Gray Thomas. The poems. L., 1814 (Описание. № 1171).

737

Возможно, к этому времени оно уже было в библиотеке поэта, но, разумеется, не раньше самого конца года.

Ст. 1. Не имею я кирхгофа…— Kirchhof (ней.) — кладбище. Речь идет о стихотво-рении Т. Грея «Элегия, написанная на сельском кладбище», входящем в состав то¬мика его произведений и еще в 1801 г. переведенном Жуковским.

Ст. 2. Он во власти у Фриофа…—Доктор Фриоф (Fruauf Johann Ludwig Wil-helm; Иван Федорович; 1765 — после 1826) — по национальности немец, военный врач, переводчик, художник и поэт-дилетант. В составе библиотеки Жуковского сохранился изданный в Петербурге в 1819 г. сборник его переводов из русской поэзии: Gedichte verschiedenen russischen Dichtern, nachgebildet von Dr. Johann Ludwig Wilhelm Friiauf. St.-Petersburg, 1819 (Описание. № 1061). В предисловии к книге Фриоф изложил обстоятельства, при которых он оказался в Муратове: буду¬чи военным врачом и служа в передвижном госпитале во время кампании 1812 г., Фриоф вместе со своим корпусом на марше из Калуги через Серпухов, Тулу и Мценск в Орел заболел тифом и был оставлен в военном госпитале г. Орла. В Ор¬ле он познакомился с Е. А. Протасовой, которая забрала его в Муратово, и там, после выздоровления, Фриоф прожил два года—1813 и 1814. Переводы на не¬мецкий язык стихотворений русских поэтов — своеобразная дань благодарности семейству Протасовых (сборник завершается оригинальной одой «Muratovo, das Landgut der Frau Katherina Afanasievna v. Pratassov im Jahre 1814» — «Муратово, имение г-жи E. А. Протасовой в 1814 г.»). В состав сборника вошли переводы сти¬хотворений Жуковского «Пловец», «Добрая мать», «Светлане», произведения Дмитриева, Державина, Крылова. Известно также, что Фриоф перевел на немец¬кий язык «Элегию» Андрея Тургенева (ПЖТ. С. ИЗ), но этот перевод в сборник не вошел. В письме Жуковского А. Ф. Воейкову от 20 февраля 1814 г. упомянут портрет последнего, нарисованный Фриофом. В первой половине 1814 г. Жуков¬ский через Д. А. Кавелина, управляющего Медицинским департаментом, хлопо¬тал, вероятно, об устройстве Фриофа на службу (РА. 1900. Кн. 3. № 9. С. 23, 28, 31). Судя по тому, что сборник переводов Фриофа напечатан в типографии особой канцелярии Министерства полиции, Фриоф получил место в этом ведомстве. Пос¬ле выхода в отставку, в 1826 г. он был принят в Публичную библиотеку на долж¬ность библиотекаря. В Онегинском собрании ПД (муз. и. 4315/4) сохранились многочисленные рисунки Фриофа—иллюстрации к произведениям Жуковского (см.: «Тень Пушкина меня усыновила…»: Музей А. Ф. Онегина. Каталог выставки. СПб.; Болонья; Кембридж, 1997. С. 76—77).

О. Лебедева

738

1815

Пред судилище Миноса

(С. 394)

Автографы:

1) РГАЛИ, оп. 1, № 13, л. 25 — черновой, с заглавием: «Пред судилище Мино¬са» и датой: «1 января». Строфы пронумерованы от 1 до 12. Сбоку список персона¬жей: [баран], собака, корова, петух, кошка, ворон, попугай.

2) РНБ, оп. 1, № 26, л. 44—черновой, с тем же заглавием, на бумаге с вензелем Николая I, напоминающий и по характеру почерка, и по типу бумаги (двойной лист) автограф «Ночного смотра» (1836).

Копи и:

1) РНБ, оп. 1, № 15, л. 68 — рукою А. А. Воейковой, без заглавия; идентична автографу № 1.

2) РГБ, Елаг. 16.53 — рукою А. П. Елагиной; идентична автографу № 1. При жизни Жуковского не печаталось.

Впервые: РА. 1864. № 10. Стб. 1029—1032 (по автографу № 1). Печатается по тексту первой публикации. Датируется: 1 января 1815 г.

Стихотворение завершает цикл долбинских стихотворений и является проло¬гом к арзамасской поэзии. Как убедительно доказал Ц. С. Вольпе, стихотворение Жуковского является пародией на творчество Д. И. Хвостова, на его басни и притчи (Стихотворения. Т. 2. С. 524). Уже в «Арзамасе» Жуковский 11 ноября 1815 г. выступал с речью «в честь Хвостова», «покойника из «Беседы», где говори¬лось о горестном собрании «скотов» (осла, лягушки, собаки, свиньи и др.) по по¬воду смерти Хвостова (см.: Арзамас—2. Т. 1. С. 292—294). «Что стихотворение связанно именно с борьбой против „Беседы», подтверждает и опубликованный М. Лонгиновым стихотворный „Разговор в царстве мертвых» неизвестного авто¬ра, высмеивающий членов „Беседы» (Совр. 1857. Май. С. 65). Здесь действие про¬исходит также пред судилищем Миноса. Наконец, напомню о „Видении на брегах Леты» К. Н. Батюшкова» (Стихотворения. Т. 2. С. 525).

Вопрос об автографе № 2 остается открытым. Несмотря на его очевидное бо¬лее позднее происхождение по сравнению с текстом 1815 г., можно только пред-положительно говорить о времени его создания—1836 г. (Стихотворения. Т. 2. С. 524). Вполне возможно, что он предназначался для С 4, появившегося в 1835 г., и тогда датировка должна быть более ранней. По сравнению с автографом 1815 г. редакция 1830-х гг. принципиальных изменений не претерпела: в целом и ее па¬фос, и общая композиция остались теми же. Правка коснулась характеристики от¬дельных персонажей, общего объема и порядка строф: были убраны 2, 5 и 7 стро¬фы, строфы 10, 11, 12 стали соответственно 7, 4, 6. Наибольшим изменениям под¬верглась 8 строфа—характеристика кота. Ср.:

739

Первая редакция

Я котом служил на свете И имел одно в примете: Бил мышей и сыр таскал; Этот грех, по чести, мал.

Вторая редакция

Я, Минос, не очень грешен, Я бывал с мышами бешен, А с людьми бывал и плут; Васька-кот меня зовут.

А. Янушкевич

Ареопагу

(«О мой Ареопаг священной…») (С. 396)

Автограф (РГАЛИ, оп. 1,№ 13, л. 26—27) — черновой, с датой: «4 января». Копи и:

1) РНБ, оп. 1, № 15, л. 69—69 об.—рукою М. А. Протасовой (ст. 1—67).

2) РНБ, оп. 1, № 26, л. 17—19 об.—рукою А. А. Протасовой. При жизни Жуковского не печаталось.

Впервые: РА. 1864. № 10. Стб. 1035—1044.

Печатается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу. Датируется: 4 января 1815 г.

Стихотворение завершает цикл долбинских стихотворений и по своему харак¬теру является разновидностью «стихотворной критики», ярко проявившейся в по¬сланиях Жуковского к В. Л. Пушкину и П. А. Вяземскому. Именно в этих посла¬ниях формируются важнейшие принципы «школы гармонической точности» (об этом см.: Гинзбург Л. Я. О лирике. Л., 1974. С. 35—36).

Стихотворение «Ареопагу» стало ответом Жуковского на те замечания, кото¬рые были вызваны его посланием «Императору Александру». Как явствует из эпи-столярных источников, готовя текст послания к печати, Жуковский обращается к своим друзьям, будущим арзамасцам, с просьбой оценить этот труд.

1 декабря 1814 г. он пишет из Долбино к А. И. Тургеневу: «Ты ждешь от меня плана моего Послания к Государю, а я посылаю тебе его совсем написанным. Первое условие: прочитать вместе с Батюшковым, с Блудовым, с Уваровым и, ес¬ли он состоит налицо, с Дашковым. Что найдете необходимым поправить — по¬правляйте. Пока пишу, по тех пор мараю сколько душе угодно, и могу марать; на¬писал— всему конец! (…) Не знаю, удалось ли. Мне нравится, другим нравится; но надобно, чтобы вам, мой священный ареопаг, против которого нет апелляций, понравилось! (…) Судьбу этого Послания передаю в руце твои…» (ПЖТ. С. 130—131).

В 10-х числах декабря петербургские друзья, члены Ареопага, прочитали по¬слание Жуковского. Уже 20 декабря С. С. Уваров писал автору послания «Импе¬ратору Александру»: «Jo! triumphe! Прекрасно! Прекрасно! — Чувства возвышен¬ные, мысли глубокие и сильные, похвала благородная и смелая; язык поэта. Еще раз: прекрасно! — Примите, любезный Василий Андреевич, истинную мою благо¬дарность за те приятные минуты, которыми я был одолжен. Мы читали ваше По¬

740

слание с предубеждением, но вместе и с разборчивостию дружбы, и кроме малого числа слов и двух или трех незначащих стихов, мы все одобрили. Мы с Тургене¬вым подумаем о лучшем способе представить ваше прекрасное произведение Го¬сударыне Императрице. Он вас обстоятельно о сем уведомит» (РА. 1871. Стб. 0163). Почти одновременно в письме А. И. Тургеневу от 20—21 декабря свои «замеча¬ния на стихи Жуковского» сообщил К. Н. Батюшков (Батюшков. Т. 2. С. 315—317; см. ниже), а в письме от конца декабря замечал: «Счастливы мы, что имеем такое дарование в наше время; а мы, твои приятели, еще счастливее: это дарование на¬гие, ты наш—ты любишь нас» (Там же. С. 317). Им вторил А. И. Тургенев: «Чем более читаю я твое послание, тем более красот открываю, особливо во второй по¬ловине его. То же заметил за собою и строгий Батюшков. Блудов пророчит, что ты будешь певцом века освобождения и принадлежать славе Александра, как Виргилий принадлежит Августу, Державин Екатерине» (ПД, ф. 309, № 4713. цит. по: Гиллельсон М. И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. Л., 1974. С. 53).

В ответ на эти отклики и замечания и родилось 4 января 1815 г. стихотворе¬ние «Ареопагу», о котором Жуковский в письме А. И. Тургеневу сообщал: «Прило¬женное письмо отдай Уварову. Писать некогда. Опоздал оттого, что вздумал вам отвечать стихами. Прошу их не критиковать, потому что они написаны нынче по¬утру, как письмо на почту. Они принадлежат Ареопагу. К тебе, Блудову и Батюш¬кову буду писать особенно. Письма ваши все получил. Они придали мне жизни. Славно иметь таких товарищей» (ПЖТ. С. 134). 5 января Жуковский сообщает С. С. Уварову: «Пишу к вам оттого так мало, что меня бес попутал писать ответ на замечания Батюшкова стихами. Как ни будь стихи — проза, все надобно было над ними возиться, и я боюсь опоздать на почту и, вероятно, опоздал» (РА. 1900. Кн. 3. № 9. С. 13). Именно в недрах этой переписки о послании «Императору Александ¬ру» рождалось то содружество, которое получит впоследствии название «арзамас¬ское братство» и которое определит литературно-эстетическую позицию «Арзамаса».

В черновых набросках самого зачина послания Жуковского читаем: «Судили¬щу моих стихов, // Священному ареопагу» (автограф № 2) — и эти стихи становят¬ся точкой отталкивания для определения нового содружества как «священного ареопага». Как явствует из истории публикации текста послания «Императору Александру» (ц. р. от 15 января 1815 г.), Жуковский многие предложенные по¬правки, в особенности замечания Батюшкова, учел в окончательной редакции.

«Ареопагу» — От холма Арея в древних Афинах, где происходили заседания суда, вершившего уголовные дела. Впоследствии — символ высшего суда.

Ст. 5. Малютка Батюшков, гигант по дарованью…— О смысле этой характери¬стики К. Н. Батюшкова см.: Кошелев В. А. Творческий путь К. Н. Батюшкова. Л., 1986. С. 11—28.

Ст. 30. Дерзнет ли свой листок он в тот вплести венец?..—.Комментируя этот стих, Батюшков писал: «Ужасный стих! (Замечание: я стану только выписывать дурные стихи; моя критика не нужна, он сам почувствует ошибки: у него чутье по-этическое)»— Батюшков. Т. 2. С. 315. Далее замечания Батюшкова приводим по этому изд., с указанием страницы в скобках. Согласившись с Батюшковым, Жу¬ковский оставил стих без изменения.

741

Ст. 39. Кто славы твоея опишет красоту!..— Замечание Батюшкова: «Стих хо-лодный, прозаический. Пусть поэт описывает славу Государя, увлеченный своим энтузиазмом, но никак не упоминает о слове описывать. Пусть его