летают за ним мечты, сии метеоры юного воображения, (…) он вопрошает судьбу; (…) сам за нее отвечает себе, играет призраками и счастлив. (…) Увядают чувства, и бедный человек, лишенный магической силы, которая

5*7

прежде созидала вокруг него волшебный мир, напрасно унылым взором ищет прелестей в пышной, великолепной натуре: вокруг него—развалины! (…) Ах! ко¬му не дороги сии минуты слишком быстрые, сии цветы увядшие?» (ПСС. Т. 8. С. 11—12). Реминисценции из Шиллера в этом пассаже отметил В. Э. Вацуро (Ва¬цуро. С. 85).

В 1806 г. Жуковский предпринял опыт поэтического перевода трех начальных строф «Идеалов», при этом он пользовался ранней, более пространной редакцией подлинника (Резанов. Вып. 2. С. 351). Это стихотворение, известное под названи¬ем «Отрывок» («О счастье дней моих! Куда, куда стремишься…»). Ранний перевод «Идеалов» более свободен в формальном отношении: он выполнен в астрофиче-ской форме, с чередованием стихов 6- и 4-стопного ямба, со значительными смы¬словыми и образными отклонениями от текста подлинника. Фрагментарность пе¬ревода подчеркнута эквивалентом текста в его конце. Соотношение стихотворе¬ний «Отрывок» и «Мечты» в принципе аналогично соотношению двух переводов элегии Т. Грея «Сельское кладбище» (1802 и 1839), двух переводов баллады Бюр¬гера «Ленора» (1808 и 1831), которые всегда осознавались Жуковским как разные произведения: в обоих этих случаях налицо именно метрические и строфические различия перевода. Поэтому «Отрывок» должен входить в основной корпус тек¬стов Жуковского на правах самостоятельного произведения, не опубликованного при жизни, а пара переводов «Отрывок» — «Мечты»—дополнить вышеприведен¬ный список переводов-дублетов, которые традиционно рассматриваются как эсте¬тические манифесты Жуковского.

По своему образно-словесному ряду «Отрывок» больше соотносится с контек¬стом русской поэзии 1800-х гг. и лирики самого Жуковского, чем с оригиналом. Реминисцентные мотивы разочарования и мимолетности юности связывают «От-рывок» с вышеуказанными текстами И. А. Крылова, В. М. Перевощикова, Н. И. Гне-дича, В. С. Филимонова, а также со стих. Жуковского «Прощанье старика» (1806) и элегией «Вечер».

Число подобных реминисценций продолжает увеличиваться в лирике Жуков¬ского 1811 г., причем они относятся и к тем поэтическим образам Шиллера, кото¬рые не были переданы в двух переводах Жуковского. Так, мотив последней стро¬фы подлинника («Minuten, Tage, Jahre streicht») явно повлиял на аналогичные об¬разы быстротекущего времени в стихотворениях 1811 г. «Надпись к солнечным часам в саду И. И. Дмитриева» («И час, и день, и жизнь мелькают быстрой тенью») и «Песня» («О милый друг! теперь с тобою радость…» — «Дни, месяцы и годы про¬летят»); см.: Загарин. С. 120—121, Вацуро. С. 128. Характерная для «Идеалов» Шиллера и стихотворения «Мечты» Жуковского филиация идей невозвратимой юности, цветения-увядания и мечтательности организует эмоциональный рисунок стихотворений «Жалоба» и «Послание к Батюшкову», которые написаны в 1812 г. в непосредственной хронологической близости ко второму переводу «Идеалов».

Основные поэтические формулы и образы этого романса-элегии продолжают давать рефлексы в поэтических текстах Жуковского вплоть до начала 1820-х гг.: «Тургеневу в ответ на его письмо» (1813), «К самому себе» (1814), «Невыразимое» (1818). К числу наиболее поздних отзвуков образности «Идеалов» следует отнести

588

реминисценцию стихов «И неестественным стремленьем // Весь мир в мою теснил-ся грудь» в статье 1821 г. «Рафаэлева Мадонна»: «… все стеснено в малом про-странстве и, несмотря на то, все необъятно, все неограниченно!»

История рецепции стихотворения «Мечты» в русской литературе также весьма насыщенна. Из числа критических откликов необходимо отметить специальную рецензию В. Княжевича «Разбор двух стихотворений, преложенных из Шиллера В. А. Жуковским и М. В. Милоновым» (Благонамеренный. 1821. №23—24), где рецензент отдает предпочтение подражанию Милонова на основании большей близости его к подлиннику—мнение это вполне субъективно, поскольку перело¬жение Милонова еще более свободно, чем перевод Жуковского.

Несравненно большая эстетическая актуальность перевода Жуковского засви-детельствована самим Милоновым, ряд стихотворений которого прямо ориенти¬рован на элегизмы Жуковского, связанные со стихотворением «Мечты» и его большим лирическим контекстом (ср. стихотворение Милонова «Несчастный по¬эт», «Падение листьев»). Прямые реминисценции из «Идеалов» Шиллера в пере¬воде Жуковского обнаруживают стихотворения В. Л. Пушкина «Элегия» (1816),

B. К. Кюхельбекера «Элегия. К Дельвигу» (1817) и «Пробуждение» (1820). Своеоб-разным итогом движения всех этих элегических мотивов, формул и поэтизмов, сконцентрированных для русской лирики 1800—1810-х гг. в переводе «Идеалов» Шиллера Жуковским, стала шестая глава пушкинского романа «Евгений Онегин», где в образе поэта Ленского дается собирательный образ русского романтика, в характеристике его стихов — панорама русской романтической лирики 1810-х гг., а в предсмертной элегии, навеянной чтением Шиллера (и, может быть, именно стихотворения «Идеалы», ср.: «На модном слове „идеал» // Тихонько Ленский за-дремал»— гл. 6, стр. XXII),— квинтэссенция элегических мотивов русской лири¬ки. См. об этом: Гиппиус В. В. Указ. соч. С. 44—45; Виноградов В. В. Стиль Пуш¬кина. М., 1941. С. 172—173; Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М., 1968. С. 284—285; Розова 3. Пушкин и «Идеалы» Шиллера // Slavia. 1937. Т. 14. № 3. С. 378—404; Вацуро. С. 118—119; Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евге¬ний Онегин»: Комментарий. Л., 1983. С. 295—302.

На протяжении XIX в. «Идеалы» Шиллера были одним из самых переводимых произведений немецкого поэта. С 1812 по 1899 г. зафиксировано 17 переводов «Идеалов» (см.: Собр. соч. Шиллера в переводе русских писателей / Под ред.

C. А. Венгерова: В 4 т. СПб., 1901. Т. 1. С. 377—382, библиография А. Г. Горн-фельда).

О. Лебедева

К А. Н. Арбеневой

(«Рассудку глаз! другой воображенью!..») (С. 215)

Автограф (РНБ,оп. 1,№14,л. 104 об.—105 об.)—с датой: «16 июля 1812». Копия (РНБ, оп. 1, № 15, л. 73 об.—74 об.)—рукою В. И. Губарева, без за¬главия.

589

При жизни Жуковского не печаталось.

Впервые: Бумаги Жуковского. С. 34—36 (отрывок); полностью: ПСС. Т. 1. С. 105—106.

Печатается по тексту ПСС, со сверкой по автографу. Датируется: 16 июля 1812 г.

Авдотья Николаевна Арбенева (урожд. Вельяминова; 1784—1831), дочь Ната¬льи Афанасьевны (урожд. Буниной), племянница Жуковского, для которого она была одной из подруг детства (Зонтаг. С. 280). Позднее, в 1814 г., имея влияние на Екатерину Афанасьевну, приняла ее сторону в конфликте по поводу сватовства поэта к М. А. Протасовой.

Жуковский трижды обращался к А. Н. Арбеневой со стихотворными послания¬ми (см. стих. «Хорошо, что ваше письмо коротко…» и «Письмо к ***»). Первое из них по времени написания, данное послание в наибольшей степени отражает те дружеские отношения, которые еще связывали поэта и его адресата. Очевидна связь послания с эстетической позицией Жуковского, с его лирической философи¬ей этого периода.

Ст. 41—42. Давно сказал мудрец еврейский нам: II Все суета!..— сокращенное вы-ражение: «Суета сует, все — суета и томление духа» из книги Екклезиаста, авторст¬во которой приписывается царю Израильско-Иудейского царства Соломону (X в. до н. э.).

Я. Реморова

(К А. Н. Арбеневой)

(«Хорошо, что ваше письмо коротко…») (С. 218)

Автограф неизвестен.

Копия (РНБ, оп. 1, № 15, л. 73—73 об.) — рукою А. И. Тургенева, с правкой П. А. Вяземского и поправками Жуковского.

Впервые: Бумаги Жуковского. С. 47 (ст. 1—9); полностью: РА. 1900. Кн. 3. № 9. С. 192—194 — с заглавием: «Послание к неизвестному лицу» и датой: «1812».

Печатается по тексту первой публикации, сверенному с авторизованной копией, но без заглавия.

Датируется: начало августа 1812 г.

В письме к Н. Ф. Грамматину от января 1813 г. К. Н. Батюшков сообщал: «Князь Вяземский прислал мне стихи Жуковского: два послания к его знакомке, г-же Арбеневой, и послание ко мне, ответ „Пенатам»…» (Батюшков. Т. 2. С. 239). Традиционно комментаторы говорят лишь об одном послании к А. Н. Арбене¬вой— «Рассудку глаз! другой воображенью!..»

Но есть все основания предполагать, что именно данное послание получил Ба-тюшков от Вяземского в январе 1813 г. Во-первых, в копии, извлечения из кото¬рой, видимо, и были сделаны для Батюшкова Вяземским, о чем свидетельствует его правка, оно непосредственно предшествует посланию «К А. Н. Арбеневой»

590

(«Рассудку глаз! другой воображенью!..»). Во-вторых, очевидна перекличка обра¬зов двух посланий (ср.: «… Не славно быть циклопом однооким» — «И был бы я циклопом»; «А мой султан — султанам образец» — «Но я служу давно! // Кому? — Султану Фебу!» и т. д.), да и само упоминание фамилии адресата в тексте более чем красноречиво. Содержание послания позволяет говорить и о времени его на¬писания: между 3 и 12 августа 1812 г. 3 августа, на дне рождения А. И. Плещее¬вой в Черни, Жуковский спел романс «Пловец», вызвавший гнев Е. А. Протасовой (см. примеч. к стих. «Пловец»). Видимо, слухи об этом дошли до Н. Арбеневой, которая посоветовала Жуковскому идти в армию: «Итак, за приглашенье // Идти служить царю // Я вас благодарю…»

Ст. 20—21. Исткпите (…) око, II Смущающе вас…— Мф 18 9.

Ст. 27—28. Петр Яковлев, правитель с округами Орла!..— речь идет о Петре Ива-новиче Яковлеве, бывшем в то время орловским губернатором.

Ст. 54. Таскал стихи Хлыстова…— рукою П. А. Вяземского в копии поправлено: «Хвостова». Речь идет о гр. Д. И. Хвостове (1757—1835), члене «Беседы», получив-шем в карамзинских кругах прозвище Хлыстов. Ср. в послании «К Воейкову» («О Воейков! Видно нам…»): «… Вот Хлыстов // Меж огромными ушами, // Как Тантал среди плодов, // С непрочтенными стихами». В «Доме сумасшедших» Воейкова (гл. 23) он также выведен под этим прозвищем.

Ст. 59. Кубышкииа сухого…— рукою П. А. Вяземского исправлено на: «Кутузо¬ва». Имеется в виду П. И. Голенищев-Кутузов (1767—1829), поэт и переводчик, соперник Жуковского в переводе сочинений Т. Грея, адресат многих эпиграмм.

А. Янушкевич

(К Екатерине Афанасьевне Протасовой)

(«Скажите, Катерина!..») (С. 220)

Автограф (ПД. Р. I, оп. 9, № 34, л. 1 об.) — беловой, без заглавия. При жизни Жуковского не печаталось.

Впервые: РБ. 1915. № 1. С. 27—с датой: «1812». Публикация Н. В. Соловьева. Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу. Д ати р у ется: не позже 3 августа 1812 г.

Стихотворение обращено к Е.А.Протасовой (урожд. Буниной; 1770—1848), матери Маши и Саши Протасовых. Год создания стихотворения определяется из контекста: в ст. 9 указан возраст Жуковского—29 лет в момент его написания. Так обозначаются крайние даты: 29 лет Жуковскому исполнилось 29 января 1812 г., разрыв отношений с Е. А. Протасовой и удаление из ее дома произошли 3 августа 1812 г. Сам тон обращения Жуковского к Е. А. Протасовой исключает возможность написания комментируемого стихотворения после этих событий.

Ст. 29—30. А скучных мертвецов II Оставим для баллады…— Вероятно, имеется в виду баллада «Светлана», над которой Жуковский работал в 1808—1812 гг. В «Светлане» варьируется мотив мертвого жениха, на котором выстроен сюжет бал-

591

лады Бюргера «Ленора», переведенной Жуковским еще в 1808 г. Баллада «Светла-на» посвящена младшей дочери Е. А. Протасовой—А. А. Протасовой-Воейковой.

О. Лебедева

К А. И. П.(лещеевой)

(«В час веселый всяк пророк!..») (С. 221)

Автограф (ПД. Р. I, оп. 9, № 9) — беловой.

Копия (ПД. № 27. 795 / CXCVIII.6.66, л. 5) —рукою М. А. Протасовой, с за¬главием: «К А.