оп. 2, № 1, л. 17 — рукою М. А. Протасовой, с тем же заглавием, но с дополнительной строфой.

4) РНБ, оп. 2, № 2, л. 16 об.— рукою А. А. Протасовой.

Впервые: ВЕ. 1807. Ч. 31. №4. Февраль. С. 261—262 — с заглавием: «Отры¬вок из Делилева Дифирамба на бессмертие души» и подписью: «В. Ж…Й». В прижизненные собрания сочинений не входило. Печатается по тексту В Е, со сверкой по автографу. Д ати руется: 28 сентября 1806 г.

Как уже явствует из заглавия, стихотворение Жуковского—перевод отрывка из произведения французского поэта и эстетика Жака Делиля (1738—1813) «Dithyrambe sur l’immortalite de Гате» (1794). «Это—гимн, написанный Делилем в 24 часа, по настояниям Робеспьера, которому нужна была ода для праздника в честь Высшего Существа, но не подошедший впрочем к цели, для какой на¬значался» (Резанов. Вып. 2. С. 372). Отрывок, переведенный Жуковским,—это ст. 114—129 оригинала. Весь объем «Дифирамба» Делиля — 231 ст., непосредст¬венным источником перевода является отдельное парижское изд. «Дифирамба» 1802 г., хранящееся в библиотеке поэта и имеющее его многочисленные пометки (Описание. № 2603).

О популярности этого произведения Делиля в России свидетельствуют его многочисленные переводы, в том числе того отрывка, к которому впоследствии обратится Жуковский. В 1802—1803 гг. на страницах карамзинского ВЕ снача¬ла А. Ф. Лабзин (1802. № 23. С. 211—212), а затем Ю. А. Нелединский-Мелецкий (1803, № 5, С. 48; с параллельным французским текстом) печатают свои варианты переложения. Ко второму переводу было сделано следующее редакционное при¬мечание: «В „Вестнике» было напечатано подражание г. Лабзина сим двум Де-лилевым строфам. Вот другой перевод. Читатели решат, который счастливее» (С. 43—44). Перевод Жуковского стал третьим. Вероятно, отбор материала (от¬рывка для перевода) был подсказан Жуковскому его предшественниками, тем бо¬

469

лее что перевод А. Лабзина был напечатан почти одновременно с «Сельским клад-бищем» (ВЕ. 1802. № 24). Ко времени работы Жуковского над переводом появи¬лись и два полных перевода «Дифирамба»—А. Лабзина (СПб., 1804) и А. Пали-цына (М., 1804). Подробнее о рецепции творчества Делиля в России, в частности его «Дифирамба» см.: Резанов. Вып. 2. С. 373; Письма Андрея Тургенева. С. 423.

Первоначально, как это явствует из рукописных источников, Жуковский коле¬бался в определении объема отрывка для перевода. В рукописях поэта (автогра¬фы, копия № 3) сохранился текст следующих за «Отрывком» стихов (ст. 130—139 у Делиля):

И кто не оживлен сим сладким ожиданьем!

Сомненьем зыблемый, живимый упованьем,

В обитель смерти человек

Приводит смелую надежду за собою

От тьмы небытия спасти свой краткий век.

На пепле гробовом, с заоблачной главою,

Превознесенный мавзолей.

К престолу Вечного из праха восхищает

Кичливую мечту надменных сих костей!

На бренности гробов он след свой сохраняет

И ах! ничтожество свое!..

Этот текст, впервые опубликованный родственником поэта гр. Н. А. Бреверн-де-ла-Гарди (РС. 1902. Т. ПО. №4. С. 134—136, с разночтением в ст. 8: «К Пред¬вечного стопам из праха восхищает»), как известно, был отброшен поэтом при первой публикации. Вероятно, Жуковский решил сохранить традицию перевода «Отрывка», заложенную А. Ф. Лабзиным и Ю. А. Нелединским-Мелецким на стра¬ницах карамзинского ВЕ.

Работа над переводом «Отрывка» датирована Жуковским 28 сентября 1806 г. Этим же днем обозначено и начало создания «Песни барда над гробом славян-по¬бедителей». Такое совпадение имело в сознании Жуковского свою логику: 12 сти¬хов из «Дифирамба» он первоначально использовал в качестве эпиграфа к своему оригинальному сочинению (см. примеч. к «Песни барда…»).

В творческом сознании Жуковского «Дифирамб» и его автор, Жак Делиль, имели свою историю. Еще из письма Андрея Тургенева к Жуковскому от 9 марта 1803 г. известно об интересе к этому произведению. «Читал ли ты весь дифирамб Делилев (…),— вопрошает он, обращая внимание Жуковского на французский текст стихов: «Assise sur PEternite…», и добавляет: «Поверишь ли ты, что в одном стихе «Ты чуждых берегов минутный посетитель!» — заключается для меня целый трактат об искусстве переводить стихи. Право, это совершенная правда» (Письма Андрея Тургенева. С. 422). В переводе Жуковского эта строка прозвучит так: «О жертва мирная, минутный гость земной». Словно вспомнив слова умершего друга: «целый трактат об искусстве переводить стихи», Жуковский в 1810 г. переводит заключительную часть предисловия Делиля к его переводу «Георгик» Вергилия и дает ему заглавие: «О переводах вообще, и в особенности о переводах стихов»

470

(см.: Эстетика и критика. С. 402). Мотивы и образы «Садов» Делиля в переводе А. Ф. Воейкова получат шутливую интерпретацию в долбинских стихотворениях Жуковского.

А. Янушкевич

Песнь барда над гробом славян-победителей

(«Ударь во звонкий щит! стекитесь, ополченны!..») (С. 79)

Автографы:

1) РГАЛИ, оп. 1, № 20, л. 1—8 —черновой.

2) РНБ, оп. 1, № 12, л. 28—38 об.— черновой, с первоначальным заглавием: «Певец перед вой» и затем другим: «Песнь барда над гробом падших славянских воинов».

3) РНБ, оп. 1, № 14, л. 36—41 об.—беловой, с заглавием: «Бард над гробом падших славян».

Копи и:

1) РНБ, оп. 1, № 13, л. 25 об.— 29 об.— рукою А. А. Протасовой с правкой Жу-ковского, с заглавием: «Бард над гробом падших славян» и датой: «1806 года, сен¬тября 28 и октября 10».

2) РНБ, оп. 2, № 1, л. 9 об.—13 об.— рукою М. А. Протасовой с правкой Жу-ковского, с заглавием: «Песнь барда над гробом славян-победителей» и подзаго-ловком: «Посвящается неустрашимым защитникам отечества».

3) РНБ, оп. 2, № 2, л. 9—13 — рукою А. А. Протасовой, с тем же заглавием.

Впервые: ВЕ. 1806. Ч. 30. №24. Декабрь. С. 266—280 — с подписью: «В. Жу-ковский» и датой: «Белев, 15 ноября», с подзаголовком: «Посвящается неустраши¬мым защитникам Отечества» и эпиграфом из Делиля на французском языке*. Отд. брошюрой (СПб., 1807) — с идентичным текстом.

В прижизненных изданиях: С 1—5. В С 1—4 (отдел «Лирические стихотворе-ния»)— с датой: «1806»; в С 5 — с датой: «1807» по времени публикации. В С 1 примечание: «Стихи сии написаны в конце 1806 г. и относятся к военным обстоя-тельствам того времени». В С 1—5 снят эпиграф и подзаголовок.

Датируется: 28 сентября—15 ноября на основании указаний самого Жу¬ковского.

«Рамка стихотворения» была подсказана Жуковскому И. И. Дмитриевым (Реза¬нов. Вып. 2. С. 378), который в письме поэту от середины 1806 г. предложил ему разработать сюжет «барда на поле битвы после ночного сражения» (Сочинения И. И. Дмитриева. СПб., 1895. Т. 2. С. 207).

Поэтическое зерно произведения содержит эпиграф из «Дифирамба на бес¬смертие души» Жака Делиля. Показательно, что Жуковский выбирает из его тек¬ста ст. 150—157 и 224—228 и соединяет их как некое единство. В русском перево¬де это выглядит так: «Если иногда лесть унижала наши песни, зато чаще наши торжественные звуки заставляют уважать законы и любить отечество. Воинствен¬ный бард переходил из строя в строй, чтобы воодушевлять юношество, устремив¬

471

шееся к битвам. Тиртей пожирал Марса своим пламенем (…). Не будем же позо¬рить пыл, нас воодушевляющий; оставим сладостные песни забав и их родную ли¬ру; прославим великодушного и добродетельного человека» (перевод с француз¬ского цит. по: С 7. Т. 1. С. 494). Подобная контаминация французского текста Де¬лиля в эпиграфе позволяла отчетливее выявить главный поэтический пафос сти¬хотворения. Сам образ Тиртея как элегического певца военной доблести в рус¬ском литературном сознании, особенно после «Певца во стане русских воинов», стал неразрывно связан с именем Жуковского. Так, например, П. А. Вяземский свое поэтическое послание к Жуковскому назвал «К Тиртею славян», а К. Н. Ба¬тюшков в «Надписи к портрету Жуковского» писал: «Он храбрым гимны пел, как пламенный Тиртей…» Причина же снятия эпиграфа при последующих изданиях стихотворения (С 1—5) может быть объяснена двумя причинами: нежеланием по¬казать зависимость от Делиля в разработке русского исторического материала и решением специально создать переложение отрывка из этого дифирамба фран¬цузского поэта (см. примеч. к «Отрывку из Делилева Дифирамба…»).

Заглавие произведения было напоминанием о дарственной надписи на титуль¬ном листе первого изд. «Слова о полку Игореве», сделанной Андреем Тургене¬вым: «Песнь древнего барда новому трубадуру дарит Андрей Тургенев в знак дружбы на память любви. 1800 ноября 24» (Описание. № 2801), тем более что мо¬тивы и образы «Слова…» нашли свое отражение в работе Жуковского над «Пес¬нью барда…», да и, по выражению современника, Жуковский «подобно певцу о полку Игореве, в чудесных стихах оплакал падших в поражении Аустерлицком» (Вигель Ф. Ф. Записки. М., 1891. Ч. 3. С. 136).

Жуковский очень много работал над текстом стихотворения. Об этом свиде-тельствует не только сравнение чернового и белового автографов, но и последую¬щая работа над текстом уже после его журнального варианта и при дальнейших переизданиях (подробнее см.: Резанов. Вып. 2. С. 378—423). В черновых вариан¬тах стихотворение выглядело как своего рода песня-реквием над гробом падших воинов. Затем, под влиянием необычайного патриотического подъема, связанно¬го не только с героическим сопротивлением Наполеону русских войск и их бес¬спорной победой под Кремсом и Шенграбеном (октябрь-ноябрь 1805 г.), но и предчувствием нового победного сражения с Наполеоном, под воздействием ма¬нифеста Александра I от 30 августа 1806 г. Жуковский меняет тональность «Пес¬ни…» Песнь-реквием заменяется хвалой, гимном мужеству русских солдат. Скорб¬ная песнь превращается в песнь славы, о чем свидетельствуют следующие измене¬ния в тексте:

ВЕ

С5

«Проснись, да оживет печаль

в твоих струнах…»; «Да путник видит холм

в долине гробовой…»; «Да камень возвестит,

где ссыльных прах священный»;

«Проснись, да оживет хвала

«Да камень здесь хранит могущих

«Да холм вещает здесь векам

в твоих струнах»;

о бранных днях…»;

след священный».

472

Здесь и в других стихах видны возвышение и мифологизация образов погиб¬ших воинов, заслуживших своею гибелью бессмертие. В этом же направлении ис¬пользовал Жуковский синтез библейского и античного колорита, а также черт славянской и кельтской мифологии. Очевидны в «Песни…» отзвуки поэтической традиции Ломоносова, Державина, Хераскова и оссианических мотивов, о чем свидетельствует сам образ барда (подробнее см.: Резанов. Вып. 2. С. 399—400).

Однако «Песнь барда…» — важная веха в становлении романтической эстетики Жуковского. Это первая «лирическая интерпретация» батальной темы, пришед¬шая на смену парения и патетического восторга канонической оды. Поэт вносит элементы субъективности в область гражданско-патриотической поэзии. Большой успех «Песни…» объясняется именно новаторской установкой Жуковского пред¬ставить патриотизм как выражение личного индивидуального чувства.

«Песнь барда…» как по настроению, так и по форме отвечала чувствам русско¬го читателя. Очень порадовал Жуковского восторженный отзыв А. И. Тургенева и Д. Н. Блудова, о чем он пишет к Тургеневу от 24 декабря 1806 г.: «Стихи напеча¬таны в „Вестнике» прежде, нежели я получил твое воспламеняющее письмо, кото¬рое оживило мой гений (…) твоя похвала и Блудова стоят для меня похвалы всех наших почтенных сограждан и современников» (ПЖТ. С. 28). О том, что «Песнь…» «прославила автора», говорит А. П. Зонтаг (РА. 1902. кн. 2. С. 132). Ф. Ф. Вигель, сравнивая общую тенденцию «Песни…» со «Словом о полку Игореве», утверж¬дал факт общего восторженного восприятия произведения: «Его полюбили» (Ви¬гель Ф. Ф. То же).

Окрыленный успехом и желая широкого распространения «Песни…»,