так или иначе заключает. Это не значит, чтобы сама душа была материальная; это показывает только то, что она соединена тес¬но с нашим телом, которого все впечатления до нее доходят и служат, так сказать, материалами ее умственных зданий. Размышление есть следствие ощущения: без него оно быть не может так же точно, как строение без мате-риалов. Но это еще не значит, чтобы способность размышлять была резуль¬татом чувственных впечатлений; они только приводят ее в действие; без них она бездейственна. Способность мыслить есть дар природы, есть душа, не телесная, бессмертная; ум есть сия способность, образованная, приведенная в совершенство теми многократными действиями, которые в ней были про¬изводимы впечатлениями чувства. Душа во всяком человеке должна быть одна, потому что она есть существо бестелесное, проистекающее от одного источника, от Бога, но ее образование (происходящее от различия органи¬зации тела, в соразмерности с которым она получает и различные впечатле¬ния, даже одни и те же впечатления различно с другими душами) не одина¬ково. Итак, причины разнообразности умов должно искать в разнообразности телесного строения, и главная должность человека есть управлять посред¬ством ума чувственными впечатлениями или даже преобразовать их, и про¬чее и прочее. — У нас теперь Марья Ивановна Протасова. Как приятно ее слушать; нет ничего особенного в ее разговоре, но ум всё украшает. Б-а, ко¬торая у нас была14, казалась не на своем месте, связанною. Надобно уметь владеть собою, привыкнуть к этому, привыкнуть побеждать всякое чувство зависти в ту же минуту, в которую оно родится, чтобы не быть несчастным в присутствии тех людей, которые нас выше, т. е. выше умом, достоинствами. М. И. была ей в тягость. Она тотчас уехала. Несмотря на то, женщина, ка-жется, почтенная, хотя не особенная. Говорили у барона за столом о смире¬нии, то есть о таком качестве человека, которое не допускает его величаться своими достоинствами, а только относит их к Богу. Взглянув на картины, висевшие на стене, на которых написан дом одного дяди баронова, знатного человека15, я сказал, что барон не забывает старых друзей своих: эти карти¬ны видели в другом его доме, маленьком, тесном. Это слово заставило баро¬на сказать несколько фраз в похвалу своего смирения; он, может быть, вооб-разил, что я припишу его чванству это выставление картин, изображающих большие домы большого господина и его дяди. Он сказал, что не сам желал иметь их на стене своей, что получил, кажется, от тещи, что сохраняет из ува¬жения к ней, и прочее и прочее. Всему этому верю; но для чего это говорить, для чего бояться, чтобы меня не почли человеком тщеславным и суетным, когда я в самом деле ни тщеславен, ни суетен? Это опасение неприлично христианину, показывает одно самолюбие, беспокойное и робкое. Что нуж¬ды христианину до мнения, особливо до мнения молодого человека? Как много неосновательности в самых умных людях.
§ 17. Июля 17. Я смотрел на небо с каким-то особенным чувством: вооб¬ражал бессмертие! Как тот счастлив, кто всегда имеет перед собою сию ве¬ликую идею, кто нашел ее душою, в ком она запечатлелась неизгладимо! Сия уверенность в тленности земных вещей не есть ли тайное, врожденное в человеке доказательство бессмертия? Кто жалеет о мертвом, жалеет об одном себе: если бы он воображал своего потерянного друга жертвою ни¬чтожности, он бы ужаснулся, и порадовался внутренне тому, что он еще жи¬вет и чувствует. Но мы говорим о тех, кого мы лишились: я его не увижу! Не есть ли это в отношении к себе, а не к нему? Кто может быть несчаст¬лив, веря бессмертию? Что он теряет в жизни, которая сама ничто, кото¬рой потерею должно радоваться, потому что она приближает нас к нашей великой цели! Какая судьба! Бессмертие, вечное, радостное бытие, которо¬го подобие находим здесь в духовных наслаждениях! Что ж нас сделает спо¬собными наслаждаться бессмертием, как не сия привычка, здесь, в этой жизни, к мыслям, к чувствам благородным: они образуют душу, возвыша¬ют ее и предают бессмертию в новом, прелестном виде. Ах, если бы это чув¬ство укоренилось в душе моей! Как бы все несчастия были передо мною слабы! Может ли быть то ложно, что так возвышает душу, и может ли та душа быть не бессмертна, которая так может возвышаться! Я начинаю боль¬ше мыслить, следственно делаюсь способнее к своему усовершенствованию, способнее быть счастливым и здесь, и там. Там — какое слово, что под ним заключается! У меня на глазах слезы от сего слова! Друзья, надежды, радо¬сти, блаженство — всё там О, великое Существо, великое Существо, назна¬чившее человека быть бессмертным!
§ 18. Июля 17. Быть счастливым есть мыслить. В мыслях заключаются все наши наслаждения. Они возвышают, украшают душу. Сколько путеше¬ствие будет иметь на меня влияние! Как мысли мои разовьются и распро¬странятся!
§ 19. Июля 21. Читаю теперь Гарве: «Оуединении и обществе»™. Простой, ясный и приятный слог; порядок в предложении мыслей; справедливость мыслей, основанных на опыте. Виден человек, который в спокойном состоянии души, перед концом жизни, говорит о том, что заметил во всё время ее продолжения, говорит просто, без пристрастия. Гарве может на¬зваться настоящим практическим философом, то есть таким, которого фи-лософия может быть легко применена к человеческой жизни, потому что она основана на опыте, не есть умозрительная, произведенная одним умом, но есть следствие многих замечаний и многих опытов. — Уединение и общество могут действовать на образование ума, характера, наружности; бывают многих родов; имеют влияние, большее или меньшее, на счастие человека: вот содержание книги, которую теперь читаю. — О действии об-щества на образование ума. Ум образуется приобретением познаний и де-ятельностию. Предмет познаний (главнейший) есть человек; познавая дру¬гих, мы познаем самих себя больше или меньше. Наше внимание скорее обращается на людей, нежели на нас самих. Мы, сравнивая их достоинства и недостатки с своими достоинствами и недостатками, обнаруживаем их и объясняем. Мы должны выйти из самих себя, чтобы потом к себе возвра¬титься и себя яснее увидеть. Разнообразие характеров возбуждает наше вни¬мание; рассматривая каждый особенно, мы находим во всех что-нибудь об¬щее и в каждом что-нибудь ему принадлежащее; эта привычка рассматривать, наблюдать и помещать каждый характер в особенный класс, к которому он больше принадлежит, делает нас способными скорее и справедливее заклю¬чать о других людях. В уединении или в тесном кругу общественного обра¬щения, не имея перед глазами такого разнообразия, не видя примеров ни отменной добродетели, ни отменной испорченности, мы чувствуем какое-то однообразие, приобретаем какую-то леность духа, пустоту, недеятель¬ность и даже не обращаем внимания на те немногие характеры, которые перед нами и которые кажутся нам знакомыми, потому что всегда были нам видимы: напротив, множество отменных характеров приводит ум наш в движение, и сия самая деятельность облегчает наше наблюдение за чело¬веческою натурою. Человек есть учитель человека; первые познания полу¬чаем мы изустно, и конечно изустное наставление может почесться самым действительнейшим. Что говорят, понимаешь лучше, нежели то, что напи¬сано: в первом случае голос, движения руки, лица, всего тела передают яс¬ное понятие о предмете; когда же читаешь, видишь перед собою одни мерт¬вые буквы, знаки мыслей. Конечно, понятия, получаемые в разговоре, не так полны и подробны, как понятия, получаемые из книг, но зато они ощу¬тительнее, живее, короче: первые требуют большого напряжения ума, по-следние как будто сами на душе напечатлеваются. Из книг нельзя узнать людей так ясно и подробно, как из обращения с ними. Особенность харак¬тера, образа мыслей человека производит особенность в его разговоре и об¬хождении; замечая изменения лица его, движения его тела, жесты и прочее, получишь яснейшее о нем понятие; всё это должно исчезнуть в книге; для многих оттенков, почти незаметных, нет слов и выражений. Читанное не так живо напечатлевается в рассудке, как виденное и испытанное. В обществе встречаются люди, великие умом и характером; видя их, обращаясь с ними, привыкаешь к чувствам высоким и благородным: удивляясь добродетели, же¬лаешь быть сам добродетельным. Видя перед собою прекрасные примеры, хочешь им следовать, наблюдаешь за теми, кто их подает, узнаешь средства, которые они употребляют, сравниваешь себя с ними, узнаешь по сравнению, решаешься возвыситься, наконец, сам возвышаешься. Будучи принужден говорить перед людьми умными, красноречивыми, приучаешься выбирать свои выражения, предлагаешь свои мысли яснее, приятнее и больше их об¬думываешь. Сия осторожность приводит ум в большее напряжение, а сие частое, почти беспрестанное напряжение сообщает ему большую деятель¬ность и наконец его расширяет. В обществе приобретаешь многие познания. В обществе людей знатных, генералов, министров и всех приближенных к де¬лам государственным получаешь вернейшее понятие о происшествиях, о по¬литике настоящего времени: многие подробности, которых нет ни в каких книгах, сообщаются изустным преданием; в обществе частных людей узна¬ешь семейственные обстоятельства многих домов, их раздоры, причины их счастия, несчастия, их связи и прочее. Всё сие дает понятие вообще о людях. Общество дополняет многие познания, которые мы получаем в тишине ка¬бинета. Иногда одно выражение оригинальное, остроумное светского чело¬века решает наше сомнение в том или другом предмете. — Что такое обще¬ственная жизнь и что уединенная? Общественная жизнь умного человека есть деятельное сообщение со многими людьми разного ума, характера, состоя¬ния, звания. Много родов: семейство и друзья; большой свет и прочее. В пер¬вом мы существуем в тесной связи с его членами, бываем беспрестанно. В дру¬гом мы только играем известную роль, бываем временно. В первом ищем счастия, во втором удовольствия. В первом мы являемся в настоящем, нату¬ральном своем виде; во втором соображаемся с тою наружностию, с которой другие соображаются. Умный человек пользуется обществом, находит в нем удовольствие потому, что может в нем действовать умом, замечать людей, со¬бирать сии замечания, которые наконец составляют опытность. (Я говорю о таком обществе, в котором имеешь связь с членами, его составляющими: толпа, люди всякого звания, есть не иное что, как китайские тени.) Желание быть умным и заметным в обществе побуждает к образованию ума, научает выражать хорошо свои мысли и даже лучше мыслить. Одним словом, обще¬ство есть театр, на котором наши способности умственные и душевные дей¬ствуют. Уединение есть занятие самим собою, обдумывание того, что видел в обществе, изучение натуры, занятие какою-нибудь наукою.
§ 20. Теперь всё буду говорить с вами, ma chere татап17; до этого мес¬та мой журнал был писан для меня одного, теперь буду писать его для себя и для вас. Надеюсь, что мысль иметь вас своим свидетелем не уменьшит моей искренности; я буду говорить о себе с такою же откровенностью, с ка¬кою бы говорил самому себе, и может быть еще с
