противное той пользе, которую принести хочешь, и до-казывающее один только эгоизм, сокрытый под маскою правдолюбия. Сверх того, никто не позволит себя учить: это противно самолюбию, сле¬довательно бесполезно, потому что недействительно. Учи людей таким то¬ном, как будто бы от них сам желаешь научиться. Заставь их самих сказать то, что бы желал сказать им. Говорить правду другу другое дело.
§ 2. Главная обязанность человека есть быть честным. Счастие, наслаж¬дения, чувствительность, твердость характера и пр. и пр. зависят более от темперамента и обстоятельств; честность зависит от него самого.
§ 3. К началу генваря или марта 1806-го года я должен выплатить поло¬вину теперешнего своего долга и положить за правило более не делать долгу ни на полушку, не брать ни у кого денег, кроме тех, которые получу от Ан-тонского для путешествия2. Путешествовать 3 года, с половины 1806 до половины 1809-го года. Возвратясь, начать выдавать журнал; продолжать это издание четыре года, в которые выплатить весь свой долг. Потом при¬няться за какую-нибудь важную работу, такую, которая бы принесла пользу и сделала бы меня более известным в литературе. Если ж не поеду путеше¬ствовать, то к концу 1806-го года расквитаться со всем моим долгом; взять с начала 1807-го года издание журнала3; выдавать его четыре года, некото¬рую часть денег проживать, другую откладывать, а по окончании журнала, как сказано, приняться за что-нибудь важное и посвятить себя совершен¬но литературе. В продолжение четырех лет издания журнала могу скопить и отложить тысячи четыре (заплатя и долг), которые с моим теперешним капиталом составят 11 тысяч; отдав их в Восп(итательный) дом, буду полу¬чать 500 рублей годового дохода, верного, чистого, к которому всякий год могу присоединять работою 500 рублей. Откладывая по тысяче на год, в де¬сять лет могу иметь двадцатитысячный капитал, или верный доход по ты¬сяче рублей на год.
Вот мой план; сбудется ли он, не знаю. С моей стороны я должен упо¬требить для его исполнения прилежность, постоянное терпение, расчетливую бережливость и умеренность в образе жизни. Но в продолжение этого времени может быть столько перемен! И каких перемен! Счастливых ли, не¬счастливых ли? — как знать! Но я не требую слишком многого. Хочу спокой¬ной, невинной жизни. Желаю не нуждаться. Желаю, чтобы я и матушка были не несчастны, имели всё нужное. Хочу иметь некоторые удовольствия, воз¬можные всякому человеку, бедному и богатому, удовольствия от занятий, от умеренной, но постоянной деятельности, наконец от спокойной, порядочной семейственной жизни. Почему бы этому не исполниться? Проведя три года в путешествии, в свободе самой неограниченной, возвращусь домой, начну трудиться, трудом получать свое пропитание и вместе удовольствие; чтение, садоводство и — если бы дал Бог — общество верного друга или верной жены будут моим отдохновением. Иногда, в положенное время, буду ездить в Мос-кву, если не переселюсь в нее совершенно, для свидания с знакомыми или для дел своих и проч. Избави меня, Боже, от больших несчастий, и я не буду искать большого счастия! Спокойная, невинная жизнь, занятия, для меня и для других полезные или приятные, дружба, искренняя привязанность к мо¬им ближним друзьям и, наконец, если бы было можно, удовольствие неко¬торых умеренных благодеяний — вот все мои требования от Провидения!
§ 4. Каков я? Что во мне хорошего? Что худого? Что сделано обстоятель¬ствами? Что природою? Что можно приобресгь и как? Что должно исправить и как? Чего не можно ни приобресгь, ни исправить (то есть, есть ли что во мне такое)? Какое счастие мне возможно по моему характеру? Вот вопросы, на решение которых должно употребить несколько (много) времени. Они будут решаемы мало-помалу, во всё продолжение моего журнала.
§ 5. / июля 1805, ввечеру. Я нынче в каком-то приятно-унылом располо¬жении. Не думая ни о чем, задумчив. Мне приятно было смотреть на отда¬ления, покрытые вечернею тенью. Эта неясность и отдаленность всегда имеет трогательное влияние на сердце: видишь, кажется, будущую судьбу свою неизвестную, но не совсем незнакомую. Какое-то тайное предчувствие говорит о ней и обнаруживает ее неявственно за прозрачным занавесом4. Ничего не может быть приятнее этих трогательных минут, когда сердце полно— чем? не знаешь! Всё тогда действует на тебя гораздо живее. Гля¬дишь с чувством на небо; хотел бы всякую минуту броситься на колена! Любишь Бога, то есть сильно Его чувствуешь. В минуту счастия и внутрен¬него наслаждения, которое одно может назваться счастием, находишь себя гораздо добрее, готовее на всё прекрасное и необыкновенное. Вспомина¬ешь о прошедшем с некоторою сладкою меланхолиею. Жизнь представля¬ется в самом привлекательном виде, потому что сильно ее чувствуешь; все почти предметы приятны, потому что наша чувствительность, в ту минуту слишком наполняющая сердце, на них изливается и украшает их в глазах наших. Всё изменяется вместе с нами: всё прекрасно, когда наша душа в сво¬ем натуральном расположении, довольна и спокойна; всё мрачно и непри¬ятно, когда душа наша в волнении, в борьбе с собою, в неудовольствии. Счастие не иное что, как сие тихое, ясное состояние наше, продолженное на всю жизнь или по крайней мере на большую часть жизни. Итак, оно не совершенно зависит от посторонних вещей, которые, однако, не могут не иметь на него влияние. Душа человеческая сперва образуется влиянием окружающих ее предметов, потом уже сама имеет на них влияние, то есть несколько времени бывает страдательною, потом делается действительною, получит постоянный, твердый образ. Но и в сем своем положении она ос¬тается в зависимости от внешнего, хотя имеет уже свою силу и волю. Здо¬ровье тела, достаток или недостаток в необходимых потребностях и удо¬вольствиях жизни, приятность или неприятность воздуха, обстоятельства попеременно делают на нее впечатления: от нее только зависит принимать их с большею или меньшею чувствительностью, или, справедливее сказать, исправлять сии впечатления.
§ 6. Июля 4-го. Вчера и нынче я думал о своем характере. Не знаю точ¬но, как определить его. Я очень мало размышлял в связи, и думаю, что еще долго порядочно размышлять не буду. Без размышления себя не узнаешь; не познав себя, не исправишь своих недостатков. Буду замечать себя по частям, и потом из сих частных замечаний сделаю общее заключение.
§ 7. Без размышления, кажется мне, нельзя быть чувствительным. Что та¬кое чувствительный человек, — я говорю не горячий, не вспыльчивый, что иногда есть не иное что, как эгоизм, который всё к себе относит и всем, толь¬ко к нему близким, трогается? Такой человек, который в некоторых обсто¬ятельствах и случаях очень быстро всё объемлет, в котором натуральное чувство служит вместо размышления, который видит результат вещи, не сделав по форме рассуждения. Быстрота, ясность ума, которых действие однако ж противно действию простого, методического размышления, жи¬вее, сильнее и прочнее. Впрочем, об этом надобно подумать хорошенько.
§ 8. Июля 9-го. Что со мною происходит? Грусть, волнение в душе, какое-то неизвестное чувство, какое-то неясное желание! Можно ли быть влюб¬ленным в ребенка?5 Но в душе моей сделалась перемена в рассуждении ее! Третий день грустен, уныл. Отчего? Оттого, что она уехала! Ребенок! Но я себе ее представляю в будущем, в то время, когда возвращусь из путеше¬ствия, в большем совершенстве! Вижу ее не такою, какова она теперь, но такою, какова она будет тогда, и с некоторым нетерпением это себе пред¬ставляю. Это чувство родилось вдруг, от чего — не знаю; но желаю, чтобы оно сохранилось. Я им наполнен, оно заставляет меня мечтать, воображать будущее с некоторым волнением; если оно усилится, то сделает меня луч¬шим, надежда или желание получить это счастие заставит меня думать о усо¬вершенствовании своего характера; мысль о том, что меня ожидает дома, будет поддерживать и веселить меня во время моего путешествия. Я был бы с нею счастлив конечно! Она умна, чувствительна, она узнала бы цену семейственного счастия и не захотела бы светской рассеянности. Но может ли это быть? К. А.6, если не ошибаюсь, дала мне что-то предчувствовать. Но родные? Может быть, они этому будут противиться? Кто ж родные? Один В.7 и одна М.8! Неужли для пустых причин и противоречий гордости К. А. пожертвует моим и даже ее счастием, потому что она конечно была бы со мною счастлива: моя первейшая цель есть наслаждение семействен¬ною жизнию; я бы нашел или стал бы искать средства ею наслаждаться; я бы не стал терять в суетных, ничтожных исканиях драгоценной жизни: ли¬тература была бы моим занятием, любовь жены и любовь к ней, самая не¬жная и спокойная, отдохновением; спокойствие и счастие окружающего меня счастием, наградою. Родные меня конечно бы не отяготили; я бы стал жертвовать им малейшею частию своего времени, и то для рассеяния. Я бы был счастлив дома, с моею женою, с К. А., с моими ближайшими: тогда бы деятельность моя увеличилась, я имел бы тесные связи, я знал бы, что лю¬бим прямо и имею право на любовь сию, то есть могу считать ее не милос-тию, но ответом на мою любовь, последствием моей любви. Мне кажется, что я ревнив; это есть следствие подозрительности в характере, эгоизма, ко¬торый всё к себе относит. Научившись любить жену для нее, не исключи¬тельно для себя, отучусь от ревности: любя жену, будешь любить и все ее удовольствия, следовательно не ограничишь ее одним беспрестанным к себе вниманием, дашь ей свободу, видя, что всегда и всему предпочтен ею. Всё, что на минуту отвлекает ее мысли от тебя, не есть ни холодность, ни изме¬на, но простая, всем естественная, рассеянность, простое желание всем пользоваться. Неужели всякую минуту можно занимать кого-нибудь собою? Итак, должно один раз навсегда увериться, что любим искренно и перед всем предпочтительно, и быть спокойным. Удерживать жену принуждени¬ем, когда не мог привязать ее к себе любовию, почитаю безумством. Дове¬ренность, совершенная доверенность и уважение к своему другу, вот глав¬ные подпоры супружеских связей: излишние требования их ослабляют, потому что делают их тягостными, они производят притворство или по крайней мере принуждение. Ревнивый любит только для себя; он хочет всякую минуту занимать собою, всякую минуту быть присутственным, что не натурально и не может не быть тягостным, если сделается принужден¬ным. Ревность причиняет то, чего боится. Как же отучить себя от ревнос¬ти? Я разумею здесь неосновательную ревность. Та, которая имеет причину и оправдывается поступками любимого человека, есть натуральное след¬ствие любви и неотвратима. Я говорю о той, которая происходит от беспо¬койного, подозрительного характера, который всё увеличивает или пред¬ставляет в черном виде. Думаю не иным чем отучить, как размышлением, как искоренением самым скорым всякого беспокойного чувства при его рождении, как беспрестанным уверением себя в
