заглавием: «Уединение» (РНБ, оп. 1, № 79, л. 8). В этом же списке находим «Послание к Дмитриеву о моем уеди¬нении» и статью «О уединении и общественной жизни писателя» (Там же).
Рудименты всех этих замыслов можно обнаружить уже в творчестве Жуковско¬го 1805—1806 гг. Мотив блаженного уединения прозвучит и в переводе «Опустев¬шей деревни» Голдсмита («О, дни преклонные в тени уединенья!..»), и в воль¬ной интерпретации басни Лафонтена «Сон Могольца» («Страна, где я расцвел в тени уединенья…»). В статье «Писатель в обществе» (ВЕ. 1808. Ч. 42. №22. С. 118—135) он создает гимн уединению: «Обязанность писателя привязывает его
619
к уединенному кабинету (…) Уединение делает писателя глубокомысленным (…) неприятность играемой в обществе роли прилепляет его час от часу более к уеди-нению (…) вселенная, со всеми ее радостями, должна быть заключена в той мир¬ной обители, где он мыслит и где он любит» (Эстетика и критика. С. 170, 171, 174, 176). «Уединение пусть будет главным театром его [писателя] действий, когда же¬лает произвести нечто полезное для общества» (Там же. С. 165),— решительно за¬являет Жуковский в своей программной статье «Письмо из уезда к издателю», от¬крывающей 1-й номер ВЕ за 1808 г. Примеры подобных рассуждений многочис¬ленны: В «Дневнике» (запись от 21 июля 1805 г.) он подробно развивает эти идеи в связи с чтением сочинения немецкого «практического философа» X. Гарве «Об уединении и обществе» (Дневник. С. 22—24), в письме к А. И. Тургеневу от 8 ян¬варя 1806 г. говорит о пользе уединения для творчества и прославляет Ж. Ж. Рус¬со, который «жил всегда в уединении» (ПЖТ. С. 22). «Уединение содействовало пробуждению музы Жуковского» (Резанов. Вып. 2. С. 317),— констатирует иссле¬дователь, говоря о творческой плодовитости поэта в период белевского уедине¬ния 1806 г. Одним словом, философия уединения определяет миросозерцание по¬эта и его творческое развитие на протяжении длительного периода, с 1805 по 1813 гг.
В послании «К Ив. Ив. Дмитриеву»(1813), говоря о гибели «пристани спокой¬ной», московского дома Дмитриева, в пожаре 1812 г., Жуковский вспоминает о времени, когда «… эгоист спокойный, // Под тенью в полдень знойный, // С подру¬гою мечтой // Делил уединенье…» Это послание, созданное в апреле—начале мая 1813 г., находится в рукописи (см. автограф) непосредственно за «Уединением», а в копии — перед ним, и по своему общему пафосу, характеру стиха (трехстопный ямб) не просто соотносится с ним, составляя как бы поэтическую дилогию под за¬главием «Послание к Дмитриеву о моем уединении», но и является реализацией давнего замысла (см. выше список задуманных сочинений).
Это соображение подкрепляется и подзаголовком «Отрывок», которым Жуков¬ский сопроводил стихотворение при первой публикации и сохранил во всех при¬жизненных изданиях. Показательно, что в С 4 вслед за стих. «Уединение. Отры¬вок» идет послание «К Ив. Ив. Дмитриеву», написанное в 1831 г.
Сам характер текста, насыщенного необычным даже для Жуковского количе¬ством слов-курсивов: «уединение», «страх», «молчание», «мечтанье», «скука», «ти¬шина», «хариты», «аониды», «наука», «труд», «отдых» и т. д., позволяет говорить о стих. «Уединение» как о программном, своеобразном поэтическом итоге его фило¬софии уединения.
Ст. 65—67. Вчера—воспоминанье, II И Ныне—тишина, II И Завтра—упова¬нье…— Ср. со стих. «Моя тайна» (1805):
Вам чудно, отчего во всю я жизнь мою Так весел? Вот секрет: вчера дарю забвенью, Покою — ныне отдаю, А завтра — Провиденью!
А. Янушкевич
6ю
(К А. А. Плещееву)
Автограф (ПД. Р. 1,оп. 9, №15) — беловой. При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Соловьев. Т. 2. С. 111—112.
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу. Датируется: апрель-май 1813 г. (обоснование см. ниже).
Основанием для датировки послания служат ст. 42—44: «И твой пиит ~ Не ка-питан…», где упомянут военный чин, с которым Жуковский вышел в отставку: штабс-капитан. О производстве в чин Жуковский сообщал в письме А. И. Турге¬неву от 9 апреля 1813 г.: «… Теперь остаюсь в нерешимости: ехать ли назад или остаться? Мне дали чин и наверное обещали Анну на шею, если я пробуду еще ме¬сяц» (ПЖТ. С. 98). О твердом намерении уйти в отставку и об окончании военной службы Жуковский писал Тургеневу 9 мая 1813.: «… я очень рад, что еще отселе не уехал: милиция наша распущена, и мне надобно скидывать мундир» (ПЖТ. С. 99) и в июле 1813 г.: «О службе моей, кажется, могу сказать, что она кончилась; полк мой будет к концу августа в Москве, где и распустится» (Там же. С. 103).
Ст. 3. Гали-Матвей!..— Каламбур, образованный из имени слуги А. А. Плещее¬ва Матвея и слова «галиматья», которым Плещеев и Жуковский называли свои шуточные стихи. Вероятно, послание Жуковского написано в ответ на стихи Пле¬щеева, переданные ему с Матвеем. Известно о написании около 1815 г. А. А. Пле¬щеевым комической оперы «Galimathias» по мотивам водевиля М.-А. Дезожье «Je fais mes farces» («Я проказничаю»), которая в 1819 г. была даже поставлена в Пб. французской оперной труппой (см.: Глумов А. И. Судьба Плещеевых. М., 1982. С. 208, 239—факсимиле титульного листа партитуры). Само слово «галиматья» восходит к средневековой латыни: «ballimathea» — неприличная, безнравственная речь. В старофранцузском «galimafree» и староанглийском «gallimafrey» — куша¬нье, смешанное из разных остатков и обрезков. По поводу происхождения более современного значения слова «галиматья» — бессмыслица, чепуха — существуют две апокрифические версии. Одна из них приписывает возникновение слова «га¬лиматья» со значением «путаница» ошибкам некоего французского адвоката, вы¬ступавшего в процессе о краже петуха у некоего Матвея (Mathieu) в латинских грамматических формах: «gallus Mathiae»—«петух Матвея» и «galli Mathias» — «Мат¬вей петуха». Другая версия связывает слово «галиматья» с именем легендарного парижского врача Гали Матье, который лечил своих пациентов смехом и вызывал его анекдотами и бессмысленной болтовней. Судя по тому, что далее в посла¬нии Жуковский уподобляет свои стихи лекарству (ср. ст. 21—25: «Чтоб я лечил ~ Бессонных род», ему была известна именно эта версия возникновения слова «га¬лиматья».
Ст. 9. Гали-Максим.— Еще один каламбур от слова «галиматья» и имени слуги Жуковского Максим (см. примеч. к стих. «Максим»), с которым Жуковский отпра¬вил Плещееву это послание.
621
Ст. 12. На двух стопах…— Здесь обозначен метр данного послания—двухстоп¬ный ямб.
Ст. 28. Что аплике…— От фр. 1’applique — накладка, накладное серебро. Этот и следующие стихи — образец галиматьи.
Ст. 32. …Мовильои…— Имеется в виду Осип Букильон, управляющий А. А. Пле-щеева. И. М. Семенко видит в этом антропониме каламбур на основе имени управ-ляющего и слов: «mauvais» (плохой), «mauviette» (тщедушный человечек) и «bou-quin» (старый козел, заяц). См.: СС 2. Т. 1. С. 426.
Ст. 38. Меркурий твой…— Меркурий в греческой мифологии — вестник богов (греч. имя — Гермес); здесь — посланный Плещеева.
О. Лебедева
К Плещееву
(«Напрасно я, друг милый, говорил…») (С. 266)
Автограф (РНБ, оп. 1,№14, л. 121) — беловой. При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Бумаги Жуковского. С. 38
Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу. Датируется: начало 1813 г.
Стихотворение датируется 1813 г. на основании расположения в рукописи. Вероятно, оно было создано вскоре после возвращения Жуковского 6 января 1813 г. в Муратово. Это четверостишие своеобразная реплика к известному «По¬сланию к Плещееву. В день Светлого Воскресения», написанному 21 апреля 1812 г. Ср.: ст. 194 «Послания…»: «Растает враг, как хрупкий вешний лед!..» и ст. 4 «К Плещееву»: «Ведь не растаял он — застыл». Здесь идет речь о событиях, связан¬ных с наполеоновской кампанией. Изгнание французской армии из пределов Рос¬сии зимой 1812 г. (в декабре) определяет своеобразный каламбурный характер реплики. Стихотворение является продолжением прервавшейся стихотворной переписки Жуковского и Плещеева, «двух поэтов на двух языках» (см. примеч. к «Посланию…»).
И. Поплавская
Рай
(«Есть старинное преданье…») (С. 266)
Автограф (РНБ, оп. 1,№14,л. 121) —беловой. При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Бумаги Жуковского. С. 37 (ст. 1—10) Впервые полностью: РА. 1900. Кн. 3. № 10. С. 196. Печатается по тексту РА, со сверкой по автографу. Датируется: начало 1813 г.
622
По положению автографа в рукописи и содержанию стихотворение относится к началу 1813 г. После возвращения Жуковского из действующей армии 6 января 1813 г. он воспринимает окружающую жизнь в Муратове как своеобразный ост¬ров надежды. Стихотворение «Рай» отражает новые иллюзии поэта.
Общеэстетическая проблематика в жизнетворчестве Жуковского приобретает символический характер. «Старинное предание», восходящее к библейской леген¬де о сотворении мира, приобретает у него одновременно и бытовой характер. Рай, «трех ангелов обитель» для Жуковского—это прежде всего Муратово и его обитатели — Е. А. Протасова и ее две дочери. Ср.: «Аркадии ты нам милее, // В те¬бе и тихо и светло, // В тебе веселье веселее, // Муратово—село». И позднее, вспо¬миная о днях молодости, Жуковский замечал: «Муратово—это место, где проте¬кал мой золотой век» (С. 7. Т. 6. С. 513—514). Образ «двух ангелов прелестных» возникает и в стих. «Добрая мать», адресованном к Е. А. Протасовой. Атмосфера муратовских шутливых изданий, жизни в доме Протасовых, наконец, любовь к Маше—все это вдохновляло Жуковского в первой половине 1813 г. и вселяло на¬дежды на продолжение «райской жизни». В этом смысле стих. «Рай» соотносится с другими произведениями этого периода — «Обет», «Первое июня 1813» и др.
И. Поплавская
(«Путь жизни мне открыт…») (С. 267)
Автограф (РНБ, оп. 1,№14, л. 124) — беловой. При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Бумаги Жуковского. С. 38 (ст. 1—8) Впервые полностью: РА. 1900. Кн. 3. № 10. С. 195. Печатается по тексту РА, со сверкой по автографу. Датируется: первая половина 1813 г.
По расположению автографа в рукописи и по содержанию стихотворение при-мыкает к другим произведениям, написанным в первой половине 1813 г. и отра¬жает историю отношений Жуковского с семейством Протасовых.
И. Поплавская
Первое июня 1813
(«Вспомни, вспомни, друг мой милой…») (С. 268)
Автограф (РНБ, оп. 1, № 14, л. 124) — беловой, с заглавием: «Первое июня 1813».
При жизни Жуковского не печаталось. Впервые: Бумаги Жуковского. С. 39 (первая строфа). Впервые полностью: ПСС. Т. 2. С. 34. Печатается по тексту ПСС, со сверкой по автографу. Датируется: 1 июня 1813 г.
623
По всей вероятности, стихотворение обращено к М. А. Протасовой. Дата созда¬ния, вынесенная в заглавие, определяет «память сердца» — воспоминание о 1 ию¬ня 1812 г.
1 июня—день рождения А. А. Плещеева, обычно торжественно отмечаемый в Черни. Но в истории отношений Жуковского с Машей Протасовой этот день имел и какой-то другой смысл. В письме к А. П. Киреевской из Дерпта от 1 июня 1815 г. Маша, в частности, сообщает: «Сегодня, 1 июня, может быть, ты вместе с моими милыми Плещеевыми, и вы все думаете часто об нас—Бог с вами, мои го¬лубчики!» (УС. С. 146). «1 июня» в письме выделено курсивом, что позволяет предполагать его особое значение. Во всяком случае, накануне скандала и реши¬тельного
