтанья не коснутся,
Я теням вслед не побегу,
И солнце дней моих затмится,
120 Зарю оставя по себе.
Вечерний колокол печально раздается,
Бледнеющего дня последний час биет,
Шумящие стада долины оставляют;
Усталый земледел задумчиво идет
В шалаш спокойный свой.—В объятиях природы,
Под кровом тишины здесь буду я мечтать.
В туманном сумраке таятся горы, воды;
Все тихо —лишь в траве кузнечики стучат,
Лишь слышится вдали пастуший рог унылой;
10 На древней башне сей, плющом и мхом покрытой,
Пустынныя совы я дикий слышу вой,—
Она стон жалобный к луне возносит свой
На странников ночных, которы возмущают
Ее безмолвного жилища мертвый сон,
И тайную ее обитель посещают!..
Здесь, где молчание воздвигло черный трон,
Где ивы дряхлые, рукою лет согбенны,
Из ветвей лиственных сплетают кров священный,
Где вязы древние, развесисты шумят,
20 Бросая мрачну тень на мирные могилы;
Здесь праотцы села, в безмолвии унылом,
Почивши навсегда глубоким сном, лежат.
Дыханье свежее рождающего дня,
Ни крики ласточки, в гнезде своем сидящей,
Ни голос петуха, ни стон рогов дрожащий,
Ничто не воззовет от тяжкого их сна!
Пылающий огонь, в горнилах извиваясь,
Их в зимни вечера не будет согревать,
Не будут более сынов своих лобзать,
30 От тягостных трудов в шалаш свой возвращаясь…
Как часто их рука сверкающей косой
Ссекала тонкий клас на ниве золотой!
Как часто острый плуг, их мышцей напряженный,
Взрывал с усилием упорные поля,
Как часто крепкие, корнистые древа
Валилися, под их секирой сокрушенны!
Пускай сын роскоши, богатством возгордясь,
Над скромной нищетой кичливо возносясь,
Труды полезные и сан их презирает,
4° С улыбкой хладныя надменности внимает
Таящимся во тьме, незвучным их делам:
Часа ужасного нельзя избегнуть нам!
На всех ярится смерть — любимца громкой славы!
Вельможу-Кесаря, дающего уставы,
Всех ищет грозная и некогда найдет!
Путь славы и честей ко гробу нас ведет…
Слепого счастия наперсники надменны,
Не смейте спящих здесь безумно укорять
За то, что кости их в забвении лежат,
5° Что в сей обители, их теням посвященной,
Где в тихом пении, святом, благоговейном
Несется к небесам молений глас святых —
Нет гордых мраморов над скромной перстью их!
Зачем над мертвыми, истлевшими костями
Гробницы возносить, надгробия писать?
Души в холодный прах нам вечно не призвать!
И гимны почестей, гремящи над гробами,
Немого тления не властны оживить!
Неумолиму смерть хвала не обольстит!
60 Ах, может быть, под сей могилою таится
Прах сердца нежного, умевшего любить,
И кровожадный червь в сухой главе гнездится
Рожденной быть с венцом и мыслями парить
Иль восхищаться лир гармонией чудесной!
Науки светлые, питомицы веков,
Не озарили их светильником небесным!
Согбенны тягостью невольничьих оков,
В заветной нищете они свой век влачили,
И дар сердец своих безумно истощили…
Как часто редкий перл таится в мраке волн!
7° Как часто лилия в пустыне расцветает
Не зримая никем, безвестно увядает!
Там, может быть, лежит неведомый Мильтон,
И в узах гробовых безмолвствуя, хладеет;
Там, может быть, Кромвель неукротимый тлеет,
Что кровью сограждан еще не обагрял
Полей отеческих, и власти не искал!
Сенатом управлять державною рукою,
Сражаться с вихрем бед и грозною судьбою,
80 Обилье, счастие на смертных проливать,
В слезах признательных дела свои читать —
Сего их рок лишил своим определеньем!
Но если путь добра для них он сократил,
То много скрыл от них путей ко преступленьям;
Он им стезей убийств стремиться запретил
К престолам, пышностью и славой окруженным.
Простые их сердца умели сострадать
Несчастным, жертвам зол, судьбою осужденным;
Ланиты их могли стыдливостью пылать!
9° И страсти буйные в их кущах безмятежных
Не смели возмущать невинности святой;
Ни славя, ни виня безвестный жребий свой,
Не знав ни счастия, ни бед ожесточенных,
Без страха и надежд в долине жизни сей
Они спокойно шли тропинкою своей…
В сем месте, где их персть лежит уединенно,
Простою резьбою, не златом украшенной,
Воздвигнут монумент спокойным теням их;
Здесь трудным шествием прохожий утомленной
100 Воссядет и почтит слезою память их —
Нет пышной надписи над скромною могилой!
Чистосердечие на ней рукой нельстивой
Их лета, имена потщилось начертать,
Евангельску мораль вокруг изобразило,
В которой мы должны учиться умирать!
Сыны безмолвия, почийте мирным сном!
Ваш подвиг совершен! —во мраке гробовом
Угрюмая судьба на вас не ополчится!
Нам всем один предел, но в землю всем сокрыться!
110 И мой ударит час последний, роковой,
И я, как юный цвет, увядший в летний зной,
Как нежный гибкий мирт, грозою низложенный,
Поблекну! —наша жизнь лишь быстрый сон мгновенный
Но кто с сей жизнию без горя разлучался!
Кто прах свой, по себе, забвенью оставлял?
Без сожаления с сим миром расставался,
И взора горького назад не обращал?
Ах, сердце нежное, природу покидая,
Надеется друзьям оставить пламень свой!
120 И взоры тусклые, навеки угасая,
Хотят взглянуть на них с последнею слезой!
Для них глас нежности в могиле нашей слышен;
Для них наш мертвый прах и в самом гробе дышит!
Здесь буду я сокрыт! —сюда любимец мой
Придет с задумчивой, унылою тоской,
И оросит мой гроб сердечными слезами,—
Когда ж судьбу мою захочет он узнать,
Седой поселянин, согбенный под летами,
Воспомнит обо мне и будет отвечать:
А3° „Он часто на заре, в долине мне встречался,
Когда, проснувшись с днем, спешил на холм взойти,
Чтоб солнце в утреннем сиянье обрести…
Там в роще иногда в унынии скитался,
Свои страдания природе поверял,
И взором горестным свой жребий укорял;
Здесь часто, в мрачное безмолвье погруженной,
Стоял над тихою спокойною рекой,
Которая в кустах течет уединенно;
Тут иногда сидел вечернею порой,
А4° Небрежно голову на руки наклонивши,
И взоры томные в источник устремивши,
Который в тростнике виется и журчит;
Он часто слезы лил, как будто странник бедный,
Отчизны мплыя, друзей, всего лишенный,
Которого и жизнь несчастно тяготит…
Он сохнул и увял; напрасно я в долине,
На холме у ручья несчастного искал!
Увы! нигде его уж больше не встречал!..
Все стало без него печальною пустыней!..
Наутро колокол надгробный зазвучал,
И стоном медленным, казалось, мне сказал:
Он кончил трудный путь, путь зол и испытаний!
Здесь, в сей юдоли тьмы сокрытой от страданий,
Спит непробудным сном безмолвный прах его,
Прочти надгробие любимца своего!»
Здесь бедный юноша сокрыт в земле сырой!
Не знав, что счастие? он век окончил свой!
Как странник, в мире сем печально он скитался!
Без утешения с природой он расстался!
Он был душою добр, он сердцем нежен был;
Несчастных, злобою и роком угнетенных
Дарил последним он —слезою сожаленья;
В награду от небес он друга получил!
Прохожий! наша жизнь как молния летит!
Родись! —Страдай! —Умри! —вот все, что рок велит!
А Worm! а God!
Young
„Ничтожный человек! что жизнь твоя? — Мгновенье.
Взглянул на дневный луч —и нет тебя, пропал!
Из тьмы небытия злой рок тебя призвал
На то лишь, чтоб предать в добычу разрушенья;
Как быстра тень, мелькаешь ты!
Игралище Судьбы, волнуемый страстями,
Как ярым вихрем лист,—ужасный жребий твой
Бороться с горестью, болезньми и собой!
Несчастный, поглощен могучими волнами,
Ты страшну смерть находишь в них.
В бессилии своем, пристанища лишенный,
Гоним со всех сторон, ты странник на земли!
Что твой парящий ум? что замыслы твои?
Дыханье ветерка,—и где ты, прах надменный?
Где жизни твоея следы?
Ты дерзкой мыслию за небеса стремишься! —
Сей низложенный кедр соперник был громам;
Но он разбит, в пыли, добыча он червям.
Где мощь корней его?.. Престань, безумец, льститься;
Тебе ли гордым, сильным быть?
Ты ныне, обольщен надеждой, зиждешь стены,—
Заутра же они, рассыпавшись, падут;
И персти твоея под ними не найдут…
Сын разрушения! мечта протекшей теин!
Ты веселишь себя надеждой наслаждений:
Их нет! их нет! Сей мир вертеп страданий, слез;
Ты с жизнию в него блаженства не принес;
Терзайся, рвись и будь игрою заблуждений,
Влачи до гроба цепи зол!
Так —в гробе лишь твое спокойство и отрада;
Могила — тихий сон; а жизнь —с бедами брань;
Судьба — невидимый, бесчувственный тиран,
Необоримая ко счастию преграда!
Ничтожность страшный твой удел!
Чего ж искать тебе в сей пропасти мучений?
Скорей, скорей в ничто! Ты небом позабыт,
Один перун его лишь над тобой гремит;
Его проклятием навеки отягченный,
Так в гордости своей, слепой, неправосудной,
Безумец восстает на небо и на рок.
Всемощный! гнев твой спит!.. Сотри кичливый рог,
Воздвигнись, облечен во славе неприступной,
Грянь, грянь! —и дерзкий ляжет в пыль.
Или не знаешь ты, мечтатель напыщенный!
Что неприметный червь, сокрывшийся во прах,
И дерзостный орел, парящий в небесах,
Превыше черных туч и молний вознесенный,
Тебе ли обвинять премудрость Провиденья?
Иль таинства его открыты пред тобой?
Или в делах его ты избран судией?
Иль знаешь ты вещей конец, определенье
II взором будущность проник?
В страданиях своих ты небо укоряешь —
Творец твой не тиран: ты страждешь от себя;
Он благ: для счастия Он в мир призвал тебя;
Из чаши радостей ты горесть испиваешь:
Ужели рок виновен в том?
Безумец, пробудись!’воззри на мир пространный!
Все дышит счастием, все славит жребий свой;
Всему начертан круг Предвечного рукой,—
Ужели ты один, природы царь избранный,
Краса всего, судьбой забвен?
Познай себя, познай! Коль в дерзком ослепленье
Захочешь ты себя за край миров вознесть,
Сравниться со Творцом —ты неприметна персть!
Но ты велик собой; сей
