мнению, лучшее произведение на российском языке» (Пушкин Василий. Стихи. Проза. Письма. М., 1989. С. 218). Василий Туманский назвал автора «Певца…» «летописцем битв народных» (Поэты 1820—1830-х годов. Л., 1972. С. 259). Николай Коншин писал о «Певце…»: «Эта поэма, по моему мне¬нию, достойная Георгия 1-й степени, делала со мной лихорадку» (РС. 1897. № 2. С. 275). Показательно, что в «Словаре древней и новой поэзии» Н. Остолопова (СПб., 1821. Ч. 2. С. 306—307, 323) строки из «Певца…» приводятся как «прекрас¬нейшие образцы (…) описания» и примеры «пиитического определения».

В 1822 г. появляется анонимное «Рассуждение о Певце во стане русских вои¬нов» (СПб., 1822. 66 с), большое критическое истолкование произведения Жуков-

599

ского. Его автор (как было установлено, М. А. Бестужев-Рюмин), восторженно го-воря о «кисти Поэта-Живописца» (С. 50), в заключение своего опыта констатиру¬ет: «Певец во стане русских воинов должен жить вместе с воспоминанием того време¬ни, которое останется в веках блистательнейшим украшением отечественной сла¬вы, а достопамятными и беспримерными событиями своими неизгладимым па¬мятником в летописях Отечественной истории» (С. 66).

В. Г. Белинский во второй статье из цикла «Сочинения Александра Пушкина», несмотря на упреки автору «Певца…» в отсутствии «даже чувства современной действительности» и наличии «признаков реторики», вынужден был признать: «„Певцу во стане русских воинов» Жуковский обязан своею славою: только через эту пьесу узнала вся Россия своего великого поэта; и это произведение было весь¬ма полезно в свое время» (Белинский. Т. 7. С. 186).

Столь же активно текст «Певца…» входит в русское общественное сознание. По замечанию Ц. С. Вольпе, «характеристики героев были подхвачены и сдела¬лись крылатыми словами» (История русской литературы. Т. 5. С. 369), «стало обычным статьи об участниках Бородинского сражения начинать с цитации сти¬хов из „Певца» (Стихотворения. Т. 1. С. 368). Свидетельством этому могут стать материалы журналов РВ и СО за 1813 г., а также многочисленные подражания Жуковскому, использующие форму „Певца…»» (об этом см.: Янушкевич А. С. Указ. соч. С. 14—16,21—22).

В начале 1820-х гг. «Певец…» получает европейскую известность. В 1820 г. он напечатан в немецком переводе К.-Ф. фон дер Борга (Poetische Erzeugnisse der Russen/ Ein Versuch von K. Fr. von der Borg. Bd. 1. Dorpat, 1820). В 1823—1826 гг. появляются английские переводы «Певца…»: в «Российской антологии» Дж. Бау-ринга (Specimens of the Russian Poets…V. 2. L., 1825. P. 59—91; под названием «The Minstrel in the Russian Camp») и в сборнике Уильяма Генри Сондерса (Poeti-cal Translations from the Russian Language / By William Henry Saunders. L., 1826. P. 17—47; под названием «The Bard in the Camp of the Russian Warriors»).

Сам Жуковский гордился титулом «певца во стане русских воинов» и в «Пись¬ме о Бородинской годовщине» (1839) замечал: «В армии многие повторяли моего „Певца во стане русских воинов», песню—современницу Бородинской битвы. Признаюсь, это меня тронуло до глубины сердца. Жить в памяти людей по смер¬ти не есть мечта: это высокая надежда здешней жизни. Но меня вспомнили зажи¬во, новое поколение повторило давнишнюю песню мою на гробе минувшего» (ПСС. Т. 12. С. 55).

Музыкальные переложения «Певца…» связаны с именами Д. С. Бортнянского и А. Н. Верстовского (см. выше).

В реальном комментарии приводятся все примечания Жуковского и Д. В. Даш¬кова к С 5.: примечания Жуковского—без подписи; Д. В. Дашкова—с инициала¬ми «Д. Д.» Как и в С 5, они даются постишно, в кавычках, курсивом.

Певец во стане русских воинов.— Начиная со второго (Дмитриевского) изд. Жу-ковский снабжал название подзаголовком (в скобках): Писано после отдачи Москвы перед сражением, при Тарутине. В С 1—5 подзаголовок перешел в отделенные от

боо

текста примечания и получил следующий вид: Автор писал эти стихи после отдачи Москвы, перед сражением при Тарутине, находясь в Московском Ополчении.

Ст. 35. «Погибнем! мертвым срама нет!» — «Древние летописи сохранили нам крат¬кую, но сильную речь Великого князя Святослава Игоревича к его воинам, на походе про¬тив греков. „Не посрамим земли Русская,—сказал он,—ляжем зде костьми: мертвии бо срама не имут!» Воины, одушевленные словами и примером вождя, устремились на мно¬гочисленного неприятеля и одержали победу. Д. Д.»

Ст. 37—38. И ты, неверных страх, Донской, IIС четой двух соименных…— «Великий князь Димитрий Иоаннович, избавитель России от постыдного рабства. Со времени не¬счастного сражения при Калке (1223) татары господствовали над князьями Российски¬ми, свергая их по произволению с престола, и, налагая тяжкие дани, Димитрий отмстил за сии поругания и, предводительствуя сам соединенными Русскими силами, истребил на берегу Дона несметное воинство Мамая. Он положил первое основание могуществу Рос¬сии, утвержденному потом великою четою соименных (Иоаннами III и IV) и вознесенно¬му на высочайшую степень Петром и Августейшими его преемниками. Д. Д.»

Ст. 42. Внимайте клич: Полтава!—«Сражение при Полтаве решило навсегда участь России. Обыкновенные последствия войны суть всеобщее опустошение и грабительства; но сей знаменитый день был виною благополучия многих миллионов, увенчав труды, подъятые Великим Петром для преобразования своего отечества. Дерзкий Карл, ворвав¬шийся в пределы Российские с непобедимым воинством, едва мог спасшие я бегством с не¬многими спутниками, в числе коих был изменник Мазепа, названный здесь братом вла¬дыки (Карла XII). Д. Д.»

Ст. 63—64. О горе! горе, супостат! ~ То грозный наш Суворов!—«Кому из современ¬ников наших неизвестны подвиги Российского Аннибала, преодолевшего самую природу на вершинах Альпийских? Потомство будет с удивлением читать в летописях беспристра¬стной Истории дела Вождя победы, грозы Оттоманов и Сарматов, избавителя Италии. Он скончал славные дни свои, но дух его еще предводит полками нашими и вливает новое мужество в сердца воинов. Д. Д.»

Ст. 81. Отчизне кубок сей, друзья! — «Воздав должную хвалу павшим героям, певец по¬свящает сей кубок любви к отечеству, столь славно ознаменовавшей народ Российский при нашествии свирепого неприятеля. Все состояния стремились наперерыв показать при¬верженность свою и Вере и Престолу. Дворянство образовало страшную рать из миролю¬бивых земледельцев и радостно проливало кровь свою, предводительствуя ими на поле чес¬ти; духовенство воссылало теплые мольбы ко Всевышнему о спасении благочестивого цар¬ства и вместе с купечеством спешило жертвовать имуществом своим общей пользе. По¬всюду хищный враг встречал непреодолимые препятствия, и гибельный для него конец войны доказал вселенной, сколь силен народ, исполненный пламенной любви к Государю и отечеству. Д. Д.»

Ст. 149. Хвала тебе, наш бодрый вождь!—«Имя князя Смоленского, спасителя Рос-сии, пребудет всегда незабвенным для истинных патриотов. В то печальное время, когда враги гнездились в древней столице, угрожая разрушить последний оплот вольности Евро¬пы, мудрый вождь не унывал духом и готовил достойную казнь гордыне их. С быстротою молнии перелетел он от берегов Москвы до Эльбы, расточив сонмища иноплеменных и ус¬тлав путь свой бесчисленными их трупами. Орлиный взор его измерял уже берега Рейна,

6oi

когда жестокая смерть, которой он столько раз подвергал себя во брани, сразила его на од¬ре болезни, посреди блистательного поприща. Но благодарное отечество, почтившее героя доверенностию своею, сохранит навеки память его вместе с бессмертною памятию По¬жарского; а мужественные воины, сражавшиеся под его знаменами, с гордостию некогда скажут юным товарищам и детям своим: „И мы были его сподвижниками, и мы мсти¬ли за Москву, обращенную в пепел неистовою злобою!» Д. Д.»

Ст. 157—158. О диво! се орел пронзил ~ Над ним небес равнины…— «У древних паря¬щий орел почитаем был предвестником победы; знамение сие не обмануло и нас на досто¬памятном Бородинском поле. Когда Российский вождь устроивал полки свои, орел проле¬тел над ним при радостных кликах воинов и был верным предтечею погибели врагов на¬ших. Д. Д.»

Ст. 174. Ермолов, витязь юный…— Речь идет об известном генерале А. П. Ермо¬лове (1777—1861), которому Жуковский в 1837 г. посвятит специальное четверо¬стишие, являющееся дарственной надписью на экземпляре первого тома С 4: «Жизнь чудная его в потомство перейдет…»

Ст. 177. Раевский, слава наших дней…— Имеется в виду генерал Н. Н. Раевский (1771—1829), который, согласно легенде, шел на французов, ведя рядом двух сво¬их малолетних сынов (опровержение этой легенды см.: Батюшков. Т. 2. С. 37). Этот стих, а также два варианта ст. 180: первоначальный — «с младенцами сына¬ми» и окончательный — «с отважными сынами» А. С. Пушкин обыграл в стихо¬творной «Записке к Жуковскому» (1819): «Раевский, молоденец прежний // А там уже отважный сын (…) Тебя зовет на чашку чаю // Раевский—слава наших дней».

Ст. 181. Наш Милорадович, хвала!..—Жуковский воспевает М. А. Милорадовича (1771—1825), ученика Суворова, генерала от инфантерии, будущего петербургско¬го генерал-губернатора (1818—1825), убитого 14 дек. 1825 г. на Сенатской площади.

Ст. 185. Наш Витгенштейн, вождь-герой…— Вся строфа, посвященная генералу П. X. Витгенштейну (1768—1842), командовавшему 1-м корпусом и прикрывав¬шему пути к Петербургу — отсюда «Петрополя спаситель», в первом изд. занимала две строки: «И Витгенштейн наш Арей! // Твердыня Петрограда…» Расширение характеристики генерала было вызвано следующими обстоятельствами: после смерти М. И. Кутузова он был назначен главнокомандующим русской армией и в первом же серьезном сражении, которым ему пришлось руководить, 20 апреля (5 мая) 1813 г. при Люцене, одержал победу, за что получил орден Св. Андрея Первозванного. В ответ на это событие Жуковский писал А. И. Тургеневу 20 мая 1813 г.: «Слава Витгенштейну! Первый шаг—победа. С ним Русская слава не по¬гибнет!» (ПЖТ. С. 102).

Ст. 198. Наш Коновницын смелый!..— Вся характеристика генерала П. П. Ко-новницына (1766—1822) первоначально была заключена в одном стихе: «Наш Ко-новницын смелый…» Свое отношение к генералу, тяжело раненному в сражении при Люцене, Жуковский достаточно эмоционально выразил в цит. выше письме к А. И. Тургеневу: «А Коновницын ранен! Храни его Русский Бог! Я этого человека обожаю. Воплощенная доброта и храбрость!» (ПЖТ. С. 102). Вероятно, к это¬му времени относится расширение характеристики генерала до одной строфы (ст. 197—208).

6о2

Ст. 209. Хвала, наш вихорь-Атаман…— Эти стихи, посвященные атаману дон¬ских казаков М. И. Платову (1751—1818), отзовутся в послании Жуковского «К Воейкову» (1814): «С смиреньем отдал ты поклон//Жилищу вихря-Атамана…»

Ст. 221. Хвала, наш Нестор-Бенингсон!…— Первоначально начальнику штаба ар-мии генералу Л. Л. Бенингсену (1745—1826) было посвящено две строки. Он на¬зван Жуковским Нестором (имя старейшего вождя греков в Троянской войне из «Илиады» Гомера), потому что по возрасту был старше других военачальников, участвовавших в Отечественной войне 1812 г.

Ст. 225. Хвала, наш Остерман-герой…— Речь идет о генерал-лейтенанте и коман-дире 4-го пехотного корпуса графе А. И. Остермане-Толстом (1770—1857), кото¬рый, по замечанию его адъютанта, будущего писателя И. И. Лажечникова, «для стрел, откуда бы ни шли, смело выставлял грудь свою» (РВ. 1864. № 1. С. 308).

Ст. 227. И Тормасов, летящий в бой…—А. П. Тормасов (1752—1819), граф, гене¬рал от кавалерии, командующий 3-й резервной армией.

Ст. 229. И Багговут, среди громов…— Речь идет о генерал-лейтенанте К. Ф. Баг-говуте (1761—1812), командующем 2-м пехотным корпусом и убитом в Тарутин¬ском сражении. Жуковский к этим